Сто дней

Жизнь, по сути, довольно забавная вещь: вот только недавно я еще говорил с матерью, нет, не говорил, мы ругались и довольно по глупому вопросу, даже смешному. Но тогда мне это смешным совсем не казалось, я был очень раздражен и даже зол, поэтому, чтобы не натворить глупостей, о которых бы потом пожалел, я решил уйти. Но уходя я кинул взгляд на маму: добрая женщина, очень хорошая выглядящая для своего возраста с поразительно выразительными большими карими глазами и обиженным взглядом. Да, мама, я никогда не был хорошим сыном, мог вспылить, наговорить глупостей, но ты всегда меня прощала, терпела и ждала когда я вернусь домой, к тебе. Пусть ты никогда не баловала меня излишней материнской лаской и теплом, пусть я завидовал своим товарищам, но с этим, как и они, остался бы ни на что не способным мамочкиным сынком. А я не такой, да, я куда сильнее чем мои друзья-одногодки, и все это лишь твоя заслуга и лишь теперь я все понимаю. Теперь, когда ничего уже нельзя изменить, когда я уже вижу фары фуры прямо перед мордой своего автомобиля, как же ты мной гордилась, когда я совершил свою первую крупную покупку, как ты смеялась, когда я приехал к тебе с гордо поднятым носом, хвастаясь тем какой я самостоятельный. Сейчас же единственное что я мог слышать-это скрежет вминающегося металла, и фары... Говорят в конце туннеля нас ждет свет, но я никогда и представить себе не мог, что это будут фары фуры, несущейся на меня с бешеной скоростью, я не успел уйти с дороги неуправляемого титана, резкая боль пронзила все мое тело, я чувствовал как сознание медленно покидает меня и единственное, что я успел произнести перед тем как окунулся в непроглядную темноту, было: - Прости, мама, - мои глаза закрылись и меня окутала леденящая тьма осознания, что мама так и не услышит то как сильно я люблю ее.

***

- Каталки! Быстрее! Он еще дышит! Срочная реанимация! - Кто нибудь уже позвонил его родственникам? - Да, его мать уже выехала! - Быстрее! мы его теряем! - Мэм, кто вы? - к достаточно молодой, высокой и стройной женщине с заплаканными глазами подошел один из полисменов, не давая ей пройти к месту, где врачи боролись за жизнь молодого парня. - Я его мать! Пустите! Как вы не понимаете, это мой сын! - женщина была вне себя от горя и осознания случившегося, она словно дикая рассвирепевшая кошка кидалась на мужчину, который не пускал к ее ребенку. - Пустите! Умоляю! - обессиленная, она продолжала колотить хрупкими кулачками по широкой груди мужчины и плакать, не понимая как подобное могло случиться с ее мальчиком. - Нельзя, с ним врачи, они спасут вашего ребенка, - полисмен, обнял хрупкие, содрогающиеся от плача плечи женщины и постарался увести ее. Но она сделала последний рывок и вот она уже у реанимационной машины скорой помощи, остекленевшими глазами смотрит на обезображенное и окровавленное тело своего сына и внутри что-то оборвалось. Она упала на колени перед безжизненным телом, целуя холодные руки и молилась, как не молилась никогда ранее. Молилась, чтоб ее ребенок выжил, чтоб ее маленький и глупенький мальчик вновь смог приехать к ней со смешно вздернутым от юношеской гордости носиком или горячо отстаивать свое мнение перед ней. Но врачи не могли ничего поделать, закрыв в машине мать с ее дитя они, включив сирену, рванули в клинику, где бы ему оказали помощь. Скрип каталки, больничный запах, мигающие приборы и врачи в масках, все вокруг тела парня, он потерял слишком много крови и врачи обратились к женщине, но она лишь молча прошла в палату и отдала свою кровь сыну, тем самым спасая его от неминуемой гибели. Врач с некоторым облегчением и одновременно горечью говорит, что его состояние стабилизировалось, но он в коме, а матери пока достаточно и этого, ведь ее сын все еще жив, а это значит, что еще не все потеряно!

***

Темнота. Странно, я всегда думал, что смерть - это очень страшно, но смерть лишь неизвестностью сможет напугать и покоем, хотя! Нет! Какой покой! Я же столько всего не сделал! Невозможно, чтобы я так просто умер столько не сделав и стольких нужных слов не сказав! - Ты уже свыкся, не так ли? - голос ввел меня, мягко говоря в ступор, ведь рядом никого не было, лишь темнота и тишина. Я боялся что либо сказать, ведь я вряд ли услышу свой голос и это, почему то меня очень пугало, но голос продолжал: - Не бойся, открой глаза, - ласковый, бархатистый и раскатистый, он сразу успокаивал и вводил в тот самый счастливый ужас о котором я столько слышал, но не мог поверить. Повинуясь голосу, я открыл глаза и удивился, увидев перед собой песочный берег и безграничную даль водной глади, а голос продолжал: - Ты понимаешь, что случилось? - Я умер? - с содроганием произнес я, ожидая своего приговора, ведь этот голос, наверняка, голос Бога. - Нет, ты еще не умер, но можешь умереть, - более жестко проговорил голос, и я будто бы почувствовал как мое сердце начало бешено биться о грудную клетку. - Я могу выжить? - аккуратно спросил я, одновременно ужасаясь и ожидая ответа. - Можешь, - обладатель голоса словно улыбнулся, на сердце у меня потеплело и появилась надежда, что у меня все еще впереди. - Но при одном условии. Я замер, не понимая, как тут можно ставить условие, ведь жизнь - не игра. - Какое? - едва слыша самого себя. - Ты должен познать настоящую любовь, мой мальчик. - Но! Я же люблю моих родителей! Мою семью! Моих братьев и сестер! Разве мне нужно что то иное? я ведь никогда и не влюблялся, и не знаю какого это! - Нет, это все не то, ты должен познать другую любовь и тогда ты будешь жить, - тихий вздох и более твердо обладатель голоса продолжил. - Ты должен найти и полюбить кого-нибудь за сто дней, иначе, ты умрешь. Надеюсь, что ты понимаешь, что эта просьба не беспричинна? Без любви нельзя попасть в мой сад, и я тебе даю шанс прожить жизнь в любви и познать рай, но... если ты не сможешь этого сделать то ты попадешь в руки павших ангелов уже через сто дней и будешь мучиться до скончания века. - Да, я все понял, - я с готовностью кивнул и уже через мгновение... - Доктор! Он очнулся! Скорее! - я увидел как ко мне несутся люди в медицинских одеждах, услышал противный писк больничных аппаратов и слезы радости на глазах моей семьи. - Мама, я жив, - тихо проговорил я и со спокойной улыбкой уснул крепким, сном выздоравливающего, без сновидений.