Альбом колдографий

Утро ворвалось в приоткрытое окно прохладными струями свежего ветра. Словно невидимые пальцы коснулись самыми кончиками её щеки — легко, но ощутимо, — провели по задрожавшему бархату ресниц, — неуловимо, но так осязаемо, — что она, недовольно поморщившись, открыла глаза. Сон был изгнан из её тела этой несуществующей десницей прохлады, она знала, что не уснёт, даже если плотно сомкнёт свои веки со следами вчерашней чёрной подводки — не до смывания макияжа ей было перед сном, оказалась слишком занята кое-чем поважнее и куда более заманчивым. Она сладко потянулась, призывая расслабленные сном мышцы к работе, и на её губах появилась лёгкая, даже несколько осторожная улыбка. Будто бы на самом уголке её губ сидела невесомая бабочка по имени Счастье, и малейшее неаккуратное движение прогонит её прочь, но Гермиона не могла не улыбнуться, когда кончиками пальцев задела чье-то теплое тело, лежавшее рядом с ней. Он ещё спал, его дыхание было ровным, тихим, и она бы слушала песню его сна вечность, если бы только могла, но, стоит признать, неспящий он нравился ей куда больше. Гермиона бросила взгляд на циферблат его наручных часов — всего-то пять тридцать по утру. Слишком рано, он может спокойно поспать ещё пару часов, а вот ей нельзя позволить себе такую роскошь. Гермиона осторожно выбралась из кровати и тут же прикрыла окно. Не хватало ещё, чтобы Драко проснулся от холода. Некоторое время она просто разглядывала привычный, но в то же время словно незнакомый пейзаж за окном — так давно она не просыпалась в его спальне, не смотрела на склонившуюся к пруду кудрявую иву, что стала забывать, как прекрасен облитый светом восходящего солнца парк Малфой-Мэнора. Целых два месяца в страшной ссоре, без малейшей надежды на примирение, и, да, она жутко соскучилась по всему, по каждой мелочи, что связана с ним. Улыбка продолжала играть на губах, пока Гермиона жадно впитывала каждую деталь за окном, каждую безделушку, занявшую свое законное место на подоконнике. Это была одна из многочисленных его привычек, о существовании которых он, наверное, даже не задумывался, но любящее сердце Гермионы подмечало и трепетно хранило в себе всё это, всего его. Она обернулась, оперлась о подоконник и позволила себе, наконец, вдоволь насмотреться и на него. Воздух звенел тишиной, Гермионе казалось, что стук её сердца так громок, что вот-вот он разбудит мирно спящего Малфоя, и, будь оно так, он непременно был бы очарован ею, такой фантастически красивой в лучах солнечного света, но Драко не раскрыл глаза, лишь легонько двинул рукой по ещё теплой простыни — месту, где пару минут назад сладко спала Гермиона. — Что же мы чуть было не натворили, милый, — прошептала она одними губами, хранящими вкус его поцелуев, и на мгновение в её глазах отразился ужас осознания. Если бы не та случайная встреча вчера, то было бы уже поздно, не сгорели бы в ярком пламени камина заботливо подготовленные его секретаршей документы на развод, не поглаживала бы она сейчас пальцем обручальное кольцо, которое всё ещё обрамляло её безымянный палец, не носила бы она больше его фамилии… Гермиона зажмурилась и покачала головой — это в прошлом, осталось во вчерашнем дне, смыто терпким вином и навсегда должно быть забыто. Они вместе. Всё хорошо. Это самое важное. Окрылённая своей воскресшей любовью, она, набросив на плечи его немного помятую рубашку, пританцовывая отправилась в ванную — жизненно необходимо было освежиться, да и время бежало вперёд, не могла Гермиона просто взять и забить на свои обязанности, а любоваться Драко она сможет всю оставшуюся жизнь, в этом больше не было сомнения. В её душе царила небывалая лёгкость, отяжелевшие доспехи из проблем были сброшены, сломаны. Её тянуло на романтичные глупости, совсем как тогда, несколько лет назад, когда она точно так же проснулась в его постели в первый раз, и Гермиона решила, что ничего плохого не случится, если она поддастся этому совершенно несвойственному ей порыву — ведь и раньше поддавалась, и только рядом с ним она становилась такой… живой. Дверь цвета слоновой кости бесшумно отворилась, и Гермиона ступила на прохладный кафель ванной комнаты, бросила взгляд на своё отражение в зеркале — растрепанное, но такое счастливое! Она даже закрыла лицо ладошками и тихонько захихикала — так бывает, когда ощущаешь пьянящее счастье каждой клеточкой тела. Гермиона осторожно присела на бортик ванной и осмотрелась по сторонам, прикидывая, что бы такого милого для него сделать. Взгляд её снова упал на гладкую поверхность зеркала, и она поднялась, воровато оглядываясь на входную дверь, прислушиваясь — никак он уже проснулся и сейчас зайдет сюда, застанет её за такой глупостью и… нет, он не станет глумиться, да и Гермиона не боялась того, что её, обычно крайне собранную и рациональную, застанут за такой подростковой шалостью, просто не хотела, чтобы он раньше времени узнал о её маленьком сюрпризе. Она посмотрела в глаза своему отражению, заговорщически подмигнула сама себе и, прикрыв глаза, подула на зеркальную поверхность, которая сию же секунду подернулась дымкой крошечных капелек пара. Гермиона занесла руку и начертила на запотевшем зеркале кончиком пальца немного асимметричное сердце, от которого тут же побежали вниз крошечные капельки воды. Она нахмурилась — нарисованное сердце словно бы плакало, — но тут же отругала себя за излишнюю мнительность и сентиментальность — это ведь всего лишь законы физики, их никто не отменял. Гермиона поднесла палец к зеркалу снова, замерла, задумавшись, какое же послание хочет оставить ему, да ничего лучше банального I love u не шло на ум, вот только запотевшего стекла слишком мало… Гермиона снова подышала на зеркало, чуточку правее того места, где было нарисовано плачущее сердце, отстранилась, уже даже занесла руку, чтобы оставить своё признание для него здесь, на прохладном стекле, как вдруг для неё будто бы перекрыли кислород. Гермиона зажмурилась, замотала головой, но, когда она открыла глаза, ничего с поверхности зеркала не исчезло. Ни её свеженарисованное сердце, всё исчерченное следами зеркальных слез. Ни оставленная кое-кем ранее надпись. Невесомая бабочка, что притаилась у самого уголка её рта, упорхнула прочь, разрезая острыми крыльями несчастное сердце Гермионы. Её плечи опустились, ресницы намокли от быстро набежавших слёз. — Ночь была великолепна, милый, — хриплым голосом вслух прочитала Гермиона смутную надпись на холодной зеркальной поверхности, — ночь... была... великолепной... сволочь... — проскулила она, замахнувшись кулаком. Тишину разрезали осыпающиеся на пол осколки зеркала. Драко Малфою снилось, что он уронил на мраморный пол чье-то хрустальное сердце.