Наследие Санторо

Что это? Ад? Крики эхом рокотали подобно грому, разрывающему небо. Но когда Занзас открыл глаза, то понял — кричала не преисподняя под ногами, а он, будучи замороженным в пламени посмертной воли. И крик этот, отравленный ненавистью и гневом, застыл на долгих восемь лет, повторяясь и повторяясь изо дня в день в замершем времени. Крик этот стал семенем разрушения его собственной души, отравленной ядом предательства. Протянул руку к горячему льду — его личному аду. Вот оно как — так после смерти ему уготованы не языки пламени, не котел с варящимися грешниками? А пресловутая заморозка отца. Ему стало смешно, но смеяться он не мог, смех тонул в криках из глубины его души. И тогда вся ярость, скопившаяся внутри, вырвалась одним ударом кулака по треснувшей мозаике надгробья, что рассыпалось мерцающими осколками. Скариани переступил через них, как переступал через весь мусор, попадающийся под ноги. Осколки прошелестели под стопами, из-под которых выступила кровь, почти что человеческая, но не его. Кровь — его стезя. Вместо света всегда освещала путь. Вот только простиралась она не сама по себе, а по его прихоти. Двери из треклятого поместья старика привели на разбитую дорогу, устланную камнями. Вместо букета аромата цветов в лёгкие ударил смог пыли. Пыль была везде, она застилала глаза, но Занзас и не думал прикрыть их рукой, твёрдой непоколебимой походкой направляясь вперёд. Вот только куда? Он опустил взгляд на трупы, усеянные по обочине, очередное отребье, чьи лица он даже не пытался вспомнить. Эта воняющая прогнившая улица богом забытого квартала на периферии Рима, Скариани продолжал делать вид, что не помнит его. Зачем помнить такую незначительную вещь? Прогнившую и смрадную, бедную и никчемную. Под ногами что-то хрустнуло — гниющая рука его сводного брата, ставшего кормом падальщика, в другой стороне ещё один названый родственник — мусор. Мусор, который даже не достоин того, чтобы вспомнить, как именно он их устранил. Он просто смёл их как сор. — Отребье, отбросы, мусор, меня тошнит от вас и этого места, — из-за песка в горле, что отдавался горечью на кончике языка, голос скрипел. — Мусор?! Серьезно? А может ты называешь всех мусором, потому что сам мусор? — низкий вульгарный гогот донёсся будто из его груди, но он был женским и теперь скрипел в стороне. Она была таким же отребьем, в поношенных шмотках, с выцветавшими сальными волосами, изо рта, когда она целовала его в лоб перед сном, всегда несло сигаретами и чужими мужиками. — Пошла вон, старая шлюха. — Так ты разговариваешь с родной матерью? Я рожала в муках и воспитывала тебя пять лет! А что получила взамен? Стоило тебя отмыть, как ты забыл про меня. Выкинул меня как мусор, верно? — Завались и свали. — Ты ведь даже не его сын, — захохотала она, цепляясь разодранными пальцами, которые он пытался скинуть со своего плеча. — Ты никчемный ублюдок. Без рода и фамилии, я нагуляла тебя за углом очередного кабака. Я даже не знаю, кто твой отец! Может, это убийца? Или свинопас? Или мясник из соседней лавки? Ахахахах, сын мясника — босс Варии, вот потеха. Мусор, мусор, ты такое жалкое отребье, поднявшееся из грязи в князи, вот только в этой же грязи и остался. Какое жалкое зрелище. — Завались, старая шалава! — Он ударил её со всей силой скопившегося гнева, но рука прошла сквозь воздух. И он лишь плюнул в её сторону, перешагнув через очередной скрюченный труп. — Жалкое отребье! Ты всего лишь сменил грязь на кровь, ты ни капли не изменился! — слова утопали с каждым шагом. — Синьор Занзас, — очередной женский голос, но на этот раз не невротический, а спокойный, почти что уставший. Она шла сбоку от него, пытаясь подстроиться под его шаг, идя боком. В синем платье со свадьбы в засохших кровавых пятнах, лицо изрисовано царапинами и ссадинами. — Синьор Занзас, пожалуйста, вернитесь, нам нужно найти Наследие Санторо. — Засунь это Наследие в задницу мусорного босса Вонголы. Но Аделина покачала головой, упрямо идя рядом. — Но мне нужна именно ваша помощь. Вонгола не справится. — Ещё бы она справилась, — сардонически осклабился Занзас. — Если бы Вонгола была в моих руках, этого бы никогда не произошло. — Именно поэтому вы нужны Вонголе, вы её карающий меч. Без меча воин может продержаться на арене, но не выжить. Занзас молчал, впереди тлела в ярком свете ветхая хибарка. Какая ирония, откуда он пришел никем — туда он и вернулся обратно. И в этом состоит треклятый смысл жизни? Вернуться к отправной точке? — Пожалуйста, Занзас, вам нужно вернуться. — Заткнись, женщина! — он прогнал мираж тем же ударом, наслаждаясь заигравшей тишиной. Две ступеньки вверх, и он будет дома. — Вро-о-ой! Чёртов босс! — крик патлатого оглушил в самое ухо отрезвляющей пощечиной, он так и застыл перед входом, пока Скуало размахивая руками и восклицая угрозы, продолжал кричать: — Поднимай уже свою задницу, чёртов босс! Заебал отсыпаться, сколько можно скидывать на меня всю работу? Проснись уже, заправься виски и вали домой. — Домой? — на удивление спокойно переспросил Скариани. — Врой, бля. Домой! Или думал спихнуть на меня это не доросшее Десятое поколение с играющими гормонами вместо извилин?! Ветхий домик отдалялся. Или же отдалялся сам Занзас? Единственное, что он знал, что не собирается больше возвращаться на эту свалку. Он даже не удостоил взглядом мелькающие трупы. Мусор никогда не был достоин его внимания. Песок больше не душил его, но лёгкие наполнились душным воздухом. Едва разомкнув веки, Босс Варии встретился с потрескавшимся потолком из длинных узоров. Рука всё ещё ныла, но больше не горела огнём. Опухоль на месте укуса значительно спала. Он вновь устало прикрыл глаз, крепко зажмурившись и пытаясь прогнать остатки бредового сна, упавшей на лоб рукой почувствовал мягкую материю — влажное горячее махровое полотенце, которое, видимо, предназначалось для попытки снизить температуру. Мужчина приподнялся на локте и скривился, под боком лежала Санторо, как послушный домашний питомец рядом с хозяином, красные локоны сбились с обнаженной спины, одна рука свисала с кровати, а другая, видимо, до этого лежала на его плече. Первым вполне логичным порывом было швырнуть её с кровати на своё место, но усталость настолько одолела босса Варии, что до пола долетела лишь её рубашка, которую Скариани поспешно развязал с изувеченной руки. Как и самое главное, куда он попал, Занзас помнил плохо. Путь от автомобиля он прошёл в пустоте. Но если местом своего временного пристанища он выбрал эту дыру, то явно был не в себе. Вид из окна открывался лишь на пустынную трассу чуть в стороне от мотеля в половине километрах. В горле жутко пересохло, и первым делом приведя себя в порядок ледяным потоком воды в душе, Скариани спустился вниз на разведку, удивившись наличию трупу, но после минутного замешательства вспомнил, что это его рук дело. Местный скудный бар предлагал всего пару бутылок — коньяк да шнапс. Дребезжавший старинный холодильник и вовсе пустовал, в морозилке обнаружилась пара консервов и сушёная рыба. — Просто охуенно, — прихватив с собой скудный завтрак, босс вернулся наверх. Аделина, потягиваясь словно пробудившаяся кошка, с наслаждением зевнула. И не обнаружив на второй половине «своего пациента», приподняла голову, ещё сонными глазами осмотрев комнату. Найдя свой объект беспокойства, Лина лениво поднялась с кровати, потирая глаза. — Как вы себя чувствуете? — с искренним беспокойством спросила она, ещё моргая и пытаясь прогнать сон. Занзас скользнул по обнажённой верхней части тела, по округлой налитой груди, и попытавшись скрыть едва всплывшую хищную улыбку, лишь бросил презрительное: — Оденься. Лина впала в ступор, постепенно припоминая все свои действия минувшей ночью, и нащупав голую грудь и залившись краской, с вызовом лишь оскорблённо воскликнула: — Вас чем-то не устраивает моя грудь? Тогда просто не смотрите. А сама найдя рубашку на полу, натянула на законное место, судорожно застёгивая пуговицы. — И какой у нас план? — Ждать, когда за нами приедут. — За отсутствием царского места в виде кресла Занзас вальяжно расположился на полу, облокотившись о кровать, и не теряя времени, откупорил бутылку. — Откуда такая уверенность, что нас найдут? Не легче использовать эти трюки с пистолетами, чтобы долететь до города? — Я смотрю, ты шибко умная, может, тогда пойдёшь на трассу и поймаешь машину? — Ха! — подбоченившись, Санторо хотела вставить очередные пять копеек, но с другой стороны, идея была вполне логичная. Развернувшись на каблуках, Лина направилась бегом вниз, выбежала на пустынное поле. Вот только за целый час, который она бродила по трассе, по пути не попалась ни одна живая душа. Когда она возвращалась обратно в мотель, мимо промчался автомобиль, но с такой скоростью, что она и крикнуть-то не успела. И пнув от досады ни в чем не повинный камень, вернулась обратно. Хоть это и было неприятно признавать, но Занзас был прав, наверняка у Варии была своя договоренность по поводу таких пропаж, и лучший вариант сидеть на месте и не дёргаться. Однако оставался вариант с мобильным хозяином. Вот только подумав об этом, Санторо собиралась вовсе не взывать к Вонголе и Варии. Ведь по сути это её единственный шанс дозвониться до советника семьи Санторо, который, если ничего не произошло за это время, должен быть жив. Лина как можно тише подобралась к трупу, смрад уже начавшегося разложения тела заставил отвернуться, но переборов отвращение, Аделина присела на корточки, и принялась толкать мужчину в бок, чтобы перевернуть. После долгих усилий у неё получилось. И зажав одной рукой нос, другой она принялась шарить по карманам. Глаза слезились то ли от едкого запаха, то ли от самого ощущения, что она прикасается к трупу. Но мобильник обнаружился во внутреннем кармане толстовки. — Отлично. Судорожно вспоминая нужный номер, Лина подорвалась, в волнении набирая номер. Кнопка вызова и дарящие надежду гудки. — Пожалуйста, кто-нибудь, ответьте. Дыхание сбилось, а сердцебиение перекрывало сами гудки, которые внезапно прервались, отчего сердце упало вниз. — Слушаю. — Лина безмолвно приоткрыла губы, голос предательски подвёл на мгновение, но жалобно вздохнув, она уже приготовилась к тираде, объясняющей её положение, как её руку сжали. Нет, не так, как это было обычно — захват кисти или предплечья. Её пальцы сжимали, словно желая переломать, скатать в один комок будто глину. Санторо застыла, парализованная этой болью, а голос из трубки искажался вместе с треском ломающегося и плавящегося в её руке телефона. Она вскрикнула, когда пластик начал плавить кожу, инстинктивно подалась назад, но врезалась в крепкий торс. Занзас продолжал сжимать её пальцы, одновременно плавя телефон пламенем ярости. Невыносимая боль заставила беспомощно всхлипнуть. — Пожалуйста. Отпустите. — Зачем? Чтобы ты снова позвонила «своим»? — Клянусь, я звонила Варии. — Меня стошнит, если ты, мусор, ещё раз посмеешь произнести «клянусь», — Скариани наклонился, прорычав эти слова на ухо, сильнее сжав ладонь. Суставы пальцев хрустнули. — Но я правда… — Интересно, и с каких же это пор ты созваниваешься с… кем, кстати? Патлатым болваном? Или помешанным на крови Принцем? Занзас отпустил, и с криком боли Лина наконец перевернула ладонь, откуда стекала плавящаяся стальная жижа, на ладони остался сильный ожог. Скариани схватил её, одним рывком прижав стене и придавливая всем телом. Лина зажмурилась, беспомощно оттопырив ладонь. Но вопреки боли, она не плакала, лишь тяжело дышала, пытаясь представить, что всё это дурной сон. — Открой глаза и посмотри туда, — Занзас непривычно нежно дотронулся до её подбородка пальцами, но усыпив бдительность безобидным жестом, как только Санторо открыла глаза, резко развернул её голову в сторону лежащего трупа. — Я могу уложить тебя рядом с ним, там тебе самое место. Если же хоть немножко хочешь пожить чуть больше, ты заткнёшься на весь день и будешь тихо сидеть в номере у меня на виду. Ты меня поняла? Лина кивнула, но Занзас повернул её в свою сторону, заставляя смотреть в глаза, и будто удав, гипнотизирующий кролика, прокричал: — Повтори то, что я сказал. — Я… я… — подавляя дрожь, Санторо как можно увереннее проговорила: — Я пойду в номер и буду сидеть тише воды, ниже травы. Занзас сделал шаг назад, снисходительно кивнув в сторону лестницы, Санторо пятясь по стенке, кинулась вверх. На удивление Босс Варии даже оставил ей завтрак. Точнее его остатки, которые ему, скорее всего, пришлись не по вкусу. День пролетел слишком быстро, либо они проснулись после обеда и не заметили, как наступил вечер. Вечер прошёл в гнетущей тишине, хотя для Занзаса казалось просиживание на мягком месте с бутылкой, пускай и дешевого пойла, вполне естественным. Лина старалась отвлечься, то фланируя по комнате, то дежуря у окна, в надежде, что на горизонте появится их «спасение». Комната погрузилась в лунный свет, брошенная на произвол судьбы бутылка откатилась в сторону Санторо. Сам Занзас уже вытянулся на своей ложе, закинув руки за голову. И как только Аделине показалось, что Босс уснул, она на цыпочках пробралась в кровать, стараясь как можно тише и незаметнее забраться на неё. Но, как назло, простыни громко шуршали под коленями, и только Лина начала опускаться, как Занзас проснулся. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу. — Женщина, у тебя есть хоть малое понятие об инстинкте самосохранения? Или ты труп перепутала со мной? Сделав глубокий вдох, Лина присела на колени, и как можно доступнее принялась объяснять: — Можно я посплю рядом? В другой номер вы меня не отпустите. На полу очень холодно, я заболею, буду опять чихать, Мармон меня тогда точно на органы продаст. Я не буду шевелиться, честное слово, даже дышать перестану! Занзас всем своим видом дал понять, что его не очень-то заботит её здоровье, закатив глаза, но тем не менее промолчал. А так как испокон веков молчание считалось согласием, Лина как можно аккуратнее прилегла рядом, чуть ниже, под руку босса. Кровать не была двухместной, но оказалась вполне вместительной, правда, совсем не оставляя между ними расстояния. Прикрыв глаза, Санторо тут же погрузилась в пустой сон. Из которого её нагло вырвали одним толчком локтя в бок. Занзас, заметив пробужденное копошение, поспешил оповестить о причине, по которой он её разбудил: — Я есть хочу. И в горле пересохло. «Он же это не серьезно?» — Лина вытянулась на руке, взметнув бровями. А босс, которого в сон нисколько не клонило, нетерпеливо постукивал костяшками кулака по стене. — Всё, что я могу предложить — воду из-под крана. — Или ты находишь мне нормальную выпивку и еду, или идёшь спать на пол, — со злобно-коварной улыбкой поставил ультиматум Занзас, наслаждаясь зрелищем того, как задёргался глаз Санторо, а сама она едва сдерживала порыв закричать, зная, что путь её тогда ждёт на пол, но уже рядом с трупом. — Но где я их возьму? Мы находимся в заброшенном мотеле, и рядом только трасса. — Так иди на трассу и поработай. — Я правильно поняла, вы хотите, чтобы я кому-нибудь отсосала за бутылку виски? — Надо же, а ты куда смышлёнее, чем я думал. — Занзас едва сдерживал смех — эмоции на лице Аделины сменялась одна красочней другой: гнев, стыд, раздражение и смущение. — Человек может прожить без еды месяц! А без воды два дня! Вы не исключение, не помрёте! И больше не говоря ни слова, оскорблённо подскочила с кровати, устроившись на полу в другом конце, прихватив при этом откинутое в ногах одеяло. Проснулась на следующее утро Санторо, замотанная в покрывало, словно в кокон, продрогшая и замёрзшая, а ещё больше злющая и голодная. Лишь спустя полчаса отогревания под горячим душем, Аделина перестала дрожать. Занзас игнорировал её присутствие искусно, и что самое удивительное, его как будто вовсе и не напрягало их присутствие черте где в месте, оторванном от мира. Отчего закрадывалась мысль, а не намерено ли он здесь сидит. Учитывая, что нервы дали сбой вместе с терпением, Лина, демонстративно хлопнув дверью, направилась на выход мотеля, уже почти достигнув своей цели. — Что из вчерашнего приказа не исчезать из моего поля зрения тебе не понятно? Лину затрясло и, сжав кулаки, она круто развернулась, с вызовом смотря на мужчину, что лениво облокотился о лестничные перила. Все эмоции и чувства, которые она крепко хранила за своей замочной скважиной, взорвались в один миг. — С меня хватит! Мне надоел этот глупый фарс! Что было в клубе, я знаю, вы всё равно мне не скажете. Но одно я поняла точно после того, как я попыталась позвонить, — наигранно разведя руками, Лина сама сделала несколько шагов вперёд, с горькой иронией выплёвывая слова: — Вы ждёте вовсе не офицеров Варии, Мармона или кого-либо ещё. Вы ждёте, когда придут за мной. Это ведь логично, не правда ли? Я единственная так удобно выжила, а после всего, где бы я ни появлялась, что-то да происходило: взрыв машины, появление иллюзии из коробки, нападение в лесу, да и не ною я совсем по поводу своей потери семьи, что наверняка выглядит странно. Значит, я замешана в этом убийстве. В ответе не было смысла, молчание подтвердило громче любых слов. — Всё это время вы считали, что я крыса, шпионка, а может и сама главная «злодейка» или причастна к людям, убившим мою семью. Поэтому логично подумать, если я останусь наедине с вами, «они» попытаются напасть на вас, чтобы убить, а меня забрать. Я права? — Ты сама это сказала, — безразлично бросил босс, пожав плечами, всё так же смотря снисходительно сверху вниз. — Если я это сказала, это ещё ничего не значит, это ваша правда. У меня же может быть своя правда. Вонгола убила мою семью. Меня отдали Варии, чтобы найти Наследие, которое им не удалось получить, ведь моя тетка обманула Саваду. А значит, нужно использовать оставшуюся выжившую Санторо. Вонгола же и режет пальцы моему дядьке. А тот фокусник из коробки — та же иллюзия Мармона или иллюзиониста Вонголы. Это моя правда. Она заметила, как дёрнулись мускулы на лице мужчины, она нашла брешь в, казалось бы, непробиваемой стене. И скорее всего, Занзас согласился с её точкой зрения, но вслух это вряд ли признает. — Я не крыса, это единственное, что вы должны знать. Да, я не особо расстроилась из-за смерти близких, признаюсь, возможно, я эмоциональный импотент и не могу нормально испытывать скорбь, либо мне действительно плевать на них. Но это не значит, что я причастна. — Это девяносто процентная вероятность твоей причастности. И жива ты до сих пор, потому что ни я, ни кто-либо ещё не может это доказать. — Всё-таки он признал это, не видя больше смысла утаивать свои скрытые помыслы. — Но я не крыса! Я не знаю, как вам доказать это! Но всё, что я хочу — капельку уважения! Я ведь смирилась с тем, что, возможно, нахожусь бок о бок с потенциальными убийцами моей семьи! И Вы можете приказывать своим людям, но не мне! Я — Санторо, и нахожусь вообще-то на одной с вами лестнице по иерархии, так что будьте любезны проявлять ко мне хоть какую-то толику уважения! — Откуда в ней взялась смелость Лина не знала, возможно, за время пребывания с Варией под боком, она перестала их постепенно бояться, либо её терпение действительно дало трещину. — Уважения? — наигранно переспросил Скариани, демонстративно скривившись. Он принялся медленно опускаться по ступеням, будто специально растягивая время. — Какое может быть уважение к такому никчёмному мусору, как ты? — Я знаю, что я никчёмная, или как вы говорите, мусор, я заслужила это, ведь я убийца, но это не значит, что я должна беспрекословно подчиняться вам, у меня всё ещё есть моя фамилия, пускай я её и не заслуживаю. — И кого же ты убила? — казалось, Скариани пропустил весь монолог, кроме единственной давно интересующей его информации. Лина осеклась, инстинктивно сделав шаг назад, ведь Занзас переступил последнюю ступень, находясь всего в нескольких шагах от неё. — Какое это имеет отношение… — Кого ты убила? После неловкой заминки, Санторо неуверенно, словно двоечница, отвечающая на экзамене, перечислила с заминкой: — Отца, я убила отца. Да и все вокруг меня умирают, мать умерла, на свадьбе всех перебили кроме меня, значит, я косвенная убийца и… — Своего отца ты убила своими руками? — Что? Н-нет, я… — Тогда о каком убийстве ты говоришь? Лине стало не по себе, Занзас остановился вплотную к ней, будто придавливая одним своим присутствием к полу, но она нашла в себе силы смотреть ему в глаза. — Одна твоя никчёмность в этом и состоит — ты даже не представляешь, о чём говоришь. Убийца? Ты никогда оружия в руках не держала, не отнимала у человека жизнь. Что ты там сделала? Что-то пролила, уронила и учинила нечаянно пожар? Мать твою вообще грохнули по заказу за долги. — Откуда вы… — Заткнись. Лина замолчала, сжав зубы, чтоб сдержать прорывающиеся слова в защиту. — Если я ещё раз услышу за это время, пока вынужден тебя терпеть рядом с собой, что ты бахвалишься каким-то там «убийством», я покажу на тебе самой, что это такое. — Мне всё равно, я не боюсь смерти, я её заслужила. — Как раз-таки ты её ещё не заслужила. Лина растерянно сжала пальцы, Занзас выпрямился, наконец выпустив из невидимого захвата, явно дав понять, что разговор окончен. Однако до Санторо начинал доходить смысл услышанного, и то, что она не могла никак осознать: «Мать твою вообще грохнули по заказу за долги». О чём он говорил? И откуда вообще взялась такая информация? Лина бросилась по лестнице, Занзас, как ни в чем не бывало, будто и не было их смехотворного диалога, завалился на кровать, словно измученный долгой работой, прикрыв глаза рукой. — Что значит: «мою мать грохнули за долги»? Что вы хотели этим сказать? Но Занзас игнорировал её. Гнев захватил накатившей волной, полностью затуманивший рассудок, неконтролируемый всплеск заставил Лину вскочить на кровать и с безумной дерзостью затормошить мужчину. — Я требую ответа! Нет, я приказываю! Ответь! Ответь! — Лина закричала из последних сил, заколотив по его груди, беспомощные слёзы порывались на свободу. Лина села верхом, вцепившись в его руку, силясь убрать её от лица, а он улыбался — издеваясь и провоцируя ещё сильнее на её глупые потуги. В своей короткой истерике Аделина не учла вставшую проблему, что упиралась ей в бедро и, наклонившись к уху мужчины, злобно прошипела, продолжая сминать ткань рубашки: — Ты ответишь мне! Слышишь, на этот вопрос ты дашь мне ответ! Занзас захохотал — и смех его звучал жутким, но завораживающим рокотом. Словно Лина и не имела веса, он перехватил её одной рукой за запястья и перекинул через себя, тут же подмяв. Лина на мгновение перестала дышать, но сердце не желало успокаиваться. Непривычные ощущения — тяжесть чужого тела, запах пороха, пыли и пота, она чуть качнула головой, пытаясь скинуть упавшие на глаза локоны. Занзас лежал на ней, уткнувшись головой в кровать над её плечом и тяжело дышал, будто справляясь с известным лишь ему чувством — вот только каким именно? Инстинктивно Лина понимала, что лучше всего не двигаться, не смотреть в глаза хищнику, дать возможность ему уйти самому. Но даже не понимала, что своим учащенным дыханием, часто вздымающейся грудью под его телом и нервным дыханием над ухом — провоцировала лишь её сильнее. — Савада мне всю плешь проест за это, — с хрипотцой то ли прошептал, то ли прорычал Занзас. А Санторо развернувшись в его сторону прошептала в шею: — За что? — За это. Поцелуй в шею больше напоминал укус — пробный, язык провёл по солёной коже, по дрожащей косточке у горла, а зубы почти сомкнулись, совсем невесомо прихватив участок кожи, заставляя невольно содрогнуться в попытке вырваться. Но Занзас пресёк жалкую попытку, вытянулся над жертвой, схватив Санторо за горло, ища испуг в её глазах, но встретил лишь холодное безразличие — ультиматум. Она не собиралась бояться, пускай пульс на жилке шеи бешено бьётся, позволяя ощущать ему власть над её жизнью, но сама она не вскрикнет и не подумает просить остановиться. Ведь знает, что это глупая трата время. — Своим молчанием и безразличием ты только заставишь действовать меня грубее, и я не остановлюсь, пока ты не станешь об этом молить. — Занзас поймал её слабую ниточку — гордость, всё это время спящую в благородной крови. Но даже сейчас Лина промолчала, лишь нервно облизнула пересохшие губы, и закрыла глаза, как только он вновь наклонился, опаляя металлическим дыханием. Всё ещё сжимая хрупкую шею так, чтобы остались синяки, но поступал кислород, Занзас, медленно растягивая пытку или же удовольствие, вцепился в нижнюю губу — коротким укусом, слизывая выступившую бусинку крови, язык толкнулся в неподатливые сомкнутые губы, а Лина, нервно вдохнув, непроизвольно разомкнула зубы, пропуская его в себя, чтобы язык грубо изучал тёплое нёбо, ровный ряд зубов, и настойчиво толкался о её язык, будто насилуя. Не разрывая контакта, он скользнул рукой по круглым пуговицам, и не теряя времени, дёрнул треснувшую ткань, несколько пуговиц упали на горячую покрытой испариной кожу, а пальцы настойчиво сжали полушарие груди. Санторо прошипела сквозь поцелуй. Пальцы болезненно то выкручивали, то тянули сосок, и явно не удовлетворившись только коротким шиком, Занзас оторвался от её губ, и опустившись, прикусил вставшую горошинку, играясь с ней языком. Лина старалась сосредоточиться на тенях, играющих на стенах и потолке, если бы только была ночь, она бы могла погрузиться во мрак, представив всё странным, влажным и болезненным сном. Но в комнате стояла духота и пыль в свету. И боль, сопровождающаяся лишь её частным дыханием, сопением, и короткими рвущимися стонами, лижущими звуками от горячего языка, вылизывающего то её соски, то укусы на шее, оставленные метки на теле. Болезненное удовольствие, граничащее с извращённой пыткой. Лина даже не заметила, как осталась без брюк и нижнего белья, лишь когда ощутила его ладони, раздвигающие её бедра. Из-под полуприкрытых век, в грязных лучах солнца, что пробивались сквозь пыльную раму, Санторо скользила взглядом по обнаженному телу. Не спеша будто давая время то ли насладиться зрелищем, то ли осознать происходящее, Занзас медленно сбрасывал одежду, глаза его искрились лихорадочным возбуждённым блеском, в момент, когда хищник наконец сможет почувствовать, как струится свежая кровь по горлу. Забравшись обратно на кровать, Скариани схватил её за растрепанные локоны и, подтянув к себе, ткнулся головкой члена в губы. — Не боишься, что откушу? — первое за всё время с ехидным превосходством хмыкнула Аделина, будто не по её губам размазывают смазку. — Не боишься, что от боли я нечаянно сверну тебе шею? — парировал босс, настойчивее надавив на её макушку. Язык неуверенно провел по кончику, каждый раз спускаясь ниже, Лина зажмурилась, пытаясь вобрать в себя стоящее естество, но поперхнулась. Слишком большой для её девственного неумелого тела. Стараясь помочь себе, Санторо заставила взять себя горячую плоть, рукой ведя вверх-вниз, а ртом обрабатывая головку. Занзас одобрительно гортанно простонал, а Лина выпустила член, чтобы не прикусить, сжимая губы, она подавляла рвущиеся стоны. Хуже всего, что ей нравилось это. Даже то, как он с ней обращался. Было в этом что-то не только неправильное и постыдное, но и возбуждающее. Занзас встал и скользнул по её обнаженной спине, упругим ягодицам, пробираясь к сокровенному месту, раскрывая половые губы, средним пальцем бесцеремонно поникая в увлажнившееся лоно, большим и указательным пальцами сжал, совсем как до этого сосок, чувственный клитор. Когда второй палец толкнулся к первому, проникая глубже, она попытался вырваться из плена. Скариани перехватил её за шею, и покинув сочащиеся лоно, прижал к кровати, коленом толкнув бедра, раскрывая. Все так же держа за шею, другой он перехватил её за ягодицы. Наслаждаясь не только моментом проникновения, но и дрожащими опущенными ресницами, не до конца закрытыми, чтобы слезинки не смогли покинуть глаз. Он вошёл грубо и глубоко, всё-таки вырвав один-единственный вскрик. Лина невольно вцепилась ногтями в его руку и продолжала держаться ещё долго, пока он исступлённо имел её, то полностью выходя и входя, то медленно толкаясь, не покидая её тела. Совсем не так она представляла себе первый раз. Вопреки всем рассказам и фантазиям, никакого первого фантастического удовольствия, заставляющего ловить по пять оргазмов, она не ощущала. Лишь чувство болезненной наполненности. Внизу ныло, но не смертельно, вполне терпимая боль, которая всё равно заставляла мелко дрожать и учащённо дышать. Она и не заметила, что всё это время кусала нижнюю губу, почувствовала лишь когда его язык слизнул кровь, и Занзас вновь вторгся в её рот металлическим поцелуем, но в этот раз она отвечала лениво, но искренне, игриво тёрлась о его язык. Руками провела по легко сжимающей горло руке, цепляясь за спину, периодически расправляя пальцы, чтобы лучше ощутить жар его тела, зарываясь в смоляных жёстких прядях. Его исступлённое похотью рычание над ухом, словно акт кульминации, последние грубые движения, и внутри всё наполнилось семенем. Занзас не покидал её тело, покачивался медленнее, словно растягивая себе удовольствие, тяжело дыша над ухом. А выйдя, будто в придуманную ей самой благодарность невесомо прошёлся рукой по груди, очертил скулы и большим пальцем погладил ранку на губе, оставленную ей самой же. Лина отвернула голову в другую сторону, сжав бедра и зажмурив глаза, чтобы провалиться то ли в сон, то ли в бессознательное состояние, в котором будет слышать лишь собственное сердцебиение и его тяжёлое дыхание слишком близко, чтобы позволить себе всхлипнуть.

***

Что-то явно пошло не так. Это неправильно. Хотя разве не она всегда любила нарушать правила? Но проснуться обнажённой рядом с боссом Варии — даже для Аделины это уже выходило за понятия дозволенного. Голова её было по-хозяйски пристроена на его вскинутой руке — как будто они и правда молодожены, уже давно привыкшие спать в одной постели. Первые минуты, Санторо просто любовалась им, вдруг больше такой шанс ей не представиться. И она хотела запечатлеть это мгновение, не решаясь, самое ли оно прекрасное в её жизни, или самая страшная извращённая пытка. Пока он спал, всё было чудесно, ведь можно было не думать о последствиях, а хуже всего было представить его реакцию. Всё, что произошло, всего лишь его минутный порыв, взрыв накопившегося гнева, возможно, необходимая разрядка. В конце концов, это было лучше, если бы он просто свернул ей шею. Вот только для Аделины всё обстояло куда сложнее. Ведь он стал её первым мужчиной, и кто знает, как сложится её судьба — быть может, и последним. Как ей вообще это расценивать — как изнасилование? Как можно аккуратнее вытянув руку, подушечками пальцев она провела по его щеке, очертив шрам, спустившись к шее, и приподнявшись, будто пыталась впитать через тактильные ощущения его образ. Но внезапно её кольнуло до странного неприятная мысль. Она не хотела, чтобы он знал, что она была девственна. Упрямство это или гордость, но Лина терзала эта мысль, а точнее его комментарии по этому поводу. Может, он и не заметил? Поэтому скатившись кровати, она как можно тише разорвала окровавленную часть простыни, насколько это было возможно и затолкала под кровать. А после кинулась в душ смывать все улики, оставленные этим вечером. За окном уже царила ночь и её спутница луна. Отскребывая пальцами засохшую кровь и сперму, она пыталась себя уверить, что ничего серьёзного между ними не произошло, для взрослых людей же вполне нормально иногда потрахаться, а потом дальше как ни в чем не бывало обедать за одним столом? Многие супруги это практикуют, и каждый живёт себе спокойно в своем мирке. Или всё-таки списать всё на то, что это было изнасилование? Да, он взял её силой, но сказать, что Аделине было противно и неприятно — ложь. Вопреки болезненности и грубости ей всё равно было приятно ощущать его тяжесть и тепло, похотливые поцелуи и скупые ласки, больше напоминающие пытки. А что если вообще сделать вид, что ничего не произошло? Вот только когда она вышла из душа за своей одеждой и столкнулась с уже проснувшимся мужчиной, сердце упало в пятки, и Лина лишь беспомощно смотрела в его глаза, которые, казалось, сейчас ничего не выражали. Она ждала, что он скажет, будто от его слов зависела её дальнейшая судьба. Но не выдержала и выдал совсем не то, что хотела: — Отлично выглядите. Кажется, вас вылечил оздоровительный секс. Так что трахайтесь на здоровье, — и по-панибратски похлопав мужчину по груди, неловко улыбнувшись, направилась к своей одежде, судорожно натягивая то, что от неё осталось. Занзас, казалось, выбитый из колеи, какое-то время ещё простоял на месте, явно не зная, как реагировать не на то, что произошло этой ночью, а на сам монолог. И в конце концов, скрылся в душе. Время близилось к утру, Лина делала ставку на четыре-пять часов утра, сон не шёл, и она сидела у кровати, пытаясь порвать оставшиеся следы её позора. Но что важнее, она вспомнила их вечерний разговор. Мать. Он знал что-то о её смерти. Поэтому как только босс появился в комнате, лениво вытирая волосы, Санторо подорвалась с места, перейдя сразу к делу. — Что вы знаете о смерти моей матери? — Тебя я смотрю даже членом не заткнуть. — Ха, очень смешно! Хотите меня заткнуть — убейте. Но вы этого не сделаете, Вонголе я все-таки нужна. — Но не мне, — с едким безразличием усмехнулся мужчина, будто ножом проведя по сердцу. Отвечая таким коротким, но безжалостным предложением на все её вопросы. Глупо было на что-то надеяться. — Вы мне не доверяете, я это понимаю. Но хорошо, если заслужу ваше уважение? Вы ответите на мои вопросы? — Это будет очень долгий процесс, невозможный. — Тогда я просто докажу вашу неправоту по поводу моей причастности к кровавой свадьбе, я не буду умолять вас поверить мне, или пытаться переубедить. Мне плевать на наследие… Занзас цинично усмехнулся на это высказывание, но Санторо и не думала сдаваться: — Но я помогу его найти. И отдам вам. Лично вам, а не Саваде. И вы делайте с ним, что пожелаете. А если я окажусь крысой, то, в конце концов, вы просто рано или поздно сможете выйти на моих «боссов». — Мне плевать, делай, что хочешь. Но твои пассивные поиски ничего не изменят. — Хорошо, тогда… а если во время этих поисков я убью кого-нибудь собственными руками и смогу это вынести нормально, тогда… тогда вы ответите на мой вопрос? Занзас решил, что это шутка, но в глазах Аделины горела уверенность и самое страшное — азарт к готовности. Скариани ответить не успел, пространство разорвало громогласным «Вро-ой!» средь ночной тиши. Отвыкнув за пару дней от стальных связок Капитана Варии, Лина затеребила ухо, пытаясь унять оставшийся звон в ушах. Так и не ответив на предложение Лины, Занзас накинул рубашку с пиджаком и, прихватив кобуру, направился вниз. — Я буду считать, что молчание — знак согласия! — довольно бросила Санторо ему в спину, направляясь следом. Стоявший у машины Скуало одним видом дал понять, что ему есть что сказать боссу. Мармон недовольно сжимал карту под мышкой, кривя пухлые губы. Увидев потерянного босса, он безрадостно объявил: — Вы знаете мои расценки, босс. — Какого хрена, — отчеканил Суперби, — чёртов босс, ты забыл в этой глуши? — Решил от тебя отдохнуть. Скуало уже набрал в легкие воздуха, но заметил сдержанно машущую рукой и улыбающуюся Аделину. — Хотя бы эта жива, и на том спасибо. Что-нибудь выяснить удалось? — И да, и нет, — неоднозначно ответил босс, хлопнув дверью.