***
— Хорошо, мам. Позвони, если она объявится. Скотт кладёт трубку и вздыхает. Стайлз отъезжает от полицейского участка, где ребята имели крайне трудный разговор с его отцом, и на миг отрывает взгляд от дороги, чтобы взглянуть на друга. Они делают всё, что могут: Мелисса осталась в больнице на случай, если Бейли вернётся туда; шериф Стилински и Перриш патрулируют дороги; Лидия и Кира ожидают в доме МакКоллов. Сам Стайлз думает побродить возле дома тренера, пока Дерек и Скотт будут прочёсывать лес. Но вообще-то у Стилински есть подозрение, что они ищут не там, где надо. И эта спешка, — успеть найти Бейли до полнолуния, — как отсчёт до взрыва. Только бы найти её до того, как что-то случится. Но ведь что-то уже случилось, верно? Иначе зачем Бейли ушла? Что она задумала? И куда, чёрт возьми, она подевалась? Стайлзу не хотелось думать, что её исчезновение связано с Джеймсом. Но оставалась и ещё одна возможность, куда она могла пойти, и он с неохотой произносит: — Нужно съездить к Питеру. — Дерек уже позвонил ему. Он не знает, где Бейли. Стайлз морщит лоб: — Он мог соврать. — Зачем ему врать? — Не знаю, Скотт, — отчего-то голос Стилински звучит резко, и Скотт поворачивает к другу голову, пристально на него глядя. — Это то, что люди временами делают. И обычно они не рассказывают о своих причинах. И Питер — один из таких людей. — К чему ты клонишь? — К тому, что хватит верить всему, что тебе говорят. Иногда человек думает одно, а говорит другое. Сколько раз мы напарывались на это? Мэтт, мисс Блейк, вспомни даже Ногицунэ — ложь и только. Но мы всегда всем верили. И что в итоге? — Стайлз, ты чего? Стилински выдыхает. Он и сам не знает, чего это он. Не знает, почему так зол: на себя ли, на Бейли или на Скотта? Сама мысль о том, что их только и делают, что водят за нос, злит его; а то, что Скотт так легко окунается в очередную ложь, так легко верит всем и каждому, раздражает ещё больше. — Почему ты готов доверять всякому, Скотт? — устало интересуется он. — Все кругом только и делают, что лгут. И Бейли тоже. Она врала нам с самого начала, может, всё это — очередная её ложь. Я знаю это и всё равно хочу ей помочь. Но каждый раз, когда она смотрела мне в глаза, я думал… Наверное, я не тот, кто может ей помочь. И ты тоже. Мы пытаемся сделать её такой, как мы, но она этого не хочет. Чёрт, — выдыхает Стайлз. — Из-за нас погибли её родители. Не думаю, что у нас вообще есть право пытаться ей помочь. Скотт смотрит на друга, но никак не может понять, что тот пытается ему сказать. Он видит, как устал Стайлз, как всё происшедшее навалилось на него непосильной ношей. Скотт тоже устал. Однако что друг имеет в виду? Что им делать — стоять в стороне? — Чего ты хочешь? Прекратить её поиски? Сегодня полнолуние, одна она не справится. — Я не предлагаю бросить её. Я всего лишь сомневаюсь… что тебе следует там быть. — Что? — Её семья погибла из-за нас. Ты правда думаешь, что если она улыбается и говорит, что переживёт это, она имеет это в виду на самом деле? Скотт, она ненавидит нас. И всегда будет нас ненавидеть. Скотт хмурится. Это не так; Бейли не из тех, кто причиняет вред другим. Она совладала с эмоциями, она смогла оценить ситуацию, она… — Чёрт, Скотт, — прерывает его мысли Стайлз. — Мы до сих пор понятия не имеем, кто она. До сих пор Бейли лишь заставляла сомневаться в себе. Кто она? Кто такой Джеймс? Она даже с Питером связалась! А ты, как тупой олень, смотришь на неё и думаешь, что когда-то она сумеет тебя простить! Да не простит она нас. И когда взойдёт луна, может оказаться так, что Бейли будет очень зла, а ещё сверхъестественно сильна и смертоносна. МакКолл молчит, переваривая услышанное. Стайлз говорит так, словно выдавливает слова через силу, словно сам не может до конца поверить в то, что говорит. Бейли — и смертоносна? — Мы действительно не знаем, кто она и что с ней случилось. Но я несу за неё ответственность. Я совершил ошибку, из-за которой Бейли пострадала. Дело не в доверии, Стайлз. Даже если предположить, что то, о чём ты говоришь, — правда, я всё равно должен найти её и помочь. Пусть я и последний человек из тех, кого она хотела бы видеть. Стайлз знает, что ему не переубедить друга. Каким бы ни был Скотт, он никогда не бросал тех, кого мог спасти, а спасти, как он сам считал, он мог всех. — Ты просто идиот. Скотт МакКолл улыбается: — И то правда.***
Питер сам обрывает телефонный звонок племянника. Пару минут он молчит, потом, тряхнув головой, точно отгоняя предательские мысли, говорит: — Кто я такой, чтобы лезть в это? Слова Бейли всплывают в памяти, как и тонкая, словно пергамент, кожа, и серые глаза, слишком взрослые и порочные. Мужчина помнит её всю — каждый миллиметр тела, которое нуждалось в нём, тела, в котором он сам — как ему казалось — нуждался. Но всё прошло. И маленькая манипуляторша его больше не интересует. И уж точно его не волнует звонок Дерека и его быстрое, лаконичное: «Ты не знаешь, где Бейли?» Откуда ему знать это? Девчонка права: их ничего не связывает. И где бы она сейчас ни находилась, это не его ума дело. Больница? Лес? Граница Бейкон-Хиллс? Питер ловит себя на том, что перечисляет возможные места, куда могла пойти Бейли. Но зачем ей вообще куда-то идти? Зачем бежать из дома МакКолла, если всё, чего она хочет, — убить его? Эта девчонка не переставала удивлять Питера. «Что ты задумала, Бэмби?» — мысленно спрашивает мужчина, но тут же хмурится. Не важно. Ему нужно найти Джеймса Скотта, а не Бейли Финсток. Ей нечего ему предложить. Хейл закрывает глаза, чтобы сосредоточиться и избавиться от навязчивого образа. Но от Бейли так легко не избавиться; каждый раз, когда он забывает о ней, она возникает вновь, — девочка, которую всегда надо спасать. Питер Хейл не герой и никогда не стремился им быть. И тот факт, что спасение одной девчонки, вечно влипающей в неприятности, почти стало для него привычкой, раздражает. Наверное, он пристрастился к этому чувству собственной значимости для другого живого существа. Другой причины, почему он продолжает думать о Бейли, быть не может. Но и закрыв глаза, что бы Питер там ни думал, он видит не то, как вызывает ей скорую помощь, несёт на руках бесчувственное тело или идёт за ней в дом — зачем, ради бога, он туда пошёл? Нет, он вспоминает дразнящую улыбку, холод ладоней девушки и то, как во взгляде её неизменно царили и мягкость, и жёсткость, и что-то, чему за миллионы лет эволюции люди так и не смогли дать названия. И это что-то раз за разом против его воли возвращало Питера к мыслям, где же сейчас находится Бейли. Сколько ни пытался, мужчина не мог избавиться от дурного предчувствия. Зачем она ушла, куда, почему? Когда они виделись в последний раз, Бейли ясно выразилась, чего хочет. Что заставило её бежать в темноту? Может быть, она вернулась к Джеймсу? Глупо, но от Бейли можно ожидать чего угодно. Кто знает, какая идея пришла в её сумасбродную голову на этот раз. Но даже если так, почему она сбежала ночью? Почему просто исчезла, растворившись в мглистом тумане? Она же в порядке? Питер сердито выдыхает. Как же его это всё раздражает — эти мысли, не характерные для него. Но этот придурок МакКолл точно её не найдёт, имея в каждом глазу по бревну; его друг — Стилински — будет получше, и всё-таки невелика вероятность, что и этот её отыщет. Хейла настолько выводит из себя этот неумолкающий в его голове голос, что продолжать говорить: «Это не моё дело», — становится бессмысленно. Мужчина разворачивается, берёт куртку и движется на выход из своей квартиры. Гостя он видит прежде, чем успевает его почуять. За ворохом гнетущих мыслей и борьбы с самим собой Питер попросту не замечает его приближения. Он распахивает входную дверь, и тёмный выжидающий взгляд волка вперивается в него. У Питера голова забита настолько, что он даже не удивляется, разве что самую малость. Не каждый день к тебе в гости заглядывает печально известный Джеймс Скотт. — В другое время я был бы счастлив видеть тебя, Хеймс, — салютует ему Хейл. — Но сегодня не тот день. Пришедший не реагирует на негостеприимность хозяина квартиры и с ухмылкой, которую нельзя назвать ни насмешливой, ни злой, протискивается мимо него и заходит внутрь. — Ты не слышал: не сегодня, — ещё раз окликает его Питер, а потом отмахивается: — Хотя, знаешь, никуда не уходи. Я скоро вернусь. — Ты идёшь за Бейли? Вопрос не то чтобы застаёт мужчину врасплох, скорее раздражает его: из уст Джеймса он звучит неправильно. Само имя Бейли от него звучит неправильно. Питер оборачивается взглянуть на Джеймса, который сложил на груди руки и облокотился на стену, ожидая, когда ему ответят. — Не волнуйся, я никуда не тороплюсь. Можешь подумать над ответом ещё пару часов. — Что тебе нужно? — обрывает его Хейл. Мужчины сверлят друг друга испытующими взглядами, а потом Джеймс улыбается — левый верхний уголок его губы приподнимается: — Бейли. «Как и всем, — думает Питер. — А вот ей, похоже, никто не нужен». На мгновение кажется, что Джеймс читает его мысли, потому что улыбка его становится шире, показываются зубы, и складывается ощущение, что он с трудом сдерживает себя от того, чтобы ощериться. — Ты пришёл не в то место, где её следует искать, — бросает Питер. — Но я пришёл к тому, кто может её найти, — Джей пожимает плечами. — Вызволить на свет. Вернуть к обычным смертным. Называй, как хочешь. «Чокнутый». — Сам ты чокнутый. «Отлично. Теперь он научился читать мысли». Джеймс отталкивается от стены и подходит к Питеру: — Я не в восторге от того, что нахожусь здесь. С гораздо большей радостью я бы оторвал тебе голову. — Да, я предпочёл бы сделать с тобой то же. Может, тогда ты перестанешь нести чушь? — с иронией замечает Питер. Тот, кого он искал, тот, кто был нужен ему для того, чтобы стать альфой, стоит прямо напротив, а Хейл и с места не сдвигается. Ему хочется его убить, хочется стереть эту ухмылку с его лица, вывести безумие из расширившихся зрачков мужчины, но сейчас это не кажется таким важным. Он убьёт его когда-нибудь потом. Наверное. — Но ты нужен Бейли, — Джеймс произносит эти слова так, словно ему пришлось пережевать их не один раз, прежде чем он смог выдавить их вслух. — Не только на её стороне, но и для того… Чтобы она смогла вернуться. — Вернуться? — Странная это вещь — доверие, — продолжает Джейми, словно не услышав. — Стальной трос, удерживающий двух людей, который в мгновение может превратиться в нить, готовую порваться, — глаза у мужчины мутные, безумные и печальные. — К несчастью для меня, ты — единственный, кому Бейли доверяет. Питер качает головой. Меньше всего на свете ему хочется слушать монотонные размышления Джеймса Скотта. И тот, словно прочитав его мысли, — у Питера уже не первый раз такое ощущение, — старается изъясняться понятнее: — Вопрос не в том, где находится Бейли. Вопрос в том, как её вернуть, — пауза. — Как не дать маленькому клыкастому монстру разорвать тебе горло. Как приручить дикого зверя. Питер начинает понимать, — не из путанных «объяснений» Джеймса, а потому что когда-то он уже видел нечто подобное. Мужчина хватает безумца за ворот его мятой рубашки и притягивает к себе. Джеймс, кажется, не замечает этого. — Бейли не может держать своего волка под контролем? — М-м-м… я бы сказал, что это волк временами не удерживает её, — тянет Джеймс. — Ты же знаешь, обращение не всегда проходит гладко. Некоторые умирают, а некоторые сходят с ума. Вернее, они не сходят с ума, их поглощает животная часть, но людям-то это откуда знать. В психушке её бы назвали буйной помешанной. Возможно, нас бы даже разместили в соседних палатах. — Где она? — Ты знаешь, где. Или я ошибся в тебе? — Джеймс не удерживается от саркастичного: — А если так, то она тебя съест. И это не метафора. Сначала она, скорее всего, выцарапает тебе глаза; говорят, они — самая сладкая часть в теле человека. Логичнее было бы оставить на десерт, но это же букашка, она любит удивлять. Питер отталкивает его от себя и размашистым шагом идёт на выход, но голос Джеймса вновь его останавливает: — Такие, как Бейли, одержимы жаждой, — последнее слово он произносит почти ласково, словно говорит о ребёнке, возжелавшем конфетку. — Дай ей это, или на пути к своей цели она убьёт всё живое в радиусе пяти миль. Если букашка не утолит свою жажду, то не сможет вернуться: так и останется опасным зверем, пока сотни людишек, запуганных до смерти, не решат пристрелить животное, обитающее в их лесах. Понимаешь, о чём я говорю? Питер понимает. Семнадцать лет назад его родная сестра Талия получила три шрама от одного такого оборотня, двое её друзей умерли. Обращённому было одиннадцать. Если обращение Бейли и в самом деле пошло по этому пути, то что он может? Как, по мнению Джеймса, он может ей помочь? И при чём тут чёртово доверие? Мужчина вспоминает, какой одержимой казалась ему Бейли в последний раз. Почему он не заметил этого? Она возжелала смерти Скотту, ещё будучи человеком, однако какой безумной Бейли казалась в тот день в больнице! «Чёрт. Чёрт. Чёрт. Чёрт». — Она никого к себе не подпустит и нападёт на любого. Но ты можешь попробовать. Преподнеси ей голову МакКолла, и Бейли сможет вернуться. — Почему ты сам это не сделаешь? — Я? — Джеймс морщится, словно Питер ткнул пальцем в загноившуюся рану. — Скажем так, Бейли не особо рада меня видеть. Повезло, что у меня ноги длинные, её очаровательные зубы были во-от на таком расстоянии от… — Ты её видел? — Да она не особо пряталась: Бейли половину ночи бродила по этому району. Но стоило мне подойти, как оказалось, что я не самый желанный гость для неё. Если честно, я удивлён её свирепости; если она такая сейчас, что будет с ней в полнолуние? Если уж Бейли даже к Джеймсу отнеслась так… Что бы ни сделал Джеймс Скотт, они с Финсток были навечно связаны; он убил её родителей, но гнев её обратился на глупого мальчишку — вот насколько сильна была эта связь. Он — тень от её тени, и раз уж девчонка ему чуть лицо не откусила, то что, спрашивается, ждёт при встрече с ней Питера? — Вряд ли мне она обрадуется больше, — замечает Хейл. Джеймс пронзает его одним из своих коронных взглядов — безумным и вместе с тем необычно здравомыслящим; в такие моменты Питеру кажется, что Джеймс более разумен, чем все они. — Мы с Бейли связаны так, как вы с ней никогда не будете, — бросает Джеймс, а после с неохотой добавляет: — Но она тебе доверяет. В отличие от меня. Доверие, доверие, доверие. У Питера уже челюсти сводит от этого слова, — что одна, что второй вечно втирают ему про это бессмысленное доверие. Кого оно спасало? Кому помогало? Доверие лишь подвергает людей опасности. — Что ж, стало быть, не убей ты подругу Бейли, сейчас она бы с радостью бросилась тебе на шею? — насмешливо спрашивает Питер. Лицо Джеймса темнеет от гнева, но злится он, как ни странно, не на Хейла. Какая-то застарелая ярость искажает его черты, искривляет рот и срывает утробный, нечеловеческий звук с его губ. Впрочем когда мужчина поднимает взгляд на собеседника, он выглядит почти спокойным: — Ах, старая добрая Алисия, лживая тварь с кукольным лицом, — тянет он. — Так Бейли тебе о ней рассказала? Уверен, что я выступил в её рассказе в роли чудовища, который из ревности убил её милую тупую подружку. У Питера много проблем, и есть чем заняться, но это давно дразнит его любопытство — причина, по которой Джеймс на самом деле убил Алисию. Это Бейли могла искренне принимать за правду, что дело было в собственнической натуре Джеймса. Питер же отказывался верить, что на всём белом свете есть хоть один человек, чья причина могла бы звучать столь нелепо. А если такой и есть, то это не может быть альфа, чей отец был одним из самых жестоких тиранов среди оборотней, и который сам не стеснялся идти к цели, выгрызая себе тоннель из трупов. — Почему ты всё-таки убил её? Джеймс Скотт улыбается. Он выглядит почти нормальным, и хоть иногда речь его становится чудаковатой, это не звучит, как прежде, столь безумно. Может быть, он никогда и не был безумцем, может быть, это была одна из тысячи его ролей. Может быть… — Это длинная история, Питер Хейл. А у тебя не так много времени до полнолуния. Питер так и не понимает, почему Джеймс пришёл к нему, причём здесь доверие и каким образом он должен суметь помочь Бейли. И у него больше нет лишней минуты задаться этими вопросами. Он бросает последний взгляд на Джеймса. Ещё есть возможность свернуть ему шею и забыть обо всём, оставив позади этот чёртов город. И плевать ему на маленькую сбрендившую девчонку, шатающуюся по улицам. — Не верю, что делаю это, — выдыхает Питер. Чёртова Бейли Финсток. — И никогда не поверишь, — говорит Джеймс, когда того уже и след простыл. — Я вот до сих пор не верю, что всё это из-за неё. Джеймс Скотт глядит на распахнутую дверь квартиры и вместо неё видит старую ясеневую дверь и четырнадцатилетнюю девочку за ней. Образ исчезает, вытесненный другим — острым фарфоровым личиком со светлыми, как пшено, крашеными волосами. Джеймсу никогда не удастся избавиться от призрака Алисии Скотт.***
Джеймс помнит день, когда его сестра появилась на этот свет, а мать отправилась на тот. Это был хороший день. Мать он не любил. Она была, как и его отец, жестока и жадна до власти; она любила кровь, особенно ту, что проступала из ран сына от её ударов. Алисия была другой. Грегори так и сказал сыну, едва девочка появилась на свет: «Никто не должен знать, что она твоя сестра, ты понял, Джеймс?» Он понял. Стоило ему зайти в комнату, где спешно пеленали кроху, как он почуял запах — иной, не похожий на запах людей из его окружения. Алисия Скотт родилась человеком. Грегори возненавидел дочь, едва она издала свой первый крик. Мало того, что маленькая дрянь лишила жизни его жену, так и родилась… обычной. Джеймс, помнится, тогда удивился. Он не знал, что у потомственных оборотней тоже могут рождаться обычные дети. Тогда ещё мальчишка, он не испытал к сестре ни любви, ни, напротив, отвращения, но был благодарен ей за смерть матери. Жаль, что их отец не скончался от постигшего его позора. Грегори Скотт сказал всем, что дитя умерло вместе с его женой. Но Алисия продолжала жить, расти и расцветать, к несчастью своего властного отца. Джеймс так и не нашёл в себе сил спросить, почему тот не выкинул «вшивого» ребёнка на помойку, а тот никогда не говорил. Они просто жили, укрывая девочку в доме, куда не проникал ни единый луч солнечного света. Алисия Скотт росла затворницей, для которой вселенная начиналась и заканчивалась отцом. Джеймс удивился, узнав, что Алисия любит отца. Она была готова на всё, чтобы заслужить его похвалу, но он никогда не говорил ей ни одного доброго слова. Её рождение разочаровало его настолько, что ничто не могло умалить его искромётной ненависти к этому созданию. А если бы Грегори хоть раз взглянул на дочь, если бы присмотрелся, — узнал бы, что она похожа на него, что ум её остёр и хитёр, что кукольное лицо её лишь с виду безобидно. Так же, как он не хотел ничего, кроме власти и славы, так и она не стремилась ни к чему, кроме его любви. Но до самой его смерти она так и не получила желаемого. Это Джеймс вздохнул свободно, это он продолжил дело отца, это он пугал всех безумием, взращённым в нём Грегори. Для Алисии же весь мир схлопнулся, но желания остались. Пусть отца больше не было, она продолжала делать всё, чтобы доказать, — возможно, самой себе, — что она всё равно лучше Джеймса. Хоть она и не унаследовала самую важную сторону их семьи, внутри Алисия была прирождённой Скотт. Бейли Финсток она выследила за полтора года до того, как на её след напал Джеймс. Алисии так понравилось, что она обошла брата в этой странной игре, что игралась со своей маленькой мышкой долгие месяцы. Впервые она оказалась лучше брата. Джеймс впоследствии так и не смог объяснить себе, что, в конечном счёте, сыграло решающую роль в убийстве Алисии. Причин было много. Причина первая: Алисия напоминала ему о семье, которую он ненавидел; причина вторая: Алисия была уменьшенной копией отца и то и дело вставала на его пути, путая карты; причина третья: Алисия хотела убить Бейли. Скажи она это до того, как он сам встретился с Бейли Финсток, он бы согласился, не раздумывая, лишь бы сестра на время угомонилась. Но к моменту, когда она пришла к нему и сказала, что хочет сама лишить её жизни, Джеймс уже не хотел убивать Бейли. В то время он уже любил её, как битый щенок любит ласковую ладонь хозяина. Но Джеймс Скотт никогда не расскажет Бейли правду об Алисии, — о том, что та была его сестрой. Уже тогда Финсток смотрела на него иначе, чем в первые их месяцы; уже тогда она искала причину его оставить. Джеймсу легче было притвориться психом, способным на всё, заставить её бояться его, чем позволить ей уйти. А если бы Бейли знала, что у него имелись настоящие причины убить Алисию, что это был не порыв и не очередная его вспышка агрессии, она бы оставила его в тот же час. Отец учил Джеймса, что страх правит миром. Тот ему не верил, но Грегори оказался прав. Впервые в жизни отец дал ему дельный совет. И благодаря ему девушка с прекрасными серыми глазами оставалась с Джеймсом ещё несколько лет.***
Питер исполнен уверенности, что найдёт Бейли на пепелище. Это нормально — вернуться туда, откуда всё началось; ненормально то, что никого из её придурковатых дружков тут нет. Впрочем, если говорить начистоту, это не первое место, куда Хейл отправился. И, ступая по мягкой осыпающейся земле, — по праху, — он знает, что до полуночи осталось не более двадцати минут. И что удивительно, Бейли он находит сразу. Как и сказал Джеймс, она и не думает прятаться. Это от неё нужно прятаться. — Бейли. Девушка поворачивается к нему, немного склонив голову набок, то ли присматриваясь, то ли принюхиваясь. Ночь скрывает её лицо, но Питер замечает, что выражение у него дикое и враждебное. И когда выплывает из облаков луна, Бейли вздёргивает голову кверху так, что свет скользит по знакомым мужчине чертам, и он еле подавляет желание отступить. Ни один зверь не может напугать так, как пугает звериная сущность, заключённая в личину человека, — сущность необузданная, неприрученная, жаждущая крови. — Бейли. Она не двигается с места, и он — тоже. Что-то подсказывает ему, что один неверный шаг, и какая-то его конечность может оказаться лишней. Пусть Бейли и замерла, но как зверь, готовый к прыжку. — Бэмби. Девушка вздрагивает. Питер считает это хорошим знаком и делает к ней шаг. Второй. Третий. Может, рычание ему лишь чудится, но мужчина предостерегающе, словно успокаивая, приподнимает руку, и янтарные, как фонари, глаза следят за ним. — Спокойно, Бэмби. Финсток склоняет голову, не отрывая от мужчины выжидающего взгляда, и вроде как подаётся к нему навстречу, — незаметным, неуверенным движением. И всё летит к чёрту. Бейли действительно движется к Питеру, — чересчур быстро и неосознанно — и Хейл перехватывает её до того, как ей, этой маленькой смертоносной фурии, удастся сбить его с ног и сбежать. Мужчина прижимает девушку к груди, удерживая в кольце рук, ощущая, как она бьётся, стараясь разорвать хватку. Когти впиваются ему в рёбра, разрывают футболку и плоть, и зубы впиваются в кожу чуть ниже плеча. Бейли не просто кусает, нанося увечье или стараясь отхватить кусок от его тела, она вгрызается и не отпускает, и боль становится невыносимой. Одной ладонью Питер обхватывает её шею и удерживает в том же положении, позволяя волчьим зубам добраться до самой кости; вторую кладёт на поясницу девушки. Хейл понимает, что, выпусти он когти, сдерживать Бейли было бы проще, но… — Тише, Бэмби. Всё хорошо. Я здесь. Всё хорошо. Над ними поднимается луна, и попытки освободиться становятся яростней. Девушка прижата к нему настолько плотно, что не в состоянии добраться до его грудной клетки и вырвать сердце, но спина мужчина не защищена абсолютно. Десять когтей высекают борозды на теле Питера. Бейли нажимает так сильно, что и одного раза достаточно, чтобы оставить шрамы. Но она не останавливается, как будто желая содрать с него кожу. — Знаю, ты хочешь убить МакКолла, — сквозь сжатые зубы шипит Хейл и замечает, что на звуке последнего слова она навостряет уши. — Но если ты сейчас же не придёшь в себя, клянусь, я тебя отшлёпаю. Бейли глухо рычит. — Я уже говорил тебе: если хочешь убить МакКолла, — действительно хочешь, — сделай это с ясной головой. И плевать мне, что говорит Хеймс. Если таково твоё желание, сначала приди в себя. Поняла? Когти впиваются во всю длину. Питер резко выдыхает. — Или я буду стоять тут и мешать тебе до конца. Слышишь, Бэмби? Ты меня слышишь? Бейли, как кошка, продолжает держать его за плечо зубами, но давления мужчина не чувствует; она не ослабляет хватки, но перестаёт терзать, ведь он сказал: «МакКолл». Это всё, что она воспринимает? — Не заставляй меня делать тебе больно, — шепчет Питер ей на ухо. — Если нужно сломать тебе ноги, чтобы ты осталась здесь, я это сделаю. — Какое тебе дело до мальчиш-ш-шки? Голос у Бейли странный, точно не человек говорит, а змея обрела дар речи, — шипящий и малопонятный. Но Питер его различает. — Поверь, на него мне плевать, — мужчина делает паузу, а потом сжимает девушку крепче. Она немного сдвигается с места, и её когти оставляют царапины на его спине. Он этого не замечает. Перед глазами у Бейли — красная пелена. Не разумом, а инстинктивно она знает, что, если Хейл ослабит хватку, ей хватит и мига, чтобы свернуть ему шею и уйти. А сейчас ей достаточно руками обхватить его позвоночник, дёрнуть, и всё будет кончено. Но когти и зубы её лишь кромсают плоть, и девушка ждёт, когда боль для него станет одной большой вспышкой, и Питер разорвёт это «объятие». Он не разрывает. А она не убивает его. Почему? Бейли помнит, как Джеймс прошлой ночи подошёл к ней — далеко не так близко, как Питер, и тело её среагировало быстрее, чем мозг. Она рванулась к нему с ясным намерением уничтожить. В тот момент в ней ещё оставались крупицы разума, удерживающие её от того, чтобы вернуться в дом Скотта. Девушка закрывает глаза, укрываясь и от пелены, и от луны, влекущей её к себе. Несколько минут до полуночи. Кровавая завеса никуда не исчезает, и на языке — вкус крови Питера. Не Скотта. Питера. Бейли старается ухватиться за ускользающее сознание, но это трудно. Она ощущает в себе что-то, что не в состоянии контролировать, и оно набирает мощь. — Знаю, что это тяжело, но оставайся со мной, Бейли. — Питер. Мужчина отнимает ладонь от её шеи. Она поднимает к нему лицо с мазками его крови на щеках и красной слюной вокруг рта. — Я здесь, Бэмби, — Питер обхватывает её лицо ладонями, ощущая, что больше не чувствует когтей, — только маленькие ладони возле саднящих ран. — Я не понимаю… Я… Мне страшно. — Просто продолжай говорить со мной, ладно? Бейли икает, и в этот миг выглядит как напуганный ребёнок в изорванных, кровавых одеждах, с листьями и прутиками в нечёсаных волосах. Ребёнок, который в любой миг может перегрызть ему глотку. — Пожалуйста, не оставляй меня, только не оставляй меня одну. — Не оставлю. Я уведу тебя отсюда и буду рядом всю ночь. А утром, когда ты придёшь в себя, мы решим, что делать дальше. Хорошо? Бейли кивает. В голове словно туман, и сквозь него до неё доносится голос Питера. Если исчезнет и этот голос, ничего не останется, — и её в том числе. Лишь луна и монстр. — Не думаю, что это хорошая идея. Питер поворачивает голову к говорящему, а Бейли и вовсе не реагирует. Джексон смотрит на полную луну, взошедшую над ними, вздыхает и смотрит на двоих: — Самое время отойти от моей сестры подальше, Питер. Нужно было уводить её до того, как Скотт найдёт её. Плечи Питера напрягаются. Бейли ничего не делает, даже не пытается, но он ощущает, как она снова ускользает. И на пепелище появляются Скотт и Стайлз.