***
Давным-давно, сразу после окончания 48-х Голодных игр, юный Победитель, семнадцатилетний Брут Саммерс был доставлен (в сознании) в Медицинский центр Управления играми. Медики констатировали незначительные раны на левом бедре. Юноша получил их в стычке, когда одновременно на него напали добровольцы из Четвёртого и малолетний бандит из дистрикта Восемь. Со спины. В схватке трое против одного Брут убил их всех, но Восьмой его ранил. Произошло это накануне финала, на двенадцатый день Игр. Как известно, кроме самого Брута, никто из «карьеристов» не вышел. Но в целом, капитолийские медики были весьма озадачены отменной физической формой Победителя. Последним его осматривал седой психиатр-капитолиец. Старик заподозрил тягчайшее психическое расстройство: то, что юноша был предельно спокоен и нисколько не нервничал, пройдя весь ад Арены, внушило опытнейшему доктору тревогу, и он назначил особое нервно-психиатрическое исследование. Такое назначалось не часто, лишь откровенно повредившимся рассудком Победителям. Брут отнесся к нему очень спокойно. Два с половиной часа длился его разговор с врачом. Наконец, старик написал кратко в его истории болезни: «Психически здоров». И вышел поговорить с Ниобой, ментором Брута. — Горец Дьюри, — ошеломил ее старый (ему было 83 лет) психиатр. — Да. Как вы угадали? — у немолодой, много чего поведавшей на своем веку Победительницы глаза полезли на лоб. — Феномен. Полвека назад я встречал подобный случай. На фронте. В «мясорубке» в Дистрикте Семь из ста пятидесяти солдат выжило четверо, трое сошли с ума, и только один остался совершенно нормальным. И он точно был из тех самых мест. Естественный отбор. Жесточайший. Особый воздух, дефицит кислорода. Если дышать часто, сразу начнешь задыхаться, поэтому они учатся контролировать дыхание в раннем детстве. И нервы. Либо быстро погибают. Ещё у них нравы сохранились варварские обычаи, «обида смывается только кровью», и в том же духе. — Он не рассказывал… — Ниоба растерялась ещё сильнее. — Да всё с вашим мальчишкой будет в порядке. Единственный момент, госпожа Хендриксен, на который хочу обратить внимание, — сны, они должны быть «чёрными», то есть бессодержательными, никаких видений, никаких кошмаров, это важный момент. Всегда держите это под контролем. Поэтому, как только вам покажется, что он начал видеть «цветные сны», знайте, скоро начнутся кошмары — сразу везите его ко мне. — Но они снятся всем Победителям, кого я знаю, — ментор осознала, что о «её мальчишке» этот старик знает больше, чем она сама, за эти десять лет ставшая Бруту второй матерью. — Только не ему. Особенность психики. Ведь у него никогда не было проблем со сном? — наклонив голову набок, спросил «удивительный доктор». — Нет. Не было. — Но сон всегда очень чуткий и, главное, здоровый? — Да, — Ниоба была поражена настолько, что говорить могла сейчас только односложно. — Тогда можете сегодня же его забрать. Пусть погуляет по городу. Он ведь его как свои пять пальцев знает, — резюмировал старик, и ментор просто лишилась дара речи: «Неужели просто по безупречному выговору он догадался, что по рассказам деда и отца мой мальчик научился ориентироваться в Капитолии ещё до того, как приехал?». И действительно, они с Брутом весь день до самой ночи провели на улицах и проспектах столицы, побывали в «музее обороны Капитолия», а затем долго сидели на берегу Большого озера, к вечеру того дня Ниобе стало казаться, завяжи она ему глаза, он ни за что не потеряется и будет ориентироваться по звукам и по памяти. У неё было ощущение, граничащее с уверенностью, что Брут родился в Капитолии.***
Проблемы начались спустя полтора месяца после коронации. У Брута появились первые в его жизни кошмары. Невероятно простые и не страшные. Но только не для него. Даже такие «простые сны» стали для юного Брута невероятным испытанием. Более серьезным испытанием, чем сами Голодные игры! Брут тогда жил в Деревне Победителей. В отличие от других дистриктов, во втором пустовало лишь два дома на окраине деревни, в них вселялись именно юные Победители, а большую часть населения деревни составляли старожилы, победители, игры которых проходили еще до первой квартальной бойни. Семья Брута жила очень далеко от Олдборо, свыше 240 миль, в том самом негостеприимном крае, по имени округ Дьюри. Отца он не видел семь лет, мать навестила сына сразу после Победы и вернулась домой. Братьев и сестёр у Брута не было. Ниоба, как старший ментор дистрикта, в деревне появлялась крайне редко, все время проводя в Академии, (которая находилась с момента основания в центре Олдборо), в то время, как деревня победителей расположилась на северной окраине города, в пяти милях от Академии. Поэтому, о приключившемся с ним несчастье она узнала только на следующий день, и тотчас же помчалась в Капитолий, бросив все дела! В одну из тёмных июльских ночей Деревня огласилась совершенно дикими, нечеловеческими воплями. Они раздавались с окраины деревни, из дома, в который три недели назад вселился Брут. Существовала дурацкая легенда, что тот дом «несчастливый и нехороший». Якобы в нём обитает «Дух Креонта», трибута Второго Дистрикта, которого погубила на играх несчастная любовь. Якобы именно этот самый Креонт и построил своими руками этот самый дом. Из-за этой легенды на крики никто сразу не прибежал, хотя они могли поднять мертвого из могилы! Спустя минут семь или восемь к дому приковылял сам Ромул Фергюсон, основатель Академии. Между прочим, лучший друг того самого Креонта, и конечно, в «легенду» Ромул не верил. Ему было чуть за пятьдесят, он страдал бессонницей, пару лет назад он подвернул ногу и немного прихрамывал, но упорно не желал обзаводиться тростью или костылем. Он же — легенда и гордость дистрикта. Как можно! Семьи у него не было, жил он уединенно. Все дома были построены по единому плану, и старый Ромул сразу пошёл наверх, в спальню. Где он и нашёл вопящего от ужаса Брута. Далее произошёл такой диалог: — Парень! Кого что видел? Приведение или черта с десятью рогами? — хриплым голосом спросил Ромул. — Вообще, он был крайне недоволен в эту секунду. Вопли Брута отвлекли Ромула от воспоминаний… — Самого себя! — тихо ответил белый, как покойник, забившийся в угол спальни, Брут. — Это плохо, такие сны видят перед смертью, — мрачно сказал Ромул. Он вообще не отличался ни деликатностью, ни хорошими манерами. Он мало изменился с тех самых пор, когда помогал отцу в кузне. Родился Ромул в южном предместье Олдборо. Брут ничего не ответил. Это показалось Ромулу недобрым знаком. Он подошёл ближе и увидел, что у Брута из-за рта идёт пена! Эпилепсией ни он сам, ни кто-либо из его родни не страдал. Не долго думая, могучий Ромул поднял тяжелое тело, Брут тогда весил 78 кг, и вытащил агонизирующего юношу на свежий воздух. На счастье Брута, именно потому, что большую часть живших в деревне Победителей составляли старики, в деревне победителей жил врач. Который быстро пришел на зов Ромула. Брута он реанимировал. Ромул понял что дело дрянь и, прихрамывая, он пошёл звонить в Капитолий. И уже через двадцать минут из столицы примчался медицинский планолёт — то, что в критическую минуту ему на помощь пришёл Ромул, Великий боец, — первый ректор Академии, слово которого в Капитолии ценилось высоко, для Брута стало спасением. Брута «откачали» и на пару месяцев он оказался пациентом самой известной клиники нервных расстройств в Капитолии — «Вишневом саду». Лечение в месяц стоило двести тысяч капитолийских долларов, но эти деньги не были вычтены из Премиального фонда Победителя 48-х игр, кто-то аккуратно внёс аванс в миллион долларов, сразу после поступления Брута в «Вишневый сад». Аноним. Курировал юношу, которому очень скоро стало лучше — на третий день — тот самый невероятно проницательный старый психиатр. Звали его профессор Юпитер Бернгейм*. Хотя, был у Брута и другой врач-капитолиец: молодой, амбициозный, очень самоуверенный. И он хотел оставить юношу в клинике года на четыре-пять. Потому, что никак не мог понять, чем же тот, собственно, болен. Быстро придя в норму, юный Саммерс стал объектом повышенного внимания своего лечащего врача, Каракаллы Майерса. Он производил впечатление совершенно здорового человека, но доктор не желал допускать и мысли, что это так. «Он болен, важно понять — чем: шизофрения — не диагностирована, паранойя — точно нет, навязчивые идеи — маловероятно, мания преследования — вероятно, психопатия — вероятно, но никаких симптомов. Тогда что? Он — малолетний убийца восемнадцать лет от роду, убивший на Арене шестерых! Его нормальность — это иллюзия! И он был доставлен к нам в крайне тяжелом, коматозном состоянии!» Непреодолимая трудность для доктора Каракаллы заключалось в уверенности юноши, что он не помнит страшный сон, с которого все началось. Поначалу Каракалла подозревал его во лжи, но, понаблюдав его пару недель, пришёл к выводу, что тот не лжет: «Он — достаточно наивный, хотя и весьма здравомыслящий юноша, он искренен, несомненно, и либо он забыл, либо убедил сам себя, что он не помнит, что с ним случилось той ночью. Защитная реакция», — записал Каракалла в истории болезни молодого победителя. И планировал продлить его прибывание в клинике на целый год — «Для его же безопасности!» — заключил донельзя самоуверенный молодой врач. И тогда в курс лечения вмешался куратор, многоопытный профессор Юпитер, главный научный руководитель «Вишнёвого сада». Он отмел доводы молодого коллеги: — Он вполне дееспособен. Вам просто так и не удалось за две недели выяснить, что послужило «толчком». — Я сделал всё, что возможно. Он ничего не помнит. Ретроградная амнезия! — ответил уязвленный, если не сказать оскорбленный, Каракалла. Он заметно нервно сжимал и разжимал пальцы. — Сложнейший случай. Это бесспорно. Юный пациент наделен железными нервами и чрезвычайно устойчивой ко всем внешним вызовам психикой. Но что-то её все-таки надломило, и нам необходимо выяснить, что. Он должен вспомнить свой сон! — не терпящим возражений тоном ответил доктор Юпитер. — Но как, сэр? — признал, что это полнейший тупик для него, доктор Каракалла. — Элементарно, доктор! Гипноз и полное доверие пациента, — вынес свой приговор старейший психиатр Капитолия. И Каракалле ничего не оставалось, как просто слепо следовать готовому плану старого профессора. Брут на сеанс гипноза сразу согласился, но очень скоро пожалел об этом: наряду с воспоминаниями возвратился и дикий ужас. Но мистер Юпитер это предвидел, поэтому сеанс гипноза проходил под неусыпным контролем множества приборов и датчиков. И как только совершенно спокойный до того момента юноша изогнулся дугой, а его красивое и безмятежное лицо исказила гримаса страдания, в вену «непростого пациента» впрыснули успокоительное. Но сеанс гипноза всё равно был прерван. И только после того, как доктор Юпитер получил ответ на единственный заданный им вопрос: — Ты вспомнил, что тебя так напугало? — Девочка… И старый профессор понимающе кивнул. Сеанс продолжили через два дня, но и тогда Брут не смог вспомнить весь сон целиком, и всё прояснилось не до конца. Поэтому был проведён заключительный, третий сеанс, после чего юный Саммерс смог детально вспомнить события той ночи. Дадим ему слово: — Я испытывал беспокойство четыре дня подряд. Настроение было очень тревожным. Но понять, в чём дело, я никак не мог. У меня дрожали пальцы, пропал аппетит, было чувство приближающейся беды, но никого, кто мог сказать, что мне делать, рядом не было — все были заняты своими делами. И отвлекать людей от дел — это ведь недопустимо! — Вы совершили ошибку. В следующей раз сразу ищите друга, врача, не оставайтесь одни. Вы меня поняли? — мягко посоветовал Бруту доктор Юпитер, — Продолжайте. — Жажда. У меня была жуткая жажда. Помню я смотрел передачу по Capitol-TV. Всё началось с того, что я увидел самого себя. На арене. — Я так и предполагал, — тяжело вздохнул старый доктор. — Рецедив синдрома «Победителя». В фазе обскурации. Симптоматика, коллега. — сказал он Каракалле. — Тип Неяды Кросс? — спросил молодой доктор. — Нет. Юноша, продолжайте, не слушайте наш разговоры. Они вам ничего не разъяснят. Тут разобраться можете только вы сами, — старый доктор всегда и всех пациентов называл только на «Вы». — У меня закружилась голова, и я пошёл на свежий воздух. Я потерял сознание на скамье за домом. Помню, что очнулся уже ночью, голова просто раскалывалась, я ползком добрался до кровати. Ноги были ватными. А всё тело покрывал горячий липкий пот. Он каплями падал с моего носа, с ушей. В глазах все вращалось. Минуты две-три. Потом мне стало лучше. Я так думал. И я пошёл спать. Я проснулся. Я думал, что я проснулся. Я встал и подошёл к окну. Меня поразила луна. Она была просто огромной! С красноватым оттенком, цвета крови. Меня это поразило. А потом я обернулся и застыл, как вкопанный. Я увидел самого себя, лежащего на кровати. Так я стоял, ни живой, ни мертвый от ужаса. Я не знал, что мне делать. Впервые в жизни не знал. Я боялся пошевелиться. А потом, не знаю, сколько времени прошло. Наверное, немало, я увидел её. Девочку, — и бледный Брут нервно сглотнул. — Ты ее знаешь? Эту девочку? — спросил Каракалла. А доктор Юпитер чуть заметно изогнул насмешливо губы. Очень сдержанно. Профессионально. — Она была трибутом на моих играх, — Брут нервно сглотнул ещё раз. Он сильно нервничал, и его дикция стала менее четкой, он стал запинаться. — Я узнал ее, она была из Девятого. Я её уууууубииииил, — последнюю фразу он произнёс очень сильно заикаясь. Врачи сразу отметили про себя: пациент ни разу, никогда не заикался. «У пациента великолепная выдержка» — значилось в его истории болезни. — Она подошла не к тебе, а к твоему двойнику, который лежал на постели? — значительно более мягко, чем обычно, спросил доктор Каракалла. До той поры безучастный, внезапно он почувствовал симпатию к юному убийце. — Ко мне, — и губы атлетически сложенного, обычно уравновешенного, уверенного в себе и холодно-спокойного юноши, дрогнули. Он переживал всё вновь. Но на этот раз железной силой воли он контролировал свои эмоции. — Она задала мне один вопрос. — теперь он говорил спокойнее. Но глаза! Чистый, незамутненный взор юного горца претерпел сильнейшие изменения. В нем отражалась глубина переживаемых им сейчас мучительно-болезненных, рвущих душу эмоций. Для врачей неожиданно приоткрылась дверь в его внутренний мир, наглухо запертая для посторонних. Ненадолго, секунды на две-три «Древние утверждали, что это душа проявляет себя в такие моменты» — подумал старый доктор Юпитер. — За что ты меня убил? — договорил Брут и в изнеможении откинулся на спинку стула. — Достаточно. Отдыхайте, молодой человек. Коллега, проводите меня, — немного мрачно, задумчиво произнес старый капитолийский профессор. И они вышли из палаты Брута. — Синдром Гая Эверли? — задал вопрос необычно сдержанный, озадаченный услышанным признанием, Каракалла. — Нет. Не угадали. — и он скупо улыбнулся уголками губ, — Синдром Брута Саммерса. Так и пишите. — медики некоторое время молчали, наконец, старик сказал, — Через неделю готовьте его к выписке. — брови молодого доктора резко взмыли вверх, он только что не раскрыл от изумления рот. — И попробуйте разговорить его, хотя это будет чертовски трудно, выясните, почему именно она пришла к нему во сне, ведь на Арене он убил шестерых. Держите меня в курсе. До свидания, коллега, — и подав на прощание Каракалле руку, старик быстрым и энергичным шагом отправился домой. Его ждали жена, дочь и внуки, жившие в большом доме вместе с стариками.…
Примечание: Если кто добрался до этого самого места, он — настоящая молодчина и герой, Дистрикт Два не забудет тебя, о читатель! И вот что ещё: ты ещё не в курсе, но автор-то знает, что дальше находится черновик новой главы, Игры Брута, между прочим! Перевариваем эту инфу и тотчас пишем Автору в личку: «Что? Как и когда? Смелее: Автор не кусается!