Modern AU 2 - Все изменить

Ключ тихо щелкнул в замочной скважине, в коридоре загорелся свет. - Привет, Энн, - из зала вышел высокий юноша и, улыбаясь, приблизился к девушке. – Что-то ты совсем долго сегодня. - Обстоятельства… - отводя глаза, неопределенно откликнулась Энн и принялась снимать туфли, наслаждаясь секундами, пока упавшие кудри скрывали лицо. - У меня есть для тебя новость, - Патрик махнул рукой, приглашая проследовать за ним в зал. Еще ничего не подозревающая Вудс прошла в соседнюю комнату и в нерешительности остановилась где-то в центре. Под ногами чувствовалась приятная мягкость зеленого ковра с длинным скрученным ворсом, напоминавшим лично ей маленькие дреды, а ее другу лесную траву. - Меня повышают в должности и предлагают переезд в Вашингтон. Поедешь со мной? Да уж, новость… В первый момент Энн показалось, что она ослышалась. Или просто хотела так думать. Растерянно блуждая взглядом по уютной обстановке гостиной, она снова и снова возвращалась к коротким, аккуратно подстриженным волосам юноши, к его добрым светло-карим глазам, к гордо выпрямленной спине. Даже фамилия у него была говорящая: Нобл*. Мелочь, но значимая. Тоже в копилку, так сказать… - Насовсем? – глупый вопрос, но хотя бы что-то, лишь бы потянуть время. – В смысле, навсегда? - Да, переедем насовсем. Ты и я. Ну что, согласна? Добрый, слишком добрый для нее. Слишком хороший. Слишком правильный. Слишком… Всегда был слишком. А она… А она просто хотела свободы, хотела жизни и ее волшебного дыхания. Хотела испытать и найти себя. Хотела забраться на самую вершину Уиллис-тауэр**, забуриться в Пещеру Ласточек***, полетать на дельтаплане и нырнуть с аквалангом. Хотела выучить немецкий****, снова попробовать того башнесносительного ирландского грога. А еще узнать наконец, кто же такой тот парень из ее снов. Секунды тянулись мучительно, превращаясь в минуты. Мгновения, мгновения – улетали так же легко, как и несказанные слова, как признания, которые уже никогда не прозвучат. - Что ж, можешь не отвечать, - юноша слабо улыбнулся, вздохнул и опустил голову. Энн хотела что-то сказать, но горячие оправдания так и застряли в горле, сменившись холодным фатализмом. Да и к чему это все? Давно нужно было разобраться в себе. И дело тут не в байкере, не в снах; не в настроении, не в погоде и даже не во вспышках на солнце. Не в характерах, не в стремлениях и, тем более, не в желаниях. Наверное, иногда это называют судьбой. Такое пустое и в то же время слишком всеобъемлющее название, и все же именно за ним можно спрятать свои скелеты в шкафу, свалить на него собственную несостоятельность или объяснить им ту странную любовь, которая сумела пройти сквозь века и земли. Любовь ненормальную, невозможную, но с неимоверным упорством пробивающую себе дорогу и право на жизнь. Почему? Да потому что было дано обещание. - Знаешь, я всегда это знал, - вдруг заговорил молодой человек. – Знал еще с того самого момента, как встретил тебя. Уже тогда я точно знал, что ты не моя и моей быть не можешь. Я сам виноват, что позволил себе обманываться столько времени. Или нужно было быть понастойчивее… - Патрик… - где-то там, внутри, неприятно заныло, к горлу подкатили слезы, но Энн не дала им волю. – Прости меня, если сможешь. - Простить тебя? Энни, ты самый близкий мне человек, - Нобл подошел и ласково обнял девушку. Провел рукой по непослушным кудряшкам, будто делает это в последний раз, погладил мягкую щеку, заглянул в глаза. – Надеюсь, это ты меня простишь за то, что так долго удерживал тебя. Знаешь, моей ты никогда не была, потому что, похоже, была предназначена кому-то другому. Найди его. И будь счастлива. С этими словами - одному Богу известно, чего они стоили несчастному влюбленному - юноша отстранился и покинул комнату. Именно так мы отрекаемся от прошлого, с болью и кровью вырывая его из сердца, чтобы потом в одиночестве врачевать свои раны, которые уже никогда не затянутся до конца: рубцы останутся на всю жизнь. Спустя минуту из прихожей донесся звук закрываемой двери. Когда Джон открыл глаза, в окно светило яркое солнце. Все тело болело, будто по нему проехал автобус, а подозрительные перевязки, бинты и больничная одежда не придавали особого оптимизма. Повернув голову, парень заметил еще несколько непустых коек, стоявших в этой же палате. - Какого черта?.. – выдавил байкер и тут же закашлялся, не узнав свой голос: хриплый, нетвердый. Тут входная дверь распахнулась, и внутрь вошел посетитель. От вида гостя Джон не смог сдержать довольную улыбку. - Джеймс… - Джон. На пороге стоял молодой парень в коричневой джинсовой куртке, светлой, распахнутой у горла рубашке и длинных темно-синих джинсах. Его русые короткие волосы немного растрепались от ветра на улице, зато добродушное лицо неизменно хранило широкую и даже где-то весеннюю улыбку. Приблизившись к кровати Стоуна, он улыбнулся еще шире, не скрывая, однако, легкой усмешки. - Ну и что ты тут подушки продавливаешь? На улице вон какая погода, а ты тут в больничку играешь. - Было бы с кем играть, а то все симпатичные медсестрички наверняка у всяких там колясочников зависают, а мне остаются одни… вон… - Джон хитро скосил глаза на вошедшую даму в белых одеждах, отличавшуюся «явными достоинствами». Джеймс едва подавил смешок, оглянувшись на медсестру, и подтянул к кровати один из стульев, усаживаясь ближе к другу. Разместившись поудобнее, он снял с себя куртку, полностью демонстрируя белую рубашку с закатанными по локти рукавами. - Ну это ты зря! Говорят, у тебя уже есть прекрасная спасительница. Правда, она тут же сбежала, прямо как Золушка, и ни туфельки, ни телефончика не оставила. Это ты ее своей заросшей физиономией отпугнул? Не понимая, о чем идет речь, Джон еле-еле дотянулся до щеки, чувствуя на ней ежик четырехдневной передышки от бритья. За это время щетина уже отросла настолько, что начинала чесаться. - Ну да ладно, я не об этом, – улыбаясь одними глазами, продолжил разговор посетитель. - И как это тебя угораздило, Джонни? - Мой конь решил сменить седока. - Шутки-шутками, но если серьезно, то именно в мотоцикле и была вся проблема. Ты ведь его недавно отдавал в ремонт, так ведь? В общем, там контакт отошел в блоке – видимо механики были с кривыми руками. Сейчас его уже перебрали, отладили и привели в божеский вид. - И все-то ты успел, - недовольно повел плечом Стоун, отчего побитое тело отозвалось предупреждающей болью. – И байк починил, и меня проведал… Носишься со мной, прям как курица-несушка. Как нянька или старший брат. Как меня нашел-то? - Мне позвонил твой отец. При тебе были документы, так что в больнице узнали кто ты, где твоя семья, и связались с кем-то из них. Но твой отец, как ты понимаешь, не мог сам приехать, поэтому позвонил мне. - А байк как нашел? - По номеру. Молодые люди замолчали, каждый думая о своем. За приоткрытым окошком пели птицы – ну куда же без них весной? - светило солнце, гулял ласковый ветерок; раздавались гудки автомобилистов, рычание моторов и просто общий гул, неизменно появляющийся там, где есть люди. - Джон, он просил меня присмотреть за тобой. Как думаешь почему? - Потому что мой отец не самого высокого мнения о собственном сыне. Безответственный – вот, что он обычно говорит обо мне. - Он любит тебя, придурок! – не выдержал Джеймс. – И заботится. И волнуется. Стоун в ответ промолчал, недовольно хмурясь, и если бы позволяло положение, отвернулся бы в другую сторону. - Скажи мне, ты все еще на своей старой работе? Все в курьерском деле? Не хочешь обрести что-то более стабильное, достигнуть чего-то большего? Снова молчание, но теперь мотоциклист недовольно фыркнул, глубже откидываясь на подушках и устремляя взор в такой же белый, как и все вокруг, потолок. - Джон, да ты даже ремонт в собственном доме не можешь доделать! Переехал уже четыре года назад, а все никак не завершишь его! Мы ведь с тобой знакомы с тех самых пор, как ты поселился в этом городе, и сколько я помню твое жилище – вечный строй-вариант. Как будто ты все чего-то ждешь, но ждать уже довольно – пора делать! Когда ты уже возьмешься за ум и поймешь, что жизнь давно идет и в твоем случае проходит мимо? - Знаешь, Джимми, порой мне кажется, что вы с моим отцом точно родственники. Слишком уж вы похожи, - нахмурившись, откликнулся пациент, представляя своего родителя, произносящего буквально те же самые слова. И если внешностью он был почти что копией своего предка: те же черные волосы, тот же прямой, греческий нос, тот же упрямый взгляд, то внутренне скорее Джеймс больше подходил на роль сына, нежели сам Джон. - Вы тоже с ним очень похожи, только не понимаете друг друга. - Скажешь тоже!.. Он волевой, сильный, упрямый, целеустремленный. А еще никого не слушает! - Это сейчас была попытка автобиографии? – пошутил Джеймс и легонько, чтобы не навредить выздоравливающему организму, толкнул товарища в плечо. - Вообще не то, - наигранно скривил губы Джон, настойчиво пряча предательскую улыбку. - Джонни, хватит страдать всякой ересью. Пора браться за ум и начинать жить по-настоящему! Устройся на хорошую работу, закончи ремонт, найди себе девушку. У тебя вообще есть цель, друг? - Есть. Вот только никому ее не понять. Действительно, как объяснить другим, нормальным людям, что не получается жить настоящим и будущим, пока не разобрался с прошлым? Но если раньше мелькавшая на горизонте цель – найти ответы и завершить незавершенное – представлялась чем-то призрачным и таким же недосягаемым, как и сам горизонт, то теперь она стала едва ли не реальна. Тогда, перед самой аварией, юноша почти что понял все, почувствовал и, кажется, принял. Не своя вина, не свой крест, но свои плечи, несущие его, свои руки, готовые исправлять былое и менять реальность. В этом вопросе пока еще загадок было больше, чем отгадок, но та прежняя эфемерная неопределенность больше не пугала парня. А судьба: словно воздух вокруг, еще недавно утекала сквозь пальцы, теперь вдруг начала густеть, и скоро, совсем скоро ее уже можно будет удержать. *Noble – знатный (англ.). **Уиллис-тауэр – самый высокий небоскреб в Америке, находится в Чикаго. ***Пещера Ласточек – карстовая пещера в Мексике. ****Немецкий язык, на мой взгляд, своей жесткостью и обилием рядом стоящих согласных в слове напоминает Кхуздул.