***
Хранители суетились вокруг Тсуны, как планеты вокруг солнца. Гокудера то и дело сдувал пылинки со свадебного фрака цвета шампань, Ямамото пытался подбодрить шутками, Рехей просто экстремально кричал задушевные тосты, Ламбо создавал праздничный хаос одним своим присутствием. Савада проходил уже знакомые круги ада, надеясь, что этот всё-таки закончится хеппи-эндом. Но весь взведённый как на иголках, Вонгола подскочил как ужаленный, когда услышал голос Аделины в комнате. — Савада, можно с тобой поговорить? Гокудера закричал как ужаленный, когда его босс обернулся к Аделине, успев лишь краем глаза заметить свою невесту в подвенечном платье, что, покорно скрестив пальцы, ждала внимания. Но явно не такого. — Джудайме, вы не можете видеть свою невесту до свадьбы, это плохая примета! Хаято прокричал с паническим приступом, рванувшись к Санторо, сорвав первое, что попалось в руки — ни в чём не повинную занавесь на окне. Пока Ямамото подскочил к Тсуне, чтобы закрыть боссу глаза, Рехей недолго думая сбил Саваду с ног, отправив всех в аут. Ламбо, прокричав: «Свадебная куча мала», ринулся на рухнувшие тела, решив довершить торт вишенкой в виде себя. Аделина в ступоре, наблюдая за развернувшимся безумием, моргнула, когда брошенная Хаято занавесь упала на неё. Хранитель Урагана замотал невесту, как приведение в простынь, и тяжело дыша, поднял палец вверх. — Джудайме, на этот раз я ничему и никому не дам расстроить вашу свадьбу!!! Я буду стоять рядом с вами даже у алтаря, даже в первую брачную ночь буду охранять ваш покой!!! — Идиоты, — вынес единственно логичный вердикт Хибари и удалился из сумасшедшего дома по выезду. Санторо продолжала стоять с накинутой на неё занавеской, пока Савада выбирался из-под своих хранителей. — Гокудера, всё в порядке, нам и правда с Аделиной нужно поговорить… — Но Десятый!!! — взревел Ураган, чьи старания не были оценены. Савада покачал головой, дав понять, что возражений он не потерпит. Нехотя, но Хранители удалились, оставив босса наедине с невестой. Аделина стащила с себя занавесь, нервно прошептав: — Я ещё Варию ненормальными считала. В Вонголе это, видимо, семейное. Воцарившееся неловкое молчание между молодожёнами сопровождалось неловким потиранием затылка и носа. Но Тсуна, как муж, решил взять всё в свои руки. — Ты прости их, они немного на взводе, из-за прошлого раза… — Я понимаю, всё в порядке. Мне самой не по себе. Савада, я пришла поговорить, чтобы расставить все точки над i. Тсуна сглотнул, ему стало не по себе от тяжёлого взгляда Санторо, она сильно изменилась, настолько, что даже аура вокруг неё темнела и давила. — Признаюсь, когда я познакомилась с тобой и узнала чуть лучше, первой моей мыслью было: «И это босс Вонголы, этот милый парнишка-студентик, серьёзно, он босс всея мафии?» Каюсь, я даже думала, что Занзас куда лучше бы подошёл на эту роль, он ведь такой типичный итальянский мафиози, взрывоопасный, резкий, дерзкий. Но я беру свои слова обратно. Я считаю, что Реборн прав, Девятый прав, у тебя есть прекрасный потенциал, ты разработал блестящий план, который, к слову, сработал. Ты любишь и защищаешь свою семью, готовый за них умереть. Возможно, ты сможешь разбавить мафию, принести в неё что-то новое. Ведь мафия была изначальна создана, чтобы защищать мирных жителей от военного диктаторского режима. Второй Вонгола исказил её, подстроил семью под себя. Но, Савада, ты всё ещё не дорос зваться Десятым Вонголой, тебе нужно вырваться из-под контроля Реборна. Да всех. Ты ещё сомневаешься, не противишься, но не хочешь до конца брать на себя это клеймо босса. Поэтому я пришла заключить с тобой сделку, когда ты, наконец, разрежешь пуповину, встанешь и скажешь: «Да, я Десятый Вонгола», тогда прими первое своё личное решение — разведись со мной. Савада не смел прервать Аделину, всё, что она говорила, было правдой, против которой ему нечего было поставить. Он балансировал между собой прежним «никчёмной Тсуной» и «Десятым Вонголой» — ни туда, ни сюда. — Ты ведь тоже не хочешь этого брака. Я не люблю тебя, Савада, и никогда не смогу полюбить. Да и ты меня тоже. Признаюсь, я люблю другого человека, который, возможно, не достоин этой любви, но я ничего не могу с этим поделать, даже будучи твоей женой, я буду молча любить его. Но я уважаю тебя, Савада, именно поэтому не сбежала, Вонгола и Вария столько сделали для меня, пускай Вария этого никогда и не признает, но специфически они заботились обо мне, я должна, нет, обязана отплатить той же монетой. Я выполню свой долг, потому что Вонгола действительно стала мне семьей, а семья ведь для того и создана, чтобы поддерживать друг друга в трудный час. — Всё, что ты сказала, — чистейшая правда, — Тсуна мягко улыбнулся, дотронувшись до руки вздрогнувшей Аделины, сжав её пальцы. — Я уже не противлюсь своей судьбе, но я не принял её до конца. Мне не хватит сейчас духу воспротивиться решению Альянса. Я понимаю твои чувства, я ведь тоже люблю другую, и мне очень больно идти под венец и смотреть на неё со стороны, как она искренне радуется за моё «счастье». Я обещаю, я разведусь с тобой, если ты этого пожелаешь, как только выбью из себя оставшуюся дурь. И посмеявшись над самим собой, он демонстративно стукнул себя по голове. Аделина звонко засмеялась, утерев тыльной стороной выступившие слёзы. — А кстати, кто этот человек, которого ты любишь? — Серьёзно? — Аделина покачала головой, не веря, что Савада до сих пор не догнал. — До сих пор не догадался? Савада свёл брови, стрельнув взглядом в потолок — привычка типичного ученика искать ответы на потолке, и, внезапно прозрев, ударил кулаком по ладони. — Точно! Как же я сразу не догадался! Ты любишь Бьякурана? Аделина тяжко вздохнула. Савада не исправим, долго же ей придётся ждать, когда он даст ей развод, очень долго. — Ладно, Савада, пора нам по местам, представление вот-вот начнётся. Тсуна понимающе улыбнулся и, когда Санторо уже закрывала дверь, едва слышно прошептал: — Да понял я, кто это, не такой я идиот, каким был раньше.***
«Когда я была маленькой, мама часто читала мне сказки о благородных принцах и прекрасных принцессах, о злых разбойниках, о невероятных приключенческих битвах, о безумных королях, о доблестных рыцарях. И как девочке мне внушали, что придёт и мой черёд попасть в величественный замок, познакомиться со своим принцем на белом коне, который спасёт меня от злой колдуньи и унесёт на руках под венец. Но почему-то мне больше всего импонировала сказка о гадком утёнке, ведь она поселила в моём сердце маленький искрящийся лучик надежды, что когда-нибудь у меня появятся девственно-белоснежные крылья, и я рассеку ими воздух и взлечу вверх назло всем обидчикам. Вот только в реальной жизни, принцы оказываются кровожадными мафиози, принцессы заядлыми стервами, рыцари — безжалостными киллерами, а гадкий утенок остаётся гадким утёнком. Но что делать в случае, когда ты даже не гадкий, а, скорее, дрянной утёнок? Вместо девственно-белых крыльев — карты, окроплённые первой пущенной кровью. Вместо свободных облаков на небе — пламя облака, взявшее меня в заложники собственной силой. Нет ни принца, ни рыцаря, который спасёт принцессу. Потому что… Я сама злодейка собственной сказки. Я — убийца. Я убила отца, не способная, будучи ребёнком, спасти его. Я убила своих родственников, слепо поверив незнакомцу. Я убила своего брата, полюбив того, кто не способен к состраданию. Я убила свою человечность, убив последнего из своей семьи. Я — убийца, не принцесса, и не гадкий утёнок, я — ничем не отличаюсь от других. Смотрела сквозь призму, считая себя второстепенным героем, который займёт место главного героя, не замечая крови, что течёт под моими ногами. Я просто отказалась от этого мира, в то время как это он отказался от меня. Я проснулась. От долгого сна, очутившись в доме, который лучше бы оказался сном. Но такова моя реальность. Такова моя сущность, и я приму её с гордо поднятой головой, выполнив приказ, как выполнила бы заказ на убийство. Ни яд, ни противоядие, ни часы Уробороса не стали для меня настоящим наследием. Нет. То, что я получила, то, что я познала, то, кем я стала — вот моё истинное наследие, весь путь, что я держала от этой же дорожки с кровавой свадьбы до собственного венчания на боссе мафии. Франческо, у меня появилась семья, пускай полной частью которой я никогда не стану, но к которой всегда приду на помощь, потому что того желает моё сердце. И которая придет на помощь мне в трудную минуту. Я больше не одна. Я всё то же блуждающее по небу облако, что всегда рано или поздно возвращается к месту, которое когда-то покинуло». Торжественная музыка заполнила зал бракосочетания. Савада уже по знакомому сценарию ожидал свою благоверную, с одним отличием, что хотя бы был уже с ней знаком. Прогресс на лицо. Аделина медленно ступала вдоль рядов, неся свадебный букет, с кротко опущенными ресницами, как и полагается невестам. Вот и конец её свободе, сделка заключена. Как Гокудера и обещал, он стоял подле жениха, хранителя, правда, периодически пытались выгнать вниз, но правая рука непоколебимо с гордым видом стоял неприступной крепостью. Санторо остановилась, подняв взгляд на Саваду и кивнув в знак поддержки. Они выдержат эту комедию. Священник начал речь, которую никто из них не слушал. Лина смотрела в одну точку — на бутоньерку в кармане Савады, озираться вокруг на сотни следивших за ними людей — уже выше её сил, её и так качало от волнения и страха. — Савада Тсунаеши, согласны ли вы взять в жёны Аделину Санторо? — Согласен, — ответил Савада голосом обречённого жениха под дулом пистолета. — Аделина Санторо, согласны ли вы стать женой Савады Тсунаеши? — Я со… Рубиновая брошь вспыхнула ярким снопом синего пламени, ослепив на мгновение не только жениха, отвернувшегося от света, но и всех гостей. А когда Савада обернулся, то встретил пустоту. Потерянно проморгав, он уставился на лежащую рубиновую брошь в ногах вместо невесты. Молчание в этот момент казалось единственной правильной вещью, гости боялись даже пошевелиться. — Да что опять не так?!!! — взревел со всей силы Тсунаеши, схватившись за голову. — Боже, мы когда-нибудь уже женим его или нет, — за голову схватился и Емитцу, распланировавший семейную идиллию за сына лет так на тридцать вперёд. Тсуну трясло с такой силы, что даже опешивший Гокудера, который клялся, что станет ангелом-хранителем этой свадьбы, беспомощно смотрел на место, где должна стоять Санторо. Савада, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, сжал кулаки, стрельнув взглядом на спрятавшего лицо репетитора под полями шляпы. — Ничего, Тсуна, — поспешил он его успокоить, — бог любит троицу, в третий раз уже точно женишься. — Чёрта с два! — вскричал Десятый, швырнув бутоньерку под ноги и, ринувшись по ступеням прочь, подальше от всех свадеб, торта и негодующих гостей. — Чтобы я ещё хоть раз в жизни пошёл под венец! Никаких браков ближайшие десять лет!!! За всем ажиотажем и непониманием только несколько человек довольно посмеивались, стараясь сохранить самый невозмутимый вид, на какой только была способна злорадствующая Вария. — Луссурия, ты заснял это? — Скуало толкнул в бок Солнце Варии, сжимая кулак на губах, чтоб никто не распознал его глумящейся улыбки. — Ещё бы, босс будет в восторге от огорошенного лица Савады, — Луссурия захлопнул камеру, мечтательно вздохнув. — Босс же теперь позволит вернуться мне обратно? — гася пламя тумана на кольце ада, Мармон самодовольно цокнул языком. — Я ведь прощён, да? — Всё будет зависеть от брачной ночи, ши-ши-ши. — Так, а теперь валим от греха подальше, пока Вонгола не догадался. — И дружной гурьбой Варийцы скрылись с места преступления.***
Аделина помнила лишь сильный толчок, словно её ударили в грудь, уронив в воронку, которая выплюнула её из зубатой пасти, и теперь она стояла на парковке, с букетом в руках, в фате, но без жениха. Оглянувшись вокруг среди припаркованных машин, она наткнулась на стоящего напротив Занзаса, облокотившего о своей феррари. Босс с привычным надменным, но скучающим видом потягивал виски. А заметив вылупившуюся на него Санторо, поморщился. — Чего вылупилась? — Эм… Занзас? — Нет, блять, Леви. Аделина помолчала, пытаясь понять, какого черта произошло, и выдала самый гениальный вопрос, какой пришёл в голову: — А что ты здесь делаешь? — Проебываю лучшие годы своей жизни с бутылкой, а что, не видно? — Ну да, всё, впрочем, как и всегда. Тут Аделина наконец зацепилась за сверкающие купола собора в радиусе примерно одного километра от них, Скариани вытащил рубин без оправы и, щелкнув пальцами, выкинул в сторону. Тогда до Санторо начало доходить. Она телепортировалась, совсем как тогда с Франческо в театре и на маскараде. Кольцо Ада Франческо, которое она отдала Мармону, обладало способностью телепорта проклятых предметов. Вот как он спокойно добирался из места в место. И судя по всему, Мармон только что организовал её побег со свадьбы. — Серьёзно, так это ты руку приложил? — Аделина расплылась в улыбке, на что Скариани фыркнул. — Садись в машину. — Но там. Алтарь, Вонгола… — Если так горишь желанием стать женой мусора — мальчишки, что сам не может решать, на ком жениться без подзадника своего репетитора, возвращайся обратно своими двумя. Выбор был очевиден. Кинув букет через плечо, упавший к неизвестному счастливчику на капот, Аделина, собрав полы платья, запрыгнула в салон. — Но почему? — Решил, что Аделина Савада звучит ещё убожественнее, чем Аделина Санторо. И правда, когда она повторила пару раз «Савада Аделина», виновницу торжества перекосило, и она нервно засмеялась, ведь звучало и правда ужасно. И почему нельзя отказываться от брака, ссылаясь на то, что фамилия к имени не подходит. И Санторо не стала настаивать на истинной причине, понимая, что Занзаса и под дулом пистолета не заставить сознаться в порыве добродетельного поступка. Город отдалялся, оставаясь позади и виднеясь в зеркале заднего видения. Но Санторо не спрашивала, куда они едут. Украденным невестам же не положено знать, куда именно их похищают. Спасибо пусть скажет, что едет не в багажнике. — Я тут подумала, я ведь так и не извинилась, — смотря на пылающее в закате небо, мечтательно вздохнула Аделина и странно улыбнулась. — Савада проникся одним твоим ущербным поклоном, этого ему для счастья хватит, — не отрываясь от дороги, Занзас цокнул языком и резко завернул на повороте. — Я не о Саваде. Я о тебе. — Мне не нужны твои извинения. — Мне нужны. Прости, что потратил на меня время, что носился со мной, а потом ещё и спас. — Один пункт ты упустила. Сердце болезненно сжалось, но внутренняя боль не отразилась на непроницаемом лице, где цвела теперь неизменная улыбка, показывающая, что его хозяйка думает обо всём этом мире. — За это я извиниться не буду. Я не знала о своей беременности. И могу сказать, что я просто дура, но ты и так это знаешь. — И правда, нового ты мне ничего не сообщила. — Но давай смотреть правде глаза. Неужели тебе был так нужен этот ребёнок? Почему мне кажется, что если бы я узнала о том, что беременна и заявила тебе об этом, ты бы заставил меня сделать аборт? Пальцы сжались на руле, а челюсти плотно сжались. Занзас цинично хмыкнул и с трудом подавил едкую усмешку, которую Аделине сейчас хотелось разгладить указательным пальцем. — А если бы даже и не заставил, из меня бы не вышла мать. Я не могу создавать — только разрушать. — Хоть что-то у нас общее. — Если ты так хочешь в будущем ребёнка, так найди себе жену, а не хочешь терпеть бабу в доме, усынови. А меня больше этим не упрекай. — Ты надо мой издеваешься? — Насчёт чего? — Насчёт усыновления. — Нисколько. Занзасу в это верилось с трудом. Санторо прекрасно должна была понимать, что это больная тема. Вот только зачем она её подняла — парировать за обиды или же правда видела в этом логику? — Я не хочу сейчас об этом думать. Я вообще сейчас ничего не хочу. Просто заткнись и не действуй мне на нервы. — Чтобы я не действовала тебе не нервы, меня как минимум нужно высадить из машины. — И отвернулась к окну, чтобы скрыть самодовольную улыбку. Занзас оскалил сардоническую усмешку, рвано засмеявшись ей в ответ. — Открой бардачок. Лина, скептически нахмурившись, с опаской открыла бардачок, и первое, что попало ей в руки, была папка. Та самая папка, которую она нашла однажды в закрытом шкафу, и что открыла для неё страшную правду о её семье. — Это… — Личное дело твоей семейки. Ты ведь свою часть уговора выполнила, а этот бумажный мусор только занимает место. Лина дрожащими от волнения пальцами открыла папку, бегло пробежавшись по страницам, пропуская уже знакомую информацию, но, дойдя до середины, застыла. Семь имен. Семь фотографий. Семь бывших видных мафиози. Что заказали её мать. — Все они мертвы. — Голос Занзаса вывел её из ступора, и Санторо подняла округлившиеся глаза на непроницаемое безразличное лицо Скариани. — Твой отец избавился от них ещё давным-давно. А тот, что Сальваторе, был инициатором и заказчиком убийства, твой чокнутый папаша поместил его в лес и с помощью иллюзиониста заставил жить там, охраняя часы, пока он не придёт. Горький ком встал поперёк горла, и, стиснув зубы, проглотив горькое прошлое, Аделина захлопнула папку и выкинула на заднее сидение. Больше это не имело никакого значения. Она свела счёты со своим прошлым, и не собирается возвращаться к нему вновь. Машина преодолевала вечернюю трассу, поднимающуюся по склону к обрыву над рекой. Они остановились почти у самого края. Занзас вышел молча и также открыл её дверь. Без лишних приглашений Аделина покинула салон и, придерживая подол, позволила схватить себя за предплечье. Скариани подвёл её к обрыву. И стоило взглянуть вниз, как кругом шла голова. Санторо зажмурилась и отвернулась, после непонимающе взглянув на босса Варии. Мафиози же спокойно смотрел в ущелье, так они простояли в некотором молчании. — На этом месте я отпущу тебя. В прямом смысле, — непривычно спокойно проговорил Занзас и сильнее сжал руку Аделины, встрепенувшейся от его слов. — Я подарю тебе то, о чём ты так всегда мечтала — свободу выбора. Я знаю, что всё это время ты была у Реборна. Санторо постыдно отвела взгляд, вспыхнув краской, и приготовилась быть утопленной за измену, но как же она поспешила с выводами. — Мне плевать, что с тобой делали. Но он что-то сделал с тобой, как и с этим Десятым мусором. И меня это жутко вымораживает, но в то же время восхищает. Если ты правда стала той, кем ты себя считаешь, тебе не составит труда спастись от падения. Я даю тебе свободу, Аделина. Выбирай, — и обернулся, схватив за подбородок, смотря пленяющим взглядом, что в сумерках был точно застывшая кровь. — Или ты спасаешься и уходишь по течению реки, и я не догоняю тебя, но ты уходишь навсегда и не смеешь попадаться мне на глаза. Или выбираешься и возвращаешься сюда, и это будет означать, что ты становишься моей. Никто не будет сметь тобой обладать. Ты будешь беспрекословно выполнять все мои приказы. И твою жизнь смею забрать только. Либо ты посмеешь умереть только по моему приказу. — Но… Но Аделина не успела возразить — Занзас толкнул её без прелюдий, с садистским наслаждением упиваясь её страхам в расширившихся глазах и протянутой к нему руки. Руки, которую он не поймал, хладнокровно смотря, как Санторо летит с обрыва на камни в реке. Её история началась с падения и падением закончилась. Снова она ощутила вкус полета и свободы, в которой она расправила руки как птица. Но тогда, беспомощная, она была спасена Реборном. Сейчас же она сама по себе. Способная наконец-то о себе позаботиться. Карты, прикреплённые к резинке чулка, вырвались из-под пола свадебной юбки и простерлись внизу над рекой. Аделина перевернулась в воздухе и, расставив руки, приземлилась на карточную дорожку. Пламя оказалось недостаточно прочным, и она свалилась в реку, но проплыв пару метров, выбралась на камни. Она смотрела то вверх, где ждал её личный ад, то в сторону леса, где поджидала неизведанная свобода. Но облако свободно всегда, даже среди скопления туч. Даже под оком палящего солнца. Даже в открытом небе. Даже в дождь, среди бушующего урагана, и в грозу. Облако всегда вольно уйти и прийти, когда пожелает, ведь такова его природа. Но облакам не выжить в этом мире без своего неба. Карты медленно выстроились в ряд ступеней вверх. И Санторо поднималась по каждой выстроенной ступеньке, собирающейся из последней в следующую. Еще несколько шагов и она достигнет вершины. Сердце волнительно стучало, но Лина не прекращала подъём. И она подпрыгнула вверх, приземлившись на утёс. Занзас стоял в стороне, и трудно было понять: ожидал ли он, что она вернётся или сбежит. Но, скорее всего, был готов к обоим вариантам, он сдержал бы слово и дал ей уйти. Но Санторо стояла напротив, в промокшем свадебном платье, с гордо выпрямленной спиной и ровным взглядом, в котором он наконец-то увидел то, что видел изо дня в день — готовность убить и быть убитой. — Подойди, — приказал он и властным жестом руки подозвал к себе. Санторо приблизилась, опустив юбку, и вздрогнула, когда он перехватил её левую руку, другой юркнув под пиджак, и достал кольцо. — Ты добилась своего. Я признаю тебя. Но это признание станет твоим худшим наказанием. Потому что теперь я никогда не отпущу тебя, пока не прикажу умереть за меня. Безымянный палец левой руки сомкнул ободок кольца офицера Варии, сверкнувший облачным пламенем, среагировавшим на вихрь эмоций в груди хозяйки. Со слезами на глазах Аделина смотрела на кольцо, что станет для неё самим символом жизни и личной погибелью. И она переплела их пальцы, задрожав от волнения, и позволила увлечь себя в поцелуй, что стал печатью на их соглашении — с таким же солено-горьким привкусом, как кровь, что ей придётся пустить не раз. Сплелись в подписи языки, поставив точку с укусом в нижнюю губу. Проведя большим пальцем под подбородком Аделины, Занзас прервал поцелуй с чужими слезами на губах. И чтобы скрыть слёзы, Лина преклонила колени, взяла руку Занзаса и чувственно поцеловала кольцо Неба. — Слушаюсь, Босс. И в этих словах искренности было куда больше, чем если бы она на всю округу прокричала: «Я люблю тебя и умру за тебя». Уняв слабость, которую она себе позволила в последний раз в виде слёз, поднялась с колен, прижав руку, что венчало кольцо, к груди. — Но у меня есть одна просьба. — Так ты начинаешь наши отношения? — Занзас надменно изогнул бровь, взяв её лицо за подбородок. — Ты не ошибся насчёт того, что все это время я была у Реборна. И дело в том, что моё обучение ещё не было окончено. Я хочу стать ещё сильнее и вынуждена буду уйти, чтобы закончить начатое, и чтобы после вернуться навсегда. — И когда ж ты соизволишь вернуться? И помолчав некоторое время, любовно смотря в глаза, в которых желала раствориться на всю оставшуюся жизнь, проговорила на одном дыхании: — Я вернусь, когда прибудет попутный ветер в сторону Сицилии, где живёт моё Небо. Нагряну Облаком, закрывшим солнце над особняком. Когда ты будешь и не будешь меня ждать. Ведь сколько бы облако ни блуждало, рано или поздно оно всегда возвращается к месту, откуда пришло. Тёмный полог неба поглотил все краски пейзажа, оставив на чистом небе лишь ярко горящие звезды. И только одно-единственное облако блуждало под его небом в свадебном платье, уходящее прочь с места тайного венчания, что связало преступными узами, прочнее любой другой связи, сплетённые на вечную клятву сердца.