Обречённые

Илития сидела в своей комнате и расчесывала длинные локоны гребнем из слоновой кости, богато инкрустированным драгоценными камнями. Закончив приводить себя в порядок женщина встала. «Право , пора бы уже Гаю разобраться со всеми делами» - подумала она. Был уже вечер: из покоев жены легата была видно небо, надрезанное тонкой красной полосой заката, будто кинжалом. Время ужина(он в Риме по обыкновению начался рано, в 2 часа пополудни) давно прошло: рабыня уже несколько раз спрашивала госпожу, подавать ли ей ужин, но она все откладывала время трапезы, ожидая мужа. Наконец, когда ждать дальше стало неприлично, Илития решила разыскать своего супруга. Она осмотрела библиотеку, но та была пуста, как разграбленная гробница фараона; зашла в конюшню, но не нашла там никого, кроме лошадей мирно жующих овес. Понятия не имея, куда мог подеваться легат, женщина бесцельно бродила вокруг. Она сама не заметила как ноги принесли ее к месту содержания рабов. На лице легионера, стоящего на страже отразилось удивление, но знатная римлянка взглядом дала солдату понять, что его это не касается. - У меня важный разговор к этому рабу, - произнесла она. – Я желаю говорить с ним. Легионер, открыл клетку, но остался неподвижен, как изваяние Марса. – Наедине.-добавила Илития. Легионер удалился. - Раб,- высокомерным тоном начала она, делая ударение на этом слове, - где мой супруг? Фракиец не дрогнул, ничем не выказав, что его задело то, как к нему обращались, хотя в его душе бушевало пламя негодования и ненависти. - Как видишь, женщина, его здесь нет, - ответил гладиатор так же высокомерно, и добавил: - Поищи его в постели какой-нибудь красавицы, я для него лицом не вышел,- он усмехнулся. Римлянка метнулась вперед, прошипев: - Да, как ты смеешь так говорить со мной, презренный раб! Она налетела на мужчину с кулаками. Но ни палящее солнце, что иссушило плоть Спартака, ни жажда, не могли сломить его. Гладиатор ловко перехватил руку Илитии, дернув ее так, что женщина подлетела к нему почти вплотную. - До чего же вы похожи,- прохрипел фракиец,- ты и твой муж легат, вы оба- высокомерны и заносчивы, вы относитесь к рабам как к скоту без чести, а между тем вы сами лишены ее - твои нарядные одежды не скроют грязи твоей подлой души и не согреют твое бесчестное сердце. Жена легата задыхалась: от ярости ? Или от желания? Она не могла ответить на этот вопрос; она пришла сюда, разыскивая Глабра, но прошло всего несколько минут, как она поняла, что муж ее больше не волновал - она никогда не призналась бы себе, что Гай был только предлогом, чтобы прийти к тому, кого она так ненавидит и желает. Она убила бы любого, кто сказал бы ей то, в чем римлянка не хотела признаваться даже себе самой. Илития сама не заметила, как произнесла: - Ну так сорви их и согрей меня! Она припала к его губам поцелуем, нисколько не волнуясь о том, что легионер мог вернуться к своему посту; желание, охватившее женщину передалось и фракийцу, который злился на себя за то, что не может противостоять этому и оттого его поцелуи были жаркими, а ласки грубыми. Он властно шарил руками по груди женщины, целуя ее умащенное миррой тело. Из груди жены легата вырвался вздох; она с силой сжала руки Спартака; чемпион арены повалил ее на пол своей темницы, раздвинул коленом ноги и взял ее. Илития застонала, впиваясь ногтями в натренированную спину гладиатора, влажную от пота. Забыв обо всем, она плыла по волнам блаженства; ее разум заключил временное перемирие с врагом, и тело, пользуясь моментом радовалось этому, как уставший после битвы легионер, который прилег вздремнуть под деревом часок-другой. Их разгоряченные тела все теснее прижимались друг к другу, воздух в клетке был наэлектризован, как перед грозой; их движения были резкими, а дыхание неровным. Его близость с женой легата не имела ничего общего с тем, что Спартак испытывал с Сурой - в ней не было ни нежности, ни плавности движений, но фракиец знал, что такой женщине как Илития не нужна его ласка – ей нужна животная страсть, а иначе зачем жене легата идти к нему - презренному рабу, которого она люто ненавидит. Прежней Илитии хватило бы тех нехитрых ласк, которыми одаривал ее Гай Клавдий Глабр, но нынешней Илитии нужна была страстная грубость рук фракийца, пламя его серых глаз и его сухие, потрескавшиеся от долгого пребывания на солнце, губы. Спартак и сам не знал почему, но сейчас он не испытывал отвращения к знатной римлянке - мыслями он был так далеко, что даже образ погибшей жены не смог бы вернуть его назад – животная страсть целиком поглотила две извивавшиеся на полу души, которые сплелись вместе как две кобры, жаля друг друга ядом своих поцелуев.... Когда все было кончено, жена легата, оправив одежды и прическу, бросила на фракийца взгляд, полный смятения и утоленного желания - сейчас, она была похожа на кошку, которая случайно забрела на хозяйскую кухню и увидев, накрытый стол, полный яств, долго не решалась что-нибудь попробовать, но решившись, утолила голод и чувствовала умиротворение. Спартаку даже показалось, что она ему улыбнулась. Римлянка направилась к выходу. - И ты ничего не скажешь?- усмехнулся фракиец. – Ведь я же презренный раб! – его попытки спровоцировать ссору на сей раз потерпели фиаско: женщина молча удалилась в свои покои. *** - Где ты была?- спросил Гай, когда жена вошла в трапезную. - Искала тебя, - произнесла Илития, пытаясь привести в порядок свои мысли и чувства, чтобы не вызвать у мужа подозрений. - И где же ты меня искала? - поинтересовался легат. - В библиотеке, в конюшне, и...- женщина помолчала, словно раздумывая о том, стоит ли признаваться в том, что она ходила к месту содержания гладиаторов. -И?- продолжил Клавдий. - И в саду, - солгала она.- Тебя там не было и я бродила вокруг, а потом вернулась сюда. - Ясно, -промолчал супруг. Он видел, что жена что-то скрывает от него: ее лицо разгорячилось, такое с ней случалось или от выпитого вина или после любовных утех, решив не искать окольных путей, легат напрямую спросил ее: - Что с тобой? Ты вся горишь. - Сегодня необычайно жарко, - Илития улыбнулась мужу. - В самом деле,- согласился тот ледяным тоном. Его жена побледнела и нахмурилась, и легат понял, что она врет. Ее тело еще хранило следы возбуждения: мужчина уловил запах мирры, смешанный с запахом пота, и.... -«Нет! Не может быть!»- страшная догадка поразила его.- «Фракиец?! Но Илития много раз говорила, что терпеть его не может. Он не мог в это поверить, но все говорило легату, что он прав. - Милый, - проговорила Илития ласковым голосом, слишком ласковым, как ему показалось. Мужчина прекрасно знал этот тон, так жены говорят, когда выпрашивают денег или когда пытаются скрыть измену,- мне не хочется есть и голова разболелась. Наверное, это из-за жары. - Возможно,- вставил легат ледяным тоном, его взгляд пронзал ее насквозь. - Если ты позволишь, я удалюсь к себе, отдыхать. Римлянин сделал жест рукой, разрешающий жене удалиться. Она ушла, оставив легата одного. - «Она была у него»,- сказал мужчина сам себе. - «Я готов поклясться, она была у него!». Во рту легата пересохло, его тело била мелкая дрожь. Он судорожно сделал глоток вина из маленького кубка без ручек, который римляне называли scyphus ; он вспомнил, как целовал Спартака в шею, и как тот отвечал на его ласки. «Нет, фракиец не мог так притворяться! Этот дикарь бесхитростен и горд, именно эти его качества так привлекали его врага- Гая Клавдия Глабра. Легат готов был поклясться перед богами, что их чувства – чувства раба и свободного человека, были в тот момент взаимны. Казалось, что в нутро римлянина кто-то вливал жидкий огонь: ярость плавила его вены, скручивая нервы в Гордиев узел, разрубить который можно было только дав выход этой самой ярости. Военачальник то и дело подливал сам себе вина; сейчас он не желал, чтобы ему прислуживали, горе было тому рабу, кто рискнул бы нарушить его уединение! Мужчина сжал кубок так, что костяшки его пальцев побелели. « А ведь это даже нельзя назвать изменой,» - усмехнулся он. Будь Спартак женщиной, притом красивой, притом его женой, это было бы возможно, но фракиец был всего лишь рабом- тем, кто обязан служить своему господину, выполняя все его приказы, и ублажая гостей хозяина. «Что если и сейчас он просто выполнял поручение своих хозяев?» - подумал Глабр. – «Тогда бы это ничего не значило», - продолжил он диалог сам с собой. – «Ведь это бы ничего не значило» - эта мысль вертелась в голове римлянина, как затверженная наизусть молитва: он словно бы пытался оправдать Спартака, на самом же деле , он хотел усыпить свое сердце, которое говорило ему обратное. Казалось невероятным, но сейчас, в минуту бешеной ярости, Глабру больше всего на свете хотелось сомкнуть свои руки на шее его распутной жены, хотя логичнее было бы выместить злобу на фракийце. Когда вино закончилось, мужчина позвал рабыню, которая на свою беду была сегодня чересчур нерасторопна( или легату так показалось?) Когда рабыня, наконец подошла к нему, с виноватым видом опустив глаза долу, военачальник в ярости запустил в нее кувшином крикнув: - Ещё вина! - Оставь кувшин здесь и убирайся, - приказал он служанке, которая хотела было наполнить кубок легата. Девушка вышла из трапезной : лицо ее было белее снега. Военачальник остался один, наедине с вином и благовониями, аромат которых витал в воздухе - с помощью пряного напитка он надеялся утопить ярость, его душившую, кубок за кубком наполняя алой, как кровь, жидкостью. Странно, но Гай впервые почувствовал что-то похожее на ревность...