Гримм

      Шизуо лежал на кровати, задумчиво глядя в потолок, словно именно на нём детально расписаны все загадки человечества. - Согласно правилам, Жнец обязан явиться за душой еще до того, как она покинет тело. Обычно мы приходим до момента смерти человека, но из-за тебя сегодня мы опоздали. - А в чем разница: забрать душу до или после? - Сейчас поймёшь.       И Хейваджима понял. Теперь он вряд ли сможет забыть наполненные страхом и ужасом глаза мальчишки, мертвенный холод, исходящий от косы Жнеца и пробирающий до мозга костей даже через перчатки. - Пять минут - максимальное время покоя, после которого душа покидает своё тело. И за это время Жнец обязан её забрать. Если же он не успевает, то... - После того, как он её получает, ему передаются все эмоции и чувства, которые хранились в ней. И не просто передаются. Теперь временный Жнец ощущает страх маленького мальчика с более усиленной эмоциональной отдачей. - Нас лишили способности проявлять эмоции, из-за чего мы слишком чувствительны к эмоциям тех душ, которые забираем. - "Вот козёл! Раньше не мог сказать?!" - злился Хейваджима, пытаясь выбросить из головы воспоминания о сегодняшнем дне. Блондин старался перенаправить свои мысли в другое русло, но те всё равно возвращались к сегодняшним событиям. И проснувшееся чувство вины пожирало его снова и снова. Он опять совершил убийство. Пусть это была всего лишь душа, но он фактически её убил. Ему резко захотелось пойти в какой-нибудь бар и напиться до потери памяти, чтобы стереть эти чёртовы воспоминания, это грызущее чувство вины, чтобы заглушить эту боль. Как же он устал терять кого-то, устал видеть смерть других. Как же хочется умереть уже самому. - Умереть... - шепотом озвучил свою мысль Шизуо, а потом вдруг вспомнил слова одного человека, с которым общался в сети после смерти сначала своей девушки, а после - матери. - Умереть - самый простой способ избежать проблем. Так делают только слабаки... И почему-то в голове сразу всплыл образ Гримма. Этот загадочный Жнец, который просто обожает наблюдать за людьми, ожидая их смертного часа. Конечно же, тот ему об этом ничего не говорил. Шизуо сам заметил сегодня. Пока они ждали очередной несчастный случай или просто, пока неизлечимо больной пациент скончается от мучительной болезни, Гримм наблюдал. Он изучал всех и каждого, поглощая голодным взглядом винного цвета глаз каждый жест, взгляд, эмоцию. Он словно одержимый следил за каждым их движением. Только зачем? И на этот вопрос Шизуо получил короткий ответ: "Я хочу их понять". - Интересно, а они все такие? Или только он такой странный? - повернувшись на бок и бросив короткий взгляд на дверь, проговорил блондин. Обняв мягкую подушку, он закрыл глаза в надежде уснуть. - "И к чему был вопрос? Боюсь ли я смерти?"       Сам же Гримм, вопросы о котором все чаще поcещали светловолосую голову Хейваджимы, сейчас доделывал отчёт о душах за сегодня, поглядывая на программу, расшифровывающую файлы. Он уже узнал о довольно-таки трудном детстве Шизуо и его брата. Как оказалось, отец постоянно изменял матери, но та терпела измены ради сыновей. Они часто сходились и расходились. Хейваджима младший оставался то с отцом, то с матерью, которые делили детей, словно те были всего лишь игрушками. Старшему это быстро надоело и, как только появилась возможность, он сразу же ушёл из дома. С Касукой же было намного сложнее. Брат был сильно привязан к матери и поэтому остался с ней у отца, с которым они уже в который раз помирились. Ну конечно же, это был мнимый и приторно наигранный мир для публики. Ведь отец только-только занял высокий пост и закрепил репутацию прилежного мужа и семьянина, которую ни коим образом нельзя было портить на данном этапе. Измены и скандалы продолжались, но никогда не выходили за пределы их дома. Влиятельность отца стремительно росла, как и фармацевтическая компания, появившаяся из ниоткуда. Слухи, витавшие в кругах чиновников вокруг семьи Хейваджима, поутихли с внезапной кончиной одного из крупнейших акционеров еще одной фармацевтической корпорации, с которой в последствии и слилась компания отца Шизуо. В связи с тем, что Касука избрал путь актёра, а не наследника корпорации, отцу пришлось приложить максимум усилий, чтобы вернуть домой упрямого старшего сына, которого он не очень-то и любил. А почему? Пожалуй, за его своенравность, взрывной характер и упрямство, которому "позавидовал бы сам осёл", как выразился про себя Гримм. Парень и не заметил, как уголки губ сами приподнялись в легкой улыбке, когда он вспомнил их первую встречу с блондином, который сразу же пустил в ход кулаки. - Странный ты, Хейваджима Шизуо. Очень странный.

Форум молодёжного сообщества "Токийские вороны"

Сказочник: Слышали, сегодня опять кого-то убили? Ворон: Да-да. Говорят, человек из высших кругов... Интересно, кто он... Сказочник: Вряд ли полиция расскажет. Чтобы не поднимать шум и не давать повода для сплетен журналистам... Они же любят сочинять всякие небылицы. Ворон: Сказал человек с ником "Сказочник" XD Сказочник: Я никогда не сочиняю. Я констатирую факты... Ворон: Ну да, ну да ;) Пророк: Кстати, относительно убийства. А на "Оракуле" картина-то появилась только после, а не как обычно. Ворон: Очень странно. Сказочник: А вам не кажется, что это уже не тот же самый человек, что и раньше? Ворон: В смысле? Пророк: Имеешь в виду, что это подражатель? Сказочник: Да. Я уже давно заметил. Если раньше картины опубликовывались редко, а сюжетом каждой из них были в основном несчастные случаи, то сейчас их публикуют слишком часто. Пророк: А сюжет - убийства или самоубийства. Ворон: Возможно кто-то взломал сайт и маскирует убийства под предсказания Художника. Пророк: Или же наш Художник переквалифицировался в убийцу...       Свет нескольких уже практически сгоревших свечей падал на законченные и незаконченные работы загадочного художника, который стоял у противоположной стены, наслаждаясь своим последним творением - огромной картиной с изображенной на ней больничной палатой и светловолосым парнем, лежащим на больничной койке. Лица, как обычно, нельзя было рассмотреть, но художник прекрасно знал, кого он нарисовал. Ведь все, кого он изображал на своих картинах, были ему знакомы. Все до единого тем или иным образом были частью его судьбы. Но он их ненавидел. Всех и каждого. Он ненавидел их каждой клеточкой. Если бы он мог, то убивал бы этих людей снова и снова. И с каждым разом более жестоко и мучительно. Но увы, к счастью для них и к сожалению для него, жизнь всего одна. Разочаровано вздохнув, художник сделал несколько шагов, изображая невидимый танец. - Вот и пришла твоя очередь, - он подошёл к столу и, усмехнувшись, потушил свечи, - Шизуо.