1415г. Столетняя война
Я вижу ангелов. Я вижу их везде в последнее время. Если ты спросишь меня, когда это началось, я не уверен, что смогу точно ответить тебе. Может, тогда, когда мы делили одного короля. Я часто вспоминаю одно из своих самых ранних видений – мальчика на коне, молодого британца с перебитым плечом, сломанные стрелы, воткнутые в деревья, и безжизненное знамя на земле; Ты был с ног до головы в крови и грязи, но твои глаза сверкали чистой, белой ненавистью – ко мне, ко всему, что я есть. Тогда я ненавидел тебя точно так же, однако моя ненависть не спасла Азенкур. Поле заволокло туманом. Я смог разглядеть только прощальный блеск подков перед тем, как темный силуэт жеребца окончательно скрылся из виду. Поздними весенними вечерами я расчесывал шелковые локоны прекрасной Катерины Валуа, и однажды она сказала мне, что видела своего будущего жениха, Генриха, во сне. Я не посмел сознаться ей в том, что ты посещал мои сны – молчаливый, грубый юноша с холодными веснушками на бескровном лице. Когда мы познакомили будущую королевскую чету – наших детей – ты был там же, чуть поодаль, в тени, и перчатка короля свисала с твоего кожаного пояса. Я часто думал с тех пор о том, что мы должны были стать единым целым, и эта мысль кружила мне голову. Твои поля, Твои женщины, Твои волосы пахли клевером и дождем. Этот запах преследовал меня. Я думал, что сойду с ума. Я плакал кровью, когда мои люди взяли Орлеан. Жанна соврала, она никогда не видела ангелов – но я видел. Я вижу тебя везде. Знаешь, тогда я больше всего хотел ослепнуть. Когда одна война кончилась, другая подоспела слишком скоро. Вся моя жизнь с тех пор слилась в сплошную войну, что растянулась на несколько сотен лет.***
1802г. Наполеоновские войны
Я помню свет, прорезавшийся из щелей в трюме корабля, помню скрип гнилых половиц и ледяную воду, что плескалась у моих ног. Я помню, как несло кислым потом от кривого английского моряка, который не давал пленным уснуть. Из последних сил я взмолился к нему, преодолевая острую боль в пересохшем горле, но тот только пнул меня вместо ответа. Той ночью один из моих солдат испустил дух, и в отчаянии мы принялись пить морскую воду; к рассвету передо мной предстало знакомое наваждение – задумчивый и скучающий, ты ходил между нарами и склонялся над своими спящими матросами, и твое лицо исходило неземным светом. Кто-то пихнул мне тряпку в горло. Ботинком мою голову пригнули к полу. Я слышал твой смех. Я видел тебя даже с закрытыми глазами. Еще через несколько дней я стоял на палубе испанского фрегата, и в ушах у меня все еще звенело от разрыва снарядов. Я увидел пятнышко твоей синей формы на обломке мачты HMS Hope. Тяжелые куски дерева, обитые железом, опадали на волнах, и ты то появлялся, то исчезал вдалеке. Испанский офицер тронул меня за плечо и спросил, на что я смотрю в чистом море. Тогда я понял, что сильно болен.***
Я жил будто бы в тумане и не запоминал ничего из прошедшего года, пока наконец не очнулся в Париже - я не мог поверить своим глазам – заново собирая только что изодранную в клочья газету, я перечитывал одни и те же слова, доходил до гневного исступления, вырывал эти строки, бросал их в камин, этот, этот остолоп, неужели поход 12го года ничему тебя не научил- Когда в очередной раз меня ударило холодное осознание всей тяжести последствий моей безутешной ненависти к тебе – последствий, ложащихся на плечи моего народа, - -Франция..?1815г. Битва при Ватерлоо
Я упорно и бесплодно убеждал себя в том, что война еще не кончена, а моя жизнь еще не проиграна- Грязь на моих руках смешалась с холодной водой, которую я продолжал затирать в глаза. Огонь занялся очень слабо на сырых поленьях; после дождя дороги размыло страшно, и нас одолевала усталость от долгих дней борьбы с лужами и дерьмом, намертво вьевшимся в ботинки. Я поднял голову и встретился взглядом с угрюмым молодым офицером; штык его ружья блеснул в темноте, отражая пламя костра. -Rien, ce connard, Grouchy, j’espere qu’il est maintenent aussi mouillé que nous. -Tais-toi, là!* Я не спал ни секунды в эту последнюю ночь. Нет, я не мог дать тебе шанса настигнуть меня и во сне. Я был жив одной только местью. Последние несколько лет лишь мысль о расправе с тобой не давала мне умереть от позора и бесчестья. Утром следующего дня я поддался очередному приступу нервной нетерпеливости, вскочил на ноги, и выпалил залп в воздух; так, открытым неповиновением приказам я начал это проклятое сражение, и, сдается мне, так я предрек его конец. Глаза заволокло дымом, и я бежал вперед, считая удары сердца в горле, на подкошенных ногах, под которыми не чувствовалась земля. В секунду прозрения я снова увидел молодого офицера из прошлой ночи – он лежал прямо подо мной, с выражением злого отвращения, застывшим на побелевшем лице. Я едва успел поднять глаза и понял, что другая секунда стоила бы мне жизни; обезумевшая лошадь пронеслась мимо, отбросив меня на несколько шагов в сторону. Я ударился оземь и лежал, безотчетно наблюдая, как на мой подбородок капает чужая кровь. Я молился, чтобы небеса послали ангела наконец забрать меня, и чтобы у него не было в этот раз твоего лица-***
21:48, 27е июля 2016г.
-Франция, просыпайся, мы приехали. Ты расплатишься за такси? У тебя мои деньги. -Ты злишься? – спросил Франциск сонно. -Я никогда не буду на тебя злиться, нет. Но очень надеюсь, что одна ночь с ней стоила потери моего доверия. Франциск прикинул что-то, затем пожал плечами. Антонио еле разглядел этот жест в темноте. Он нажал на переключатель на потолке машины, и внутри стало светло, а снаружи – все так же темно, не считая мелкого света далеких фонарей. Франциск вяло рылся в карманах на протяжении мучительно долгой тишины, слегка разбавленной только глухим рычанием мотора. Водитель прислонился лбом к стеклу и нетерпеливо что-то пробормотал. -Ты заплатил ей? -Испания, Бога ради, она не проститутка. – Франциск устало потер переносицу. -А кто она вообще? – поинтересовался Антонио с неправдоподобным безразличием в голосе, - Вы давно знакомы? -Нет. Какая-то подруга Монако. Ах, Монако. Антонио даже удивило, что он раньше не подумал об этом. -Прости, я очень устал. -М. Еще бы. Антонио хлопнул дверью и поежился, отпустив зевок лететь в ночь. Франциск обошел машину и предложил ему свою руку в знак примирения, но Антонио с отчетливым уколом в груди сделал вид, будто этого не заметил. Они считали собственные шаги, отмеряемые тихим шелестом гравия под каблуками. Вдалеке показался свет окна их квартиры на третьем этаже бледного каменного дома, в сумерках каждым шагом приближающего свой угол. Антонио думал о повисшей у пояса руке Франциска, которую не взял в свою, и о том, что мог бы привыкнуть к этим спокойным, чуть безразличным ночным прогулкам со своим мучителем, если бы только не жгучая обида, накатившая на него непонятной, неожиданной волной.***
1904г. Entente Cordiale
-Англия, mon cher**, я понимаю, что для нас законы не писаны, но тебе не 12 лет. Ты мог бы заплатить за эту бутылку. -Франция, тебе никогда не кажется, что твое положение делает тебя несколько, comment ditez-vous***, - Боже, какой омерзительный акцент!, - скучным и занудным стариком? Поживи немного. Я не смог сдержать улыбки. Когда мы вышли из Фоли-Бержер, на бульварах уже зажигались фонари. Мы медленно гуляли бок о бок по мокрой еще от дождя мостовой, под сенью раскидистых, дышащих свежестью кленов. Волны реки, вспененной сладким ветром, лениво бились о каменный причал чуть позади нас, и на каждый наш звенящий шаг нежная река отзывалась медленным, раскатистым плеском. Я был самозабвенно, до одури счастлив. -Матильда была хороша, верно? -Та, что с кривыми ногами? Не понимаю твоего вкуса в женщинах совершенно; там было столько прелестных девочек, а ты предпочел ту, у которой щель между зубов была, даже, пожалуй, шире той щели, которой она не говорит по-французски. -Признайся, ты сам на нее смотрел. -Да, и этим я оказал ей, наверное, наивысшую честь в ее жизни. -Если бы не мое внимание, готов поспорить, ты бы сам затащил ее в угол. -Выбирай выражения, умоляю тебя. Ты говоришь как какой-нибудь варвар. В тебе осталось что-то от времен… Ричарда, скажем. -А в тебе? От Филиппа? Мы рассмеялись. Я до сих пор не мог поверить, что все, что происходило со мной в тот вечер, было правдой. Мы остановились у одного из бесчисленных столиков кофеен, что теснились аккуратным рядом на затихающей набережной. В воздухе пахло пряными сладостями, - я знал там неподалеку одну кондитерскую, - и недавно прошедшей грозой. Он передал мне бутылку краденого Мерло и вальяжно раскурил свою сигару. -Кажется, - он улыбнулся мне, - мы с тобой сотворили что-то ужасное, приятель. Я все никак не мог насмотреться на его лицо, на изящную гармонию его черт: тонкие губы слегка приоткрыты, жесткие, белесые ресницы легко касаются щек, из-за вина окрашенных едва заметным румянцем. Он стоял, опершись одной рукой на трость, и умиротворенно, как спокойный ангел, курил и смотрел на волны. -Как ты после той неурядицы в Южной Африке? Я подумал, что тебе стоит знать – я не одобряю твоих методов. -Я всегда это знал, мой мальчик. Я почувствовал, как в груди у меня что-то начало таять. -Приятно знать, что мы… Как у вас там говорят? On the same page? -Хватит, - он рассмеялся, - довольно коверкать языки друг друга. Мне тем более неуместно, если учесть, что когда-то я говорил только на твоем. Должно быть, мой взгляд в тот момент был так преисполнен нежности, что он поспешно отвернулся. -Тем не менее я рад, что мы сейчас здесь. А что же до наших колониальных разногласий, надеюсь, что ты простишь мне Фашод так же, как я прощаю тебе твои отвратительные манеры. Он усмехнулся, не поворачивая головы, и принял от меня бутылку. -Нам было неплохо вместе, верно? Я не смог найти слов, чтобы ответить ему в полной мере искренних чувств, которые я испытывал к нему в тот момент, поэтому просто ответил: -Да, нам было хорошо. Он встал, протягивая мне руку для пожатия. Несколько мгновений я просто смотрел на него, но затем, в порыве слепой сентиментальности, я вскочил на ноги и притянул его к себе, уткнувшись лицом в его плечо, и ждал, когда молния с неба сразит меня на том самом месте. Но он только обнял меня в ответ.***
22:07, 27е июля 2016г.
-Я не собираюсь тебя здесь запирать, Франция. Но ты должен понять: в твоем состоянии я не имею права разрешать тебе бродить, где вздумается. Я пойду к тебе навстречу только, если и ты пойдешь. -Это что же, - отвечал Франциск из соседней комнаты (и в его голосе читалась улыбка), - теперь каждый раз, как мне захочется переспать с ней, я должен говорить об этом тебе? В комнате Франциска было светло. Единственные оставшиеся в доме занавески мягко полоскались на ветру, и фразы, которыми они перекидывались из соседних комнат, летели по воздуху, окруженные все еще не выветрившимся цветочным запахом. Франциск вышел из комнаты, чтобы медленно добрести до спальни Антонио. За углом он увидел стоящий на боку, прислоненный к стене вывернутый чемодан. -Ты куда-то собираешься? -Пройтись. – отрывисто ответил Антонио, судорожно заталкивая вещи в рюкзак, и, помолчав, добавил: - В одиночестве. -В такое время? -Сегодня утром тебя такая мелочь совершенно не волновала. -Постой. Останься. -Я ухожу. -Не надо, Испания. Давай просто поговорим. Антонио угрюмо бросил рюкзак на пол, почти враждебно глядя на Франциска из-под насупленных бровей. -Очевидно, ты не в настроении сейчас говорить со мной, - тихо заметил Франциск. Они молча сели на кровать. Во вновь наступившей тишине Антонио смотрел, как Франциск раздевается, следил взглядом за каждым движением его прозрачных рук, мягко перебирающих атласную ткань. Он усмехнулся, когда представил, как драматично смотрелись бы синие отпечатки его ладоней на этой больной коже. Мигрень медленно сводила его с ума. -Я ненавижу тебя. – внезапно для самого себя сказал Антонио. Он понял, что ни о чем другом он думать сейчас не может. Его руки медленно потянулись к шее Франциска.***
00:09, 15е декабря 2015г.
Я помню что-то еще… Мягкий свет, струящийся с резных канделябров под самым потолком, падал на наши лица, очерчивая длинный шлейф теней на красном ковровом полу. Ты сидел и болтал с ними так непринужденно, - я же от волнения надрался до чертей. Нас окружали знакомые мне люди, но, может, из-за вишневого ликера, а может, от ужаса, который застилал мне глаза, я не признавал никого из них. В таинственной дымке этого важного вечера круговорот лиц плыл передо мной, как в тумане. Сейчас или никогда. Сейчас или никогда. Сейчас… Я не мог найти место для своего стакана, - как же мне опротивел этот дурман, - для своих рук, а главное, я не мог понять, куда девать все чувства, теснившие мою грудь, все мысли, от которых вот-вот должна была взорваться моя голова. Когда ты собрался уходить, мое сердце чуть не лопнуло от страха. -Англия, по- подожди, я должен тебе кое-что... Грохот, звон битого стекла. Твои руки у меня на плечах. Я бы хотел остаться так навечно. -Не трогайте его. Пруссия, отойди. Я провожу тебя до твоего номера, хорошо? – шепот где-то внутри меня. -..Хорошо. Уверенно, но мягко, он вел меня вверх по лестнице. Я закрыл глаза, пытаясь запомнить этот момент навсегда, споткнулся, чуть не упал. -Осторожнее. Господи, зачем ты столько выпил сегодня, олух? Держись за меня крепче. -Англия, я люблю тебя. – сказал кто-то моим голосом. Это был не я; я ничего ему не сказал. Это не я, а кто-то другой, пошел за ним в его номер, крепко взяв его за руку. Меня же он оставил на самом верху лестничного пролета, откуда я с путающимися мыслями и на некрепких ногах побрел на центральный вокзал Торонто.***
22:19, 27е июля 2016г.
-Ты хотел умереть?.. Антонио чувствовал, что силы покидали его, и надавил на горло Франциска с удвоенной яростью. У него захватило дыхание, от мигрени кружилась голова. -Ты хотел умереть, я спрашиваю? Так получи- Он почувствовал неожиданный холод чужих пальцев на его пояснице, когда Франциск незаметно запустил руки под его рубашку. На лице Франциска медленно появилась мечтательная полуулыбка. Он уже с трудом дышал. Его руки, теперь опустившись под нижнее белье Антонио, аккуратно ухватились за его бедра. На секунду они оба замерли. Антонио сжался в смутном испуге, стараясь не дышать. Шум крови в его голове заполнял всю комнату, которая вместе с ними будто бы неслась на огромной скорости вниз, в бесконечную пропасть. Франциск закрыл свои стеклянные глаза. В панике Антонио зажмурился и со всех сил оттолкнулся от кровати. -Что ты творишь?! -Испания… прости… я просто хотел- -Какого черта, Франция?! -Но ты же… — он осекся, -…прости… ради Христа, прости, это рефлекс… Испания! Подожди! -Не трогай меня! Он поскользнулся, но успел вовремя схватиться за ручку двери, потом рванул ее на себя, и через секунду под его рукой благополучно щелкнул замок. Другой рукой он потянулся в ванну и включил воду. Антонио сел в ванну и горько заплакал. -Испания, умоляю, открой дверь! Я не сознательно это… Я не хотел! Просто, я очень давно… Когда так делают… Испания, прошу тебя! Я неправильно понял, прости меня! Дьявол, дьявол… Антонио сидел, заливаясь слезами, под ледяной водой, и слушал, как за дверью лает собака, бьется мебель, вот, наконец, кричит Франциск, и вот, теперь, тишина. В этот раз он не пойдет проверять, что случилось.