Что такое "не везёт"

— Ты моё спасение! — захожу в комнату Шуу и, наконец-то, выдыхаю. Молчит. Копается в ящике, по лицу не видно ничего, но в глазах сияет фанатичный блеск, схожий с блеском Райто и Аято с утра… Что-то мне вся эта доброта перестаёт нравиться всё сильнее, но пути назад уже нет. — На, вот тебе хоть бельё, — фыркает и кидает в меня чем-то связанным из полосок тюля, который часто для занавесок используют, шириной в сантиметр каждая! — Простите? — ошалевшим взглядом изучаю «лифчик». — Это что вообще такое?! — поднимаю взгляд на абсолютно серьёзного блондина. — Не нравится — мотай отсюда, — блеск из глаз исчез, видно, разочаровала я его. Вздыхаю, поправляю полотенце на бёдрах, думаю. — Вот ещё бери, — кидает мне юбку, белую, точнее, она задумывалась белой, но она «стеклянная». А это значит, что надо — просвечивает, всё, что не надо — тоже просвечивает. — И…И… Извращенец! — Срываюсь на писк, подпрыгиваю от гнева на месте. Эка наглость! В ТАКОЕ меня одевать?! — Я сказал же. Не нравится — мотай отсюда, — встаёт перед носом, взглядом прожигая в моём лбу дыру. — А нормальной одежды у вас нет? — смотрю в глаза, взгляд — а-ля «кот из Шрека». — Всё остальное мужское, — кривит губы. — Да и никто из нас не даст тебе свою одежду. — Даже если хорошо попрошу? — надежда в голосе наиграна. Я понимаю — моя жизнь точно оборвётся тут. — Смотря кого и как, — наклоняется к уху. — За ночлег платить надо. Зажмуриваюсь, наклоняю голову налево, давая обозрение на правую сторону шеи. От сгибания ранки начинают ныть и немного кровоточить, но вампира интересует свежая кровь, путь к которой сейчас проложат его клыки. Снова чувствую себя раздавленной, сломленной, использованной. Этот не пытался долго выбирать место. Он не мечтал о моих криках боли или осознания собственной низости. Ему была нужна только кровь, и я готова ему её дать. Слабость накатывала волнами, глаза начали слипаться, ноги почти подкосились. Не знаю, сколько мы так стояли, я — прижатая к двери и он — присосавшийся к моей шее. И только когда сознание начало медленно, но верно меня покидать — он соизволил оторваться от моей шеи. — Хорошая кровь, пожалуй, долго продержишься, — хмыкает, слизывает кровь, вытекающую из ранок, и ту, что накапала с левой стороны. Не вижу ничего вокруг себя, не могу понять — у меня открыты глаза или закрыты? Тело отказывается держать вертикальное положение, и я падаю на пол. И остаюсь так лежать. Обморока нет и сил тоже. Как сквозь вату слышу голоса, даже не разбираю чьи: один орёт на другого, другой лениво отвечает. Чьи-то руки, кажется, знакомые по теплу начинают стягивать с меня полотенце и майку, пытаюсь брыкаться, но не могу пошевелить и мускулом. Холодок охватывает нагое тело, по коже бегут мурашки. Дальше натягивают что-то до ужаса тесное и неприятное на ощупь. Меня закидывает кто-то на плечо, судя по краю шляпы, упёршимся в бок, — это Райто. Несёт меня куда-то, кладёт на жёсткую холодную поверхность, вливает в рот какую-то кислую жидкость, которая заставляет меня отключиться.

***

Первое, что я слышу, придя в себя: — Не хорошо чужие игрушки портить! — капризный голос Райто. — Она общая, — ровный и спокойный голос, как оказалось, самого бесчеловечного вампира тут. Пусть и странно звучит. — И она всё слышит. Ну что за нафиг, меня спалили. — Ну, спасибо, Шуу! — фыркаю, поворачиваю спиной к голосам, пусть это и рискованно. Звук захлопывающейся двери, вздрагиваю, ещё плотнее зажмуриваю глаза, кусаю губу, задерживаю дыхание. — Какая же ты изменщица, сучечка, — горячее дыхание обжигает лицо, голос рыжего заставляет меня распахнуть глаза. В миллиметре от моего, находится лицо Шляпника. Его черты лица кажутся ещё более хищными, чем раньше, — в глазах злость и раздражение. — Ты думаешь, что я тебя боюсь? — пытаюсь добавить в голос ехидство, но он предательски дрожит. — Я не думаю, я знаю, — ухмылка заползает на его лицо. Поджимаю губы, задыхаюсь от ярости. Гад. Достал уже! Главное не шевелиться, просто не шевелиться и молчать. Пальцы вампира приподнимают моё лицо за подбородок, заставляя показать шею, на которой с двух сторон имеются симметричные ранки. — Не смей закрывать глаза, — заметив, что я снова зажмурилась, цедит вампир. — Да кто ты такой, что считаешь, что имеешь право так со мной обращаться?! — сглатываю ком, появившийся в горле, пытаюсь разлепить ресницы, слипшиеся из-за набежавших слёз, губы дрожат… Как же мне противна моя жалкость. — Я — хищник. Ты — добыча, — мелодичный голос, который стал настолько противен, что невозможно нормально терпеть. — Почему именно я? Я ведь просто зашла… попросилась переночевать… За что?! — рычу, пытаюсь отползти от парня на другой край кровати, но кто бы мне дал это сделать? Правильно, никто. — У нас давно не было подходящей пищи… — притягивает за подбородок ближе, заставляя испуганно сжаться. — Невест жертвенных уже пару месяцев не шлют, — глаза смотрят не на меня, а на мой страх, на моё плачевное состояние, которое отражается в крупной дрожи и слезах, катящихся градом по щекам. — А твоя кровь на удивление сладкая, — проводит языком по ушной раковине, заставляя вздрогнуть и поморщиться. Сжимаю кулаки, костяшки пальцев, должно быть, уже побелели. Ногти впились в нежную кожу ладони, рисуя аккуратненькие кровавые полукруги. Единственное моё желание — сбежать из этого рукотворного ада. Вампир поворачивает меня на спину, нависая надо мной. А я просто закрываю глаза. Не вижу ни блеснувших в полусумраке комнаты клыков, не вижу фанатичного румянца и садистского блеска в глазах. Вскрикиваю, когда клыки пронзают кожу на запястье, всхлипываю, когда они резко выходят из моей руки. Прижимаю пострадавшую конечность к груди. Второй рукой закрываю рот, чтобы Шляпник не услышал больше ни единого всхлипа. — На, телефон. Можешь сделать один звонок, но не смей просить забирать тебя отсюда, — кидает мне на живот трубку. — И утри слёзы, бесит. Смирись, ты — пища. Привыкай к такому образу жизни. И дрожащими руками я начала набирать номер человека, который мог просто выслушать… Она — моё последнее спасение, она сможет разделить со мной эту участь…