На привязи

      Вид поджарых мужских тел оставляет Бейли почти равнодушной, лишь лицо её, по-прежнему бледное и сосредоточенное, вытягивается, а зрачки пульсируют.       — Ты не серьёзно, — оборачивается она к дяде, ожидая, что тот ухмыльнётся и растреплет ей волосы, смеясь над тем, как быстро девушка попалась на крючок.       Однако что-то идёт не так, и Финсток-старший остаётся непреклонен даже перед своей ворчливой нежностью к племяннице.       — Ещё как, — отвечает мужчина и, словно неверие Бейли подхлёстывает его, спрашивает у команды: — Всем понятно?       — Да!       — Легко!       — Какого..?       — Ерунда какая-то, — резюмирует девушка, и слова разрезают комнату, заглушая ропот парней.       И не то чтобы она говорила сердито, и не было в ней ни злости, ни жёсткости, а меж тем Бобби смотрел на неё и не узнавал.       Руки её, обнявшие его перед завтраком, оставались привычно холодными и гладкими, даже с рубцом на запястье; Бейли и улыбалась так же, как всегда, и всё-таки казалась ему чужой.       Изменения не бросались в глаза, но мужчина, прежде за секунду угадывавший появление румянца на щеках и морщинок-лучиков, убегающих от её глаз, видел всё.       Ещё в больнице он заметил, как тени недосыпа падают на её лицо, но при нём Бейли спать отказывалась и будто бы ждала момента, когда он уйдёт.       Бобби не знал, что происходит, но чувствовал, что племянница отдаляется. Всегда, когда бы ни посмотрел на неё, он видел задумчивость в серых глазах, словно один и тот же вопрос не давал ей покоя.       Ему вспомнилось, что такой же была и Пат до того, как он её потерял; до того, как она объявила, что покидает Бейкон-Хиллс вместе с мужем, и Лукас навсегда стал его врагом номер один.       Облегчение мужчине приносили лишь утренние часы посещений в больнице, когда Бейли встречала его выспавшейся и весёлой. Она так и не встретилась ни с одним из своих друзей и на утверждение дяди: «Здесь же скучно одной», — улыбалась и качала головой, будто в жизни не слышала большей глупости.       Сейчас Бэй не улыбается, но смотрит с тем же выражением.       — Ерунда, — повторяет она. Это коробит и уязвляет всех, даже тех, кто, в сущности, с ней согласен. — Полная лажа.       — Это не предложение, — обрубает тренер. — Я ставлю тебя перед фактом. Отныне рядом с тобой всегда кто-то будет. Я составлю расписание, и каждый член команды, желающий в ней остаться и продолжать играть на поле, должен будет определиться, когда его очередь.       — А те, кто в этом году выпускается? — спрашивает кто-то.       — Если не хотите завалить экономику, не советую отлынивать, — громыхает мужчина.       — Это шантаж, — доносится от шкафчика, и парень, сказавший это, получает два гневных взгляда от Бобби и Стайлза.       Последний вот уже несколько минут пытается привлечь внимание Бейли и заставить её просто принять происходящее.       Он-то с тренером согласен и ждёт момента, чтобы записать себя на все дни недели; будь его воля — Стилински вписал бы одно своё имя на весь лист. Да, ему было бы легче, если бы он мог находиться с Бэй всегда, но вмешательство команды — какими бы безнадёжными ни являлись некоторые игроки — это тоже неплохо. Они лучше, чем ничего.       — И что, по-твоему, со мной ещё может случиться? Нет, — сама себя останавливает девушка. — Чем они помогут? Будут махать клюшкой для лакросса?       Бейли вовсе не пытается кого-то обидеть, но насмешку — смиренную и горькую — сдержать не в состоянии. Что они могут, все эти крепкие бесполезные ребята?       Ей удаётся не выдать нервной усмешки при мысли, что кто-то из них встретится с Джеймсом:       — Всё это полная, абсолютная, — в сотый раз убеждается Бейли, — и беспросветная ерунда, — и встречается взглядом с МакКоллом.       Губы Бейли не шевелятся, но ему чудится, что она снова произносит: «Ерунда», — и произносит именно для него. Это он — ерунда. Всё, что он делает, — ерунда. И его защита — тоже ерунда.       Волчий взор улавливает колебание воздуха, как в знойный день; и в лице девушки, потемневшем от плохо скрытой эмоции, он видит начинающуюся бурю. Серые, почти чёрные глаза смотрят недолго, но Скотт замечает разочарование.       В чём он провинился? В нападении Джеймса на дороге, поступке поехавшей Наоми?       А может, во всём?       Скотт не знает; ему ясно одно: Бейли Финсток винит его, и винит не как друга — с принятием или болью, — а с враждебностью и неприязнью.       «Неужели я на что-то надеялась?» — мысленно удивляется девушка, вспоминая, с какой надеждой она впервые услышала его имя. Истинный Альфа, волк, победивший стаю, много лет наводившую страх на оборотней, стаю, остатки которой не желали сгинуть.       Скотт МакКолл подарил ей надежду, о которой она не смела и мечтать, но оказался слишком праведным и оттого беззащитным перед нависшей угрозой.       Разочарование велико. И он думает, что ему удастся защитить хоть кого-нибудь?       Горечь оседает в глотке, и Бейли с шумом вдыхает воздух. Ерунда и есть. Никто здесь не способен ей помочь, напротив — все они в опасности рядом с ней. Дядя, Скотт, Стайлз и эти переростки.       «Лучше я сама о себе позабочусь, — думает она. — Все они только утянут меня на дно».       Она снова оглядывает их всех, избегая смотреть на Стайлза.       Разлука с ним далась ей с трудом, но Бейли вознамерилась держать ту же дистанцию, что и в больнице.       Он напоминает ей Алисию своей неусидчивостью, чудаковатыми планами и подвижным умом. И девушка знает, что главная их особенность в том, что оба без колебаний взялись бы решить любую её проблему.       Вот только они и есть проблемы.       Думая о Стайлзе, Бейли раз за разом вспоминает распотрошённое тело Алисии; так было не всегда — до Наоми. До того, как Финсток поняла, что Скотт не справится, что все они в большой беде.       И её мучают кошмары.       Во снах Бэй видит оскаленное лицо Наоми, склонившейся над Алисией и обещающей, что они станут одной семьёй. А после злобный лик сменяется улыбкой Джеймса, а вместо мёртвой подруги возникает Стайлз.       Бейли просыпается с мыслью, что больше никогда не заснёт. Она знает, что выглядит как оживший труп, но не может закрыть глаз, сколько бы ни просил дядя. И паникует при предложениях Мелиссы дать ей снотворное.       Страх с ней всегда.       Сейчас среди десятка самоуверенных парней она понимает, почему. Все они слабые, как и она, и нуждаются в защите не меньше; они могут умереть, потому что у одних, как у Стайлза, не хватает сил, а у других, как у Скотта, — жёсткости.       Поэтому никто из них ей не нужен.       Ей нужен кто-то, кто может бороться; кто-то, кто ради своей шкуры свернёт горы и восстанет из мёртвых, если понадобится; кто-то, кто не поскупится совершить любое зло, чтобы выжить.       Кто-то вроде Питера Хейла.       Лёгкая улыбка трогает её губы.       Зачем эти подростки, если у неё есть Питер?       Спокойствие теплом разливается в груди. Это приятно — то, что она больше не одна. И тень уходит с её лица, стеснённая ещё не рождённым смехом.       Ситуация открывается ей с другой стороны, когда Бейли думает, что бы на это сказал Питер, окажись он здесь. Наверняка его бы это позабавило; может, он бы даже сказал, что с такой армией им никакой Джеймс не страшен.       «С чего я вообще об этом волнуюсь? — думает девушка. — Если им всем так хочется заниматься чепухой, пусть так. Всё это нелепо, но…»       Она смотрит на дядю, готового продолжать в духе бывалого пирата, и сдаётся. Сдаётся не сразу — тень сомнения и страха всё ещё висит над головой. Но в глазах дяди она видит что-то сродни отчаянию; это так не похоже на обычного Бобби, что сердце её сжимается.       «Бедный, бедный Пирожок»       Ведь это несложно — хотя бы позволить ему почувствовать, что он её защищает, даже если это иллюзия.       И быть может, Стайлз перестанет искать с ней встреч, и все кругом, наконец, оставят её в покое?       — Делай, что хочешь, — пасует Бейли, и тренер с силой выпускает из лёгких воздух, заготовленный для очередной речи.       Девушка качает головой и усаживается на скамейку, пока Бобби размашисто расчерчивает лист и громовым голосом регулирует процесс записи:       — Только не ты, Гринберг! И близко не подходи к моей племяннице!

***

      Бейли с трудом сдерживается, когда узнаёт, кто стал её первым «провожатым».       Одна её часть хочет вернуться назад и отменить своё согласие, а другая даже рада. Если бы Джеймс и правда появился и открутил этому кретину голову, она бы и слова не сказала. Вот только дядя расстроится — такого быка на ворота найти непросто.       — А ещё, короче, я тут подумал, что тренер, типа, знаешь, скрывает твой возраст. Ну, прикинь, ты вундеркинд, да, и сразу этим… ну, экспертом…       — Экстерном.       — А я о чём. Им самым сдала всё и оказалась в выпускном классе. А так тебе лет десять, — Патерсон аж хрюкает, довольный. С момента их знакомства, когда Бейли впервые зашла в класс, он придумал не менее двадцати историй касательно её возраста.       «Послал дядя идиота», — думает девушка, но только вздыхает.       Уроки заканчиваются, и под присмотром Бобби, оставшегося проводить тренировку, она выходит за ворота школы вместе с Буйволом, в своём веселье похожем скорее на свинью.       — Бейли!       Она оборачивается машинально, отключившись под влиянием дегенеративного сознания Патерсона, и, увидев Стайлза и Скотта, понимает, как облажалась.       — Надо поговорить, — запыхавшийся Стилински практически выдыхает каждый слог, схватившись за грудь, и горло его скрипит.       — Нужно кое-что обсудить, — поддерживает МакКолл и глядит на Патерсона, навострившего уши.       — Нет.       Слово срывается быстрее, чем Бейли приходит в себя, вырывается из плена самообладания и сочится мольбой.       Всё выходит из-под контроля, и знакомые красные пятнышки расцветают на щеках девушки:       — Я знаю, что вы хотите сказать, но не хочу слушать. Мне… Мне это не нужно. С меня довольно.       Не будь рядом Буйвола, мотающего своей мощной головой из стороны в сторону, словно наблюдая игру в теннис, она сказала бы без обиняков: «После Наоми я ничего не хочу знать об оборотнях, желаю забыть всё, как страшный сон. Поэтому держитесь от меня подальше».       Судя по лицам друзей, они услышали именно это. По крайней мере, когда Стайлз делает шаг вперёд, чтобы что-то сказать, Скотт его останавливает.       — Бейли…       — Давайте оставим всё, как есть, — просит Финсток. — Держитесь от меня подальше. Девушка отступает и толкает Буйвола в бок, понукая его идти.       Взгляд Стайлза устремлён ей в спину.       «Прости»       Патерсон странно щерится и хихикает, пока они покидают территорию школы, но молчит, и Бэй легко его игнорировать.       Гравий вгрызается в подошвы. Сначала камешки неприятно перекатываются под ботинками, но Бейли утяжеляет поступь, и боль пронзает пятки. Она смотрит себе под ноги с какой-то тупой отрешённостью. Очки сползают на кончик носа так, что мир вокруг кажется размытым пятном.       Всё вокруг принимает мягкие, неопасные очертания и утрачивает значимость.       «Прости»       Даже в мире, где неразличима собственная тень, одно остаётся чётким — взгляд Стилински, полный непонимания и боли, и это ранит. Ранит больше краеугольных камней, острых зубов Наоми и смеха Джеймса, предвещающего смерть.       «Прости»       Она не может получить всё. Но терять Стайлза — это словно снова терять Алисию.       И Бейли оступается, как и три года назад.       Финсток снова потеряла друга, и снова Джеймс ждёт, что она прольёт кровь. Жизнь похожа на замкнутый круг, и всё повторяется.       В череде таких мыслей надежда забывается. Паника и ужас овладевают ею с новой силой, и она теряет равновесие.       Ей никогда от него не избавиться. Джеймс никогда её не отпустит.       Что-то стучит, и в испуге хрюкает Патерсон.       Ну конечно, Джеймс уже здесь. Он всегда здесь.       Бейли чувствует на запястье руку. Её рывком ставят на ноги, и тепло человеческой кожи иссушает страх.       — К-к-какого чёрта? — пищит Патерсон.       Финсток тоже хочет спросить об этом, но просто смотрит на Питера, не в силах поверить, что это, правда, он. Ей чудится — это галлюцинация, чудится — она сошла с ума.       Но даже когда девушка моргает, Хейл не исчезает. Облегчение обрушивается как волна, и Бейли рада оказаться в её власти.       Джеймса нет.       Временное помешательство рассеивается, однако глаза девушки остаются влажны и пугливы, и мужчина, конечно, это видит.       Питеру неприятно смятение на её лице, и он непроизвольно усиливает хватку.       Жгучая боль ощущается жаром; и именно она заставляет Финсток полностью очнуться, почувствовать себя живой.       — Питер, — девушка произносит его имя очень-очень тихо, но мужчина слышит в голосе мягкость. — Мне больно.       Он смотрит на свою ладонь, стискивающую её запястье, и отмечает хвостик рубцеватого шрама, показавшийся из-под рукава.       В ответ Хейл сжимает сильнее и не отпускает девушку до тех пор, пока печальная вуаль не спадает с лица Бейли, и испуг не уступает место сердитому выражению. Только тогда странное чувство в его груди рассеивается.       Привычная усмешка кривит губы Питера:       — Научись смотреть под ноги, — говорит он и расцепляет пальцы, но Бэй успевает повернуть руку так, что её ладонь при этом скользит по его ладони. Лёгкое касание, ласка, робкое «спасибо» и что-то, похожее на просьбу, звучит в этом жесте.       — Т-ты к-кто? — спрашивает Патерсон, и двое оборачиваются, позабыв, что он здесь.       — Это ещё что за осёл? — в свою очередь интересуется Хейл.       — Мой телохранитель, — поверяет Бейли. Она вспоминает, что ранее думала о том, что бы он сказал, узнав, что придумал дядя, и весёлое настроение возвращается к ней. — По улицам столько нехороших людей ходит. Вот дядя и решил, что с Патерсоном мне будет безопаснее. Ты разве не испугался?       Буйвол краснеет, но говорит:       — Отойди-ка от малявки, мистер. Иначе…       — Иначе? — переспрашивает Питер.       — Он тебя клюшкой отметелит, — влезает Бэй и, окинув Буйвола оценивающим взглядом, восклицает: — Патерсон, ты что ж, забыл клюшку?       Парень теряет дар речи, но раздувает ноздри так, что и впрямь начинает немного оправдывать свою кличку.       Питер закатывает глаза, явно не разделяя веселья девушки:       — Пошли.       — Куда?       — Никуда не пойдёте, — Патерсон, наконец, полностью овладевает голосом. — Бейли, даже думать не смей никуда идти с этим типом. Я расскажу тренеру!       — Он расскажет дяде, — разводит руками Финсток, и Хейл уже понимает, что девчонка чего-то ждёт от него.       — И что ты предлагаешь?       Питер и Бейли разговаривают так, словно Патерсона тут вовсе нет, и ему становится неловко.       — Ну… — девушка, подумав, обращается к провожатому: — А ты не можешь просто пойти по своим делам, а потом сказать дяде, что отвёл меня и всё в порядке?       Парень мотает головой.       — Тогда у нас не остаётся выбора, — с ноткой грусти сообщает Финсток, и тот сглатывает.       — Т-ты ничего н-не с-сделаешь… — держится он, но снова начинает заикаться. — Т-тебя в школе даже Б-бэмби прозвали, настолько ты б-б-безобидная.       Питер позволяет Бейли говорить, считая, что вмешиваться в разборки подростков не стоит. Но уголок его губ приподнимается в улыбке.       — А знаешь, почему меня так прозвали?       Девушка наступает на юношу, и тот, несмотря на значительную разницу в их росте, пятится.       — Бэмби притворялся милым, пока был маленьким, — Бейли понижает голос, заставляя Патерсона податься к ней, чтобы слышать. — Но потом он вырос и… распотрошил врагов рогами!       — Не было такого! — не удерживается от возгласа парень, и на этом моменте губы Бэй дрожат, и она, не сдержавшись, смеётся. — Ты, ты что, за идиота меня держишь?       — Я пыталась, — Бейли поднимает руки вверх и небрежно бросает, обращаясь к Питеру: — Дай ему денег.       — Что?       Вопрос принадлежит обоим. Но если мужчина чертовски удивлён таким поворотом, то в голосе Патерсона сквозит радость.       — Я-то школьница, откуда у меня деньги? — с тем же удивлением отвечает Бэй.       — С чего я вообще должен ему платить?       — Ты должен денег мне. Я разыграла сцену, ты её посмотрел, так что плати. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.       — Ты говоришь так много, что смысл теряется, — Питера забавляет её упорство и то, что она хохлится, как воробей.       — Так мне дадут денег? — уже спокойно, но с долей осторожности интересуется Буйвол.       — Он возьмёт деньги и скажет дяде, что довёл меня до дома, и ничего лишнего не добавит, — продолжает девушка.       — Точно-точно! — поддерживает её Патерсон.       — Да с какого?!       Бейли улыбается — даже глаза улыбаются. Несчастная и потерянная ещё несколько минут назад, она кажется сейчас уверенной и спокойной. И смотрит на Питера не с надеждой или ожиданием, а убеждённостью в том, что он может поступить лишь так и никак иначе.       Этот взгляд смущает мужчину. На него давно так не смотрели.       Под влиянием серых глаз или же от осознания, что она не сомневается в нём, а может, есть другие причины, но Питер достаёт деньги, отсчитывает несколько банкнот и с неохотой протягивает их парню:       — Проваливай.       — Был рад встрече, сэр, — откланивается Патерсон, поспешно засовывая купюры в карман джинсов, и щерится так же непонятно, как и после разговора Бэй со Скоттом и Стайлзом: — Хорошо провести время, малявка. Смотри, успей домой до прихода тренера, а то огребём оба.       И Буйвол, насвистывая, удаляется.       — Идём, — говорит Хейл, но Финсток не торопится.       — Я так и не спросила, что ты здесь делаешь, — говорит она, внезапно спохватившись. Бейли была так рада его видеть, что причина мало её волновала до этой секунды. — И куда мы идём?       — Домой.       Сухой ответ только вызывает подозрение:       — Что-то случилось? Питер?       Мужчина не отвечает, и Бейли делает шаг ему навстречу. Холодные пальцы касаются его щеки, а глаза, кажущиеся льдом родному дяде, сейчас теплы и участливы.       — Расскажи мне.       — Джеймс был в лофте, — внутри всё стынет, но девушка не меняет позы.       — Дерек в порядке?       — Похоже на то. Он не знает, чего тот хотел.       Финсток качает головой и вздыхает:       — Да и хотел ли? — она задумывается, но озарение меняет ход её мыслей: — Ты пришёл сюда, чтобы сказать мне об этом? — Бейли медлит, не решаясь произнести догадку, и криво улыбается, скрывая за этим нечто, что она не совсем понимает. — Или ты думал, что Джеймс мог прийти за мной?       Питер отвечает не сразу. Ему вспоминается странное чувство, посетившее его, когда он увидел её, целую и невредимую, рядом с Патерсоном.       Мужчина ухмыляется:       — Это было бы неудобно для меня, — он отнимает девичью ладонь от своего лица и сжимает её маленький кулачок, отчего она ойкает. — Я пришёл сказать, чтобы ты шевелилась. Если Джеймс будет продолжать в том же духе, скоро под ногами замельтешат твои друзья-волчата, и тогда…       — Я поняла, — она вырывает из хватки свою руку и морщится: — Я разберусь с этим.       — Разберёшься? И как?       — Что-нибудь придумаю, — бросает Бейли, не совсем понимая, что именно ей делать. А делать что-то нужно, и как можно скорее. Если Джеймсу надоело выжидать, если Скотт и Стайлз станут её провожатыми, если… Так много если, ведущий других на смерть! — Что-нибудь придумаю, — бормочет себе под нос.       Плохо дело. Пока Джеймс сидел в тени, стая МакКолла бездействовала тоже. Что теперь?       — Подожди, а куда это домой мы идём? — девушка щурит глаза. — Уж не хочешь ли ты сказать, что заплатил тому идиоту, чтобы теперь самому вести меня до дома?       — Я не собирался ему платить, — отпирается Хейл, но девчонка никак на это не реагирует.       — В любом случае тебе нельзя появляться возле моего дома, — отрезает Финсток, словно сама возможность этого невероятна. — Я сама дойду. А ты иди… Ну, не знаю. Куда-нибудь. Займись делами… Если они у тебя есть, — она раздумывает о чём-то и говорит: — У тебя есть мой номер. Позвони завтра утром. Я что-нибудь придумаю к тому времени.       — Ты же говорила, что план — это заранее провал, — подкалывает Питер, но она только улыбается.       — У меня никогда нет плана, Хейл. Может, поэтому я ещё жива, — Бейли плотнее запахивается в охотничью куртку и вдруг лукаво морщится: — И да, больше не ходи за мной. А то я подумаю, что ты ко мне привязался.

***

      Звонок в скайпе раздаётся вечером, когда Бобби Финсток уже спит на диване в обнимку с пиццей. Потому его племянница лишь притворяет дверь, прежде чем ответить.       Джексон улыбается, глядя на сестру, и она улыбается тоже, хотя порицание из её глаз никуда не исчезает:       — Разве не правильней было бы пока не связываться?       — Правильней было бы, если бы ты приехала к нам, — парирует Уиттмор.       — У меня ещё есть дела, но не волнуйся, я в порядке, — Бейли забирается с ногами на стул и усиленно хрустит чипсами, словно это каким-то образом подтверждает её слова. — Ты позвонил, чтобы сказать мне это?       — Я позвонил убедиться, что ты цела, — отвечает брат. — И ещё я скинул тебе наш адрес. На случай, если ты всё-таки решишь приехать раньше.       — Ну, спасибо, — девушка улыбается, но замечает, что Джексон смотрит куда-то поверх камеры, и взгляд его становится хмурым. — Что не так?       — Это Наоми, — глухо говорит он, и его зрачки двигаются, видимо, следя за передвижениями блондинки: — Она хочет поговорить с тобой. Я сказал ей…       — Всё в порядке. Я поговорю с ней.       — Ты не обязана.       — Джексон, не думаю, что она сумеет съесть меня через камеру.       Финсток видит, как он напряжён, но ей не страшно. Она знает, что сегодняшней ночью снова не сомкнёт глаз, а если и заснёт, то увидит кошмар. И в этом кошмаре обязательно будет Ноа.       Может, если она увидит её сейчас, ей станет лучше?       — Десять минут, — наконец, соглашается Джексон. — Я подожду в соседней комнате.       — И не подслушивай, — мычит девушка, и некоторое время, кроме стула и пустой стены, ничего не видит. Проходит не менее двух минут, прежде чем Наоми Марл вновь появляется в её жизни.       — Наоми.       Блондинка моргает, и нездоровый блеск её глаз поражает Финсток. По правде говоря, она не думала, что увидит её такой… такой мёртвой.       — Бейли, — и голос её стал не громче шелеста травы.       — Как ты?       — Прости.       Сначала Финсток кажется, что она ослышалась. А может, это отголосок её собственной мысли, той, что была адресована Стайлзу.       — Прости. Я здорово облажалась. Я так сильно ошибалась. И насчёт тебя, и насчёт… — Марл облизывает сухие губы и продолжает, словно не в силах остановиться: — Мне жаль, Бейли, я не могу передать словами, как мне жаль. Я заслужила то, что со мной случилось… Заслужила и чего похуже… И я не знаю, зачем ты…       Она сжимает пальцами единственной руки пустой рукав блузки.       — Всё уже в прошлом.       — Мне постоянно снятся кошмары. Я не могу так жить, я… Я думаю о Джеймсе. Я не могу жить, зная, что он по-прежнему… Я не могу, Бейли… — по лицу Наоми текут слёзы, и она стирает их грязной ладонью. — Я бессильна. И это с ума меня сводит.       — Ноа…       — Я знаю, в каких ты с ним отношениях, — перебивает Марл, а Финсток застывает. — Я знаю. Думаю, я всегда знала. Никак не могла понять, почему ты заставляешь меня бояться. Теперь я понимаю. Его запах смешался с твоим, а я ведь наизусть знаю его запах, он был со мной столько лет, а потом появилась ты, и я не могла поверить, что существует кто-то… Кто-то, кто выжил рядом с ним, кроме меня.       — Наоми, пожалуйста…       — Я не хотела признаваться себе, что ты лучше меня, что он любит тебя, что он защищает тебя. Теперь я вижу, — она указывает на место отсутствующей руки. — Теперь понимаю.       — Тебе нужно отдохнуть, ты не совсем здорова.       — Я никогда не буду здорова. Как я могу, если Джеймс…       Обе молчат. Бейли, обескураженная откровением, не знает, что именно должна сказать. А Наоми задыхается от напора слов.       Две разные девушки, которые никогда не понимали друг другу и не могли понять. И всё-таки в эту секунду во всём мире не было никого ближе.       — Убей его, Бейли, — наконец, говорит Наоми. — Он доверяет тебе. Убей его.       Бейли сглатывает. Она чувствует, как тревожно бьётся сердце, как тогда, когда она выбрала Питера. Когда пути назад не стало.       — Любой ценой?       — Чего бы это ни стоило, — подтверждает Марл.       Они смотрят друг на друга, и обе знают, что всё уже сказано.       — Позаботься о Джексоне, — только и говорит Бейли.       Впервые за этот разговор Наоми Марл улыбается и кажется ей почти счастливой:       — Любой ценой.

***

      Бейли убирает коробку из-под пиццы и укрывает дядю пледом. Гасит свет и выходит из дома.       Ночной воздух проникает к коже через пижаму и щекочет пятки в пушистых тапках. Но девушка слишком взволнована, чтобы заметить.       Она переходит дорогу и поднимает газету возле почтового ящика. Дом мисс Голлум мрачно глядит на неё, весь обшарпанный и неприветливый, как и его хозяйка. Лишь в одном оконце слабо мигает свет.       Бейли поднимается на крыльцо и заходит внутрь.       Она старается не реагировать на запах и раскрывает газету, опускаясь на корточки перед трупом:       — Ваша газета, мэм, — шепчет, скрывая за страницами лицо мёртвой.       Затем девушка поднимается и, взяв себя в руки, заходит в маленькую гостиную, где на софе, не шевелясь, словно статуя или ещё один труп, застыл Джеймс. Глаза его закрыты, а лицо спокойно; сейчас он кажется мирным и совсем не опасным.       Финсток ступает по линяному ковру и останавливается перед ним. Мгновение всматривается в мужчину, а затем усаживается к нему на колени, обвивают шею руками и опускает голову на его плечо.       Гулко тикают часы; Бейли насчитывает тридцать шесть щелчков, прежде чем ощущает его руки на своей спине.       — Она больше не обидит тебя, букашка, — глухо говорит мужчина, и девушка чуть отстраняется, чтобы кинуть взгляд в коридор, где лежит тело мисс Голлум.       — Ты… — она качает головой, гадая, как он узнал о её неприятном знакомстве со старушкой, и прижимается своим лбом к его. После, успокоившись, Бейли берёт лицо Джеймса в свои ладони, ощущая, как колет его щетина. — Скажи мне, зачем ты ходил в лофт? Зачем тебе Дерек Хейл?       — Я приходил не за ним, — Джеймс улыбается. — Я приходил за другим Хейлом.       Пальцы девушки дрожат, и она опускает руки, чтобы Джей этого не заметил. Но ей удаётся рассердиться:       — Мы приехали сюда за Скоттом МакКоллом. Ты сказал мне, что он — наша цель. А теперь ты хочешь убить всех? Сначала старушка, теперь — Хейл?       Джеймс всё улыбается. И Бейли знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, почему он сейчас такой незыблемый и покорный в её руках. Так всегда бывает — перед тем, как он кого-то убивает.       — Джеймс, послушай меня, — она цепляется за его свитер и не сильно трясёт мужчину. — Мы приехали за МакКоллом, слышишь? Я знаю, всё пошло не так, как мы хотели. И то, что Наоми вмешалась… Если ты хочешь выместить на ком-то злость, то вымещай на ней, раз она виновата.       — Ты отпустила её, букашка.       — Нет… Нет, я передумала, — непослушными пальцами она расстёгивает карман на груди и вытаскивает оттуда сложенный листок: — Я передумала, и я… Я знаю, где она сейчас.       Глаза Джеймса загораются пока ещё тусклым, но всё же огнём. Он услышал её. Она отвлекла его.       — А когда ты вернёшься, мы сделаем так, как хотели. Я сделаю, как ты хотел. Ладно? Никаких необдуманных смертей, Джеймс. Прошу тебя.       Мужчина забирает бумажку из её рук.       Джеймс долго рассматривает Бейли так, словно впервые видит. Он больше не похож на статую, скорее на очень голодного дикого кота.       — Иногда, букашка, я не знаю, почему не убил тебя, — Джеймс гладит её по волосам, и девушка старается не шевелиться, чтобы не раздражить зверя. — А иногда, как сейчас, я не знаю, как мог думать о твоей смерти. Но не волнуйся, пока ты со мной…       Бейли улыбается, стиснув зубы:       — Пока я с тобой, ты защитишь меня от всего, — повторяет она то, что слышала от него сотни раз.       Жаль только, что он не может защитить её от себя.