Red — Hymn For The Missing
В тишине был различим каждый шаг, каждый шорох и вздох. Стенания стали мелодией, пляшущей внутри дворца и за его пределами. Время остановилось. Аделия Аккерман наконец покинула свою комнату, спустя неделю заточения в ней же. Она, как никто другой, отражала всю скорбь, взвалившуюся на плечи всего Элириона и его жителей. После гибели Нейтрала, над Империей обосновались грозовые облака. Ни солнце, ни луна не могли пробиться сквозь их завесу, только освещать свыше. А погода, да и, наверное, вся природа стали слишком непредсказуемыми. Взбалмошность могла нагрянуть внезапно. Внезапно и разрушительно. Ураганы. Землетрясения. Буйство вод морей и океанов. Это лишь недавно коснулось самой планеты, словно вырвавшись из оков Элириона, уставшего сдерживать все напасти на себе. В головах людей, не ведающих о произошедшей утрате, поселялись одни и те же вопросы: «Что это за чертовщина? Когда это прекратится?». Апофеозом стали рассуждения о божьей каре. Вот только Богу было не до людей. Дженевре-Корделии Свон, Второму Нейтралу, пришлось устранять неполадки, коснувшиеся небес и всех ангелов. Она была в числе тех единственных из светлых, кого глубоко потрясла весть о смерти Третьей. Нет, девушка никогда не была наивной, просто Азиз тот ещё сучий сын, стремящийся к власти, невзирая на то, что Дженевра является Богом. Пока та не знает о его махинациях, всё просто отлично. А что там какая-то Третья? Изничтожится планета либо изнутри, либо при помощи Звёздного отпрыска, плевать с высокой колокольни трижды. Таких, как она, множество. Одной больше, одной меньше – не велика потеря. Азиза волнует только одно – если люди, поклоняющиеся ему, помрут, то нужно искать другой расходный материал. Думаете, это долго тревожило его? Всего день. Для Главы Светлых двадцать четыре часа «терзаний» и беспокойства о собственном эго были как десять минут обычного человека. Но вернёмся с Небес, на землю, где с каждым днём набирал обороты метод «Русской рулетки». Быть катаклизму, венцом которого будут жертвы, или не быть. Тут уж никто не знал, как и когда природа взбунтуется вновь. Все могли только с содроганием души ждать этого. Бояться участи, что смертельными оковами опутает их и утащит в бездну небытия.* * *
Время, проведённое в четырёх стенах, дало свои результаты. Аделия смогла выместить злость и отчаяние на мебели, располосовать когтями все обои, ошмётки которых едва колыхались при порывах ветра, врывающегося в комнату. Её комнаты коснулся небывалый хаос. Тумбочки, шкафы, стол и стулья — всё это стало щепками, сваленными в один угол комнаты. Матрас и подушки были почти что выпотрошены, лежали на промёрзшем полу. На них и спала. Кровать ведь, в окно вышвырнула. Каждый знал в то время, если слышишь рычания, вой пумы и грохот — для своего же блага держись подальше от того коридора, в котором располагалась комната оборотня. Ненароком дверь может слететь с петель, впечатать в противоположную стену и размозжить всё тело бедолаги в месиво. Благо такой был один. После этого никто не приближался к тому месту даже на десять метров. Если младшая Аккерман не держала в себе ничего, то Эрвин Смит старательно скрывал всё. Пускай внутри рвёт каждый орган, пускай дышать становится невозможно и лёгкие сжимаются, как какая-то тряпка, пускай сердце заходится болью об одной только мысли, воспоминании о том роковом дне. Эрвин Смит стал лишь холоднее ко всем относиться. Даже если улыбался, выглядело это так, будто ему крючьями эти уголки губ поднимают. С треском кожи и болью. Александр Романов практически обезумел от потери дорогой племянницы. Он только и делал, что искал во всех книгах способы, сумевшие бы вернуть её к жизни. Его разум помутился на этом. Мужчина всё искал и искал, приходил в ярость от того, что в очередной книге не было этого чёртового спасения, а вечерами пил коньяк, пустым взглядом таращась в никуда. Мишель видела всё то, что происходило с ним. Лоуренс не могла никак облегчить его боль, только засыпать рядом с ним и обнимать любимого, как тот просил. Мишель видела всё, что с ним было, и плакала, сидя в углу и наблюдая. Леона часто уходила из дворца. Возвращалась то через два дня, то и вовсе пропадала. Никто не знал, где она находилась в это время. Видели только последствия. Роксана была залита чужой кровью, что бордовыми следами оставалась позади неё. Ей было всё равно на то, кто её взбесил, рубила каждого, кто слово поперёк говорил. Она винила себя в смерти сестры. Винила в том, что если бы сдержала язык за зубами и не начала говорить чепуху тогда, она бы не осталась во дворце, не в силах перебороть гордость. А теперь ей приходится лицезреть склеп из белого мрамора, в котором покоится её младшая сестрёнка. Нет больше Леоны. Есть только Герцогиня Роксана, Демон Воды, нападающая на селения, вместе со своими приспешниками и вырубающая существ разных мастей. А вот Ривай мог отчитать нерадивого кадета только из-за того, что тот криво стул задвинул. Было не ясно, каким он стал после смерти своей невесты. Мужчина то молчал, то грубо разговаривал со всеми, то и вовсе сторонился людей. Он отказывался верить в то, что Даниэлла действительно умерла, поэтому помогал Александру в поисках чуда. Даже убеждаясь в том, что её не вернуть, он не верил. Не хотел верить в то, что больше не увидит её, не почувствует родного запаха сирени и крыжовника. Не увидит ту, которую любит. Большая часть людей осталась неравнодушной к гибели Нейтрала. Слухи об этом слишком быстро распространились по округе. И вскоре, обычный народ встретился с такой напастью, как существа, жаждущие расширить территорию своего обитания. Они вышли из тени, и сначала нападали на тех, кто забрёл к ним, а после осмелились на то, чтобы терроризировать селения. Нейтрал, которого нечисть боялась, больше не защитит людей от них. Никто не защитит.* * *
Ковыряя вилкой котлету, Аделия всматривалась в пейзаж за окном. Сегодня погода была хорошей, по меркам наступающего апокалипсиса. Краем уха, Аккерман услышала, что в Элирион прибыл Эрвин, вернувшийся после того, как поймали Женскую Особь. Ей было начхать на то, что было в этой операции. Будь она успешной или проваленной, Аделию это не заботило. Для неё подобные достижения всё равно, что комар, маленький, назойливый, не вписывающийся в её мир. Она всё рассматривала свинцовые облака, находя в них красоту. Ей нравилось то, как они клубились, неспешно передвигаясь по небосклону. Тучи несли за собой дождь и запах озона, что хоть как-то позволял чувствовать себя живой. Женщина недоумевала почему народ роптает на них. Это ведь так красиво. На плечо опустилась рука. Аделия никак не отреагировала на это, по запаху узнав брата. — Ты не ешь. — проговорил он, садясь рядом с ней. — Тебе нужно восполнить силы. — Смысл? От голода не сдохну. — Нам нужно ехать с Эрвином. Майка сожрали гиганты. — Аделия резко повернулась к Леви. Эта новость стала для неё ковшом ледяной воды. — Буквально пару часов назад. Так же, стало известно, что внутри стен находятся гиганты. — Правда? Ещё больше причин разрушить их к чёртовой матери. — сухо проговорила Дели, приподнимая уголок губ. Она отломила большой кусок от котлеты и съела его, почти не почувствовав вкуса. Скривилась. — Когда выдвигаемся? — Сейчас. Ривай оставил её наедине с собственными мыслями. Кое-как младшая Аккерман справилась с порцией, понимая, что доесть всё таки нужно, чтобы не свалиться с лошади хотя бы или с ног. Аделия ещё несколько минут посидела за столом, положив голову на сложенные руки и закрыв глаза. Ей так хотелось заснуть. Надолго. А когда она откроет глаза, Даниэлла будет сидеть рядом с ней, разговаривать как ни в чём не бывало и всё наладится. Пребывать в сладких грёзах было намного лучше, нежели чем каждодневные кошмары. От них только хуже. Пятый по счёту кадет тормошил Дели. Женщина чувствовала себя тряпичной куклой, да и быть вот такой вот субстанцией, не реагирующей на слова – здорово. Все вздыхают, а ей-то что? Мозг больше сосредоточен на создании защитной оболочки, не позволившей бы свихнуться от горя. Она ведь была так рядом, так рядом! Руку протяни и оттолкни её от этого ублюдка. Но все конечности словно отмерли, не двигались ни на йоту. Можно было только наблюдать, видеть, как чёртово копьё пронзает её. А потом всё прошло. Оковы оцепенения спали. Но было слишком поздно. Аделия Аккерман, оборотень, в чьих генах была кровь Первородного, возненавидела не только себя, но и тех, кто наживался на всеобщем горе. Слыша о Боге в который раз, она остановилась настолько резко перед людьми, что сама удивилась. Женщина посмотрела на мужчину в одеянии церкви со всей злостью во взгляде. Её рука самопроизвольно двинулась к нему и пальцы сжались на податливой шее, перекрывая доступ к кислороду сразу же. — О каком Боге ты толкуешь, выблядок? Если Она до сих пор не откликнулась на твои мерзопакостные слова, значит не кара небесная это всё, а злой умысел, увенчавшийся успехом в виде мёртвого Императора Элириона. Твой Бог не спасёт никого. Все вы, фанатичные скоты, сдохните, захлёбываясь слюной от мольб, не идущих к кому нужно. Примите наконец реальность и доживите последние месяцы так, как должно. Священник посинел лицом, когда она наконец отпустила его и он смачно шмякнулся спиной в лужу. Люди, чьи умы не были очернены подобным, только усмехнулись на его разъярённое лицо и вернулись к своей работе. — Богохульница! Ты грешница, не признающая величия Святителя! Твои речи накличут на нас беду! Аделия одёрнула плащ, поправила застёжку и развернулась, ногой вшибая священнику в челюсть. Женщина никоем образом не отреагировала на дальнейший словесный понос. Свернув за угол, оборотень увидела Ривая и Эрвина, восседающих на жеребцах. Она прошла мимо них. Не здороваясь, не реагируя. У врат оборотень остановилась, ощущая сдавливающую глотку панику. Никогда ранее эта проблема не касалась её. Никогда. Всё изменилось после смерти Нейтрала. Она чувствовала себя не так, как раньше. Будто этот мир уже был не для неё. Нужно бежать отсюда. Бежать так далеко, как только можно. Не оборачиваясь и не сомневаясь. Бежать. Спасаться. Спасаться? От чего? Кого? Двери распахнулись перед ней и ледяной ветер обдул её, срывая с головы капюшон и ероша отросшие волосы. Почти нос к носу, пума столкнулась с Роксанной. Никто не изумился этому, обе просто кивнули друг другу, в знак приветствия, и Демон направилась в сторону дворца, таща за собой парня, обвитого цепью с крупными звеньями. Смугловатая кожа, золотые волосы и зашуганные светло-серые глаза. Ангел. — Вы пойдёте короткой дорогой? — спросила синеволосая, остановившись и с силой дёрнув цепь. Парень заорал. — Заткнись, светлый. Я с тобой ещё разберусь. Посмотрю, как запоёшь, когда мой клинок снова вспорет тебе гузно. — Есть проблемы? — Аделия почесала шею. Зуд бесил всё больше. — Сюда спускаются эти нимбоголовые. Встретите на пути — рвите крылья, так они ослабеют, и тогда можно будет прикончить их. В особенности, это сможешь сделать ты. — женщина посмотрела через плечо на брюнетку. — Если перекинешься в зверя и захочешь вернуться в человеческий облик – вспоминай всю свою жизнь. Этот мир уже начал сходить с ума. И протянет максимум год. Только планета. А вот люди могут перебить друг друга раньше. — Спасибо за совет. Аделия вышла первой. Вой ветра и, по-настоящему, зимняя стужа встретили её за границами стены. Порыжевшие листья с деревьев медленно опадали с западной стороны, ближе к востоку же лес полностью погряз в снегах. Сестра Даниэллы оказалась права, насчёт сошествия с ума мира. Младшая Аккерман сняла плащ и дала его брату. Она отошла ещё на несколько шагов от Леви и Смита. Припала к земле, сминая пальцами промёрзшую землю. Трансформация давалась с трудом, будто это было в первый раз. Кости хрустели, словно ветки, смещались, росли. Плечи выломало. Спина прогнулась. Мышцы напряглись. Наконец, кожу начала покрывать чёрная шерсть. В холке пума достигла шести метров. Оборотень повела головой, тряхнула ею. Все краски померкли, хоть и не полностью, каждая деталь природы стала чётче, звуки насыщеннее. Аделии это пришлось по душе. Когтями пума взрыхлила землю, повернулась, несколько секунд смотря на Ривая и Эрвина, и направилась в сторону леса. Мужчины безмолвно двинулись за ней. Металлический звон сопровождал их. Железные пластины оставляли на дороге, выложенной из белого камня, небольшие следы. Аделия вслушивались в звуки леса, пение птиц, шебуршание белок и стук дятла. Её место было тут. Вместе со зверями. Не с людьми. Почему она идёт здесь? Почему эти люди следуют за ней? Пума остановилась. Взгляд изумрудных глаз потерял живость. Животное переступило с ноги на ногу. Оно развернулось, смотря на путников, зарычало, напрягая лапы, и её хвост прошёлся по пыльной дороге. Пума издала своеобразный рык, похожий на женский, гортанный крик. Она смотрела на них не как на друзей. Как зверь на добычу. Ривай понял. Спешился, вставая около коня Эрвина и держа руки перед собой. Лошади нервничали, как и их хозяины. Оборотень сделала шаг назад. Морду её покрыли морщины, от того, что она раскрыла пасть, предостерегая людей о том, чтобы они не двигались. Иначе она их загрызёт. — Аделия. — начал говорить Леви, подступив к ней. — Это я. Твой брат. — пума затрясла головой, ударила лапой по дороге, проломив камень и громогласно рыкнула. — Прекрати себя жалеть. Раз это случилось, значит так и должно было быть. Не ты одна опечалена её смертью, не ты одна коришь себя за то, что не смогла ничего сделать. Твоя жалость к себе самой ничего не изменит, не повернёт времени вспять. — оборотень уставилась на него. В душе у неё поднималась чернеющая волна злости. Глаза пумы зажглись изумрудным огнём и она легко оттолкнулась от земли, в один прыжок приблизившись к старшему Аккерману. — Это не жалость. — голос Аделии словно двоился, в нём была и она, и зверь внутри неё. — Не смей путать жалость к себе со скорбью о погибших. Ты не был там, не видел всего. Не видел, как умирают существа, демоны и звери из-за прихоти самовлюблённого мальчишки. Ты не видел, как он убил её! — это было больше похоже на остервенелый рык, нежели на слова. — Он остановился только тогда, когда она начала забирать его силы. Ты не видел Эрвина, Эрвина Смита, твоего Командора, которому было начхать на то, что взоры всех обращены на него и его умирающую племянницу. Он плакал. Ты понимаешь, Ривай?! Это не ёбаная жалость, это скорбь о том, что ни я, ни он не смогли сделать ничего! Ей было суждено умереть, и мы бы этому не воспрепятствовали! Не смей осуждать меня! Пума приподняла лапу, и Леви, будто в ожидании удара, напрягся. Однако, оборотень развернулась, только задев его кончиком хвоста, и пошла впереди. Её разум протрезвел от нахлынувшей ярости. Всё звенело, мир светился. Этот чёртов свет резал глаза. И тогда, она увидела её. Россыпь серебристо-седых волос, едва заметно шевелящихся при порывах ветра. Аделия замерла. Оцепенела. Девушка обернулась, превращаясь в белые искры. Это была игра разума. Всего лишь наваждение, граничащее с реальностью. Пума тряхнула головой. Не проронила больше и слова. Она не обращала внимания на попытки начать разговор, только шла понурившись, еле шевеля лапами. Мысли снова вернулись к тому дню. Аделия чувствовала себя слабым, простым человеком, что зря прожил жизнь, оставшись только наблюдателем. Оборотень зажмурилась так, что веки и глазные яблоки закололо. Нельзя. Нельзя с таким настроем идти дальше. Она не будет наблюдателем. Привнесёт в этот мир то, о чём будут вспоминать. Аделия будет жить дальше, ради себя, ради брата, ради Эрвина. Ради Даниэллы. Коль миру осталось недолго, она проживёт последние месяцы так, как должно. Не страшась судьбы.* * *
Эрвин покрепче ухватил поводья, накрутив их на руки. Их путь подходил к концу. Как и говорила Леона, с небес спустились ангелы. Такой попался им. Нарциссической наружности, восхваляющий своего предводителя — Азиза. Он хотел склонить всех троих на сторону светлых. Аделия не слушала его долго. Пума накинулась на него, лапой бья в висок, отчего тот растерялся. Оборотень зубами вырывала ему каждое крыло, отгрызала руки по локоть. Его крик, схожий со звоном колокола, прозвучал около двух минут. Младшая Аккерман вонзила клыки в его лицо, отскабляя скальп, а затем и сворачивая шею. Всё это было быстро, жестоко, кроваво. Смит и бровью не повёл, лицезрея расправу. Он бы и помог ей даже, в особенности после оскорбления его племянниц. Именно после этого, Аделия бросилась на ангела. Выйдя из-за деревьев, они оказались у брошенного штаба. Переглянувшись с Риваем, Эрвин стеганул коня. Они мчались в Стохесс. Мужчина вспомнил, как предстал перед мэром, как с него три шкуры спустили, но он не отреагировал так, как бы сделал это прежний Эрвин. Вскоре, они прибыли на место. Ханджи посвятила их в курс дела. А дальше, всё начало развиваться слишком быстро. Аделия слышала, что в замке Утгард творится та ещё чертовщина, она говорила всё, что только могла уловить. Весть о том, что Имир гигант, не поразила его и её. Вот только Бертольд и Райнер стали причиной повторного порыва ярости со стороны младшей Аккерман. Колосс и Бронированный были так рядом? Она ведь чуяла, что с ними вообще всё не так. Эрвин остановил её. Заметил, как шерсть начала покрывать её руки и сжал её ладонь. Аделия нужна ему рядом. Он понимал её, разделял чувство мести этим двум, но здравый рассудок остался при нём, как и хладнокровное спокойствие. Пуму не пришлось долго упрашивать, она осталась. Пока они двигались к стене Марии, женщина обнимала Эрвина, сидя позади него на коне. Так она успокаивалась. Рядом с ним всё было иначе. Аккерман любила его до трепета души. Поэтому обращение в гигантскую пуму стало истинной агонией, выламывающей суставы, сжимавшей органы вплоть до их разрыва и восстановления после. Аделия была слишком далеко, чтобы оградить Смита от этого. Титан отгрыз ему руку. Брюнетка видела, как мужчина пытается ещё сражаться, как кровь окропила рубашку и куртку. Кровь. Её запах разнёсся далеко. Его запах. В нём были крупицы страха, но из-за адреналина, бурлящего в крови, Эрвин Смит отказывался отступать. И Аделия обернулась в пуму. Огромного зверя, выше самого Колоссального Титана. Человеческая натура погрязла в животном начале, жаждущим отмщения за то, что титаны сделали с НИМ. Убить. Убить. Убить их всех. Разорвать паршивых гигантов. Они жрут людей? Тогда она прикончит их! Разорвать. Расчленить. Превратить в фарш. Изничтожить под корень. Кровь покрывала всю её шерсть, дымилась, закрывая взор, но она чуяла их, слышала. И убивала. Рычала. В бешенстве размозжила их туши. Плевать на то, что будут думать о ней кадеты. Да что они, все люди. Что там какой-то крик Эрена? Она и сама вступила в бой с Бронированным. Он испугался её. Искренне. Пума только гортанно смеялась. Вот, ещё чуть-чуть, и она оторвёт ему башку, вырвет, вместе с позвоночником и самим Райнером. Сожрёт, растирая по клыкам и дёснам. Но она слышит голос брата. Слышит, что Эрвин потерял сознание и забывает об этих выблядках. Она бежит к нему. Прямо в воздухе трансформируется в человека, сваливаясь на землю как-то неуклюже. Вот он, лежит, весь бледный, на лбу проступила испарина, а кровь продолжает медленно течь, окропляя траву собой. Всё. Это абзац. Её мозг снова показывает ей мёртвую Даниэллу, только к этому прибавляется и то, что стало с Эрвином. Она воет так громко, как только могут позволить ей лёгкие и горло. Разведкорпус остановился за стеной Розой, в ожидании того мига, когда всё же их Командор придёт в себя. Аделия всё чаще обращалась, порой теряя человеческие воспоминания. Она носилась по лесам ночами. Убивала титанов и просто лежала на каком-нибудь поле, рассматривая небо, усеянное миллиардами звёзд. Думала о том, что же будет дальше. И молилась об одном — чтобы никто не умер больше. Не Эрвин, не Ривай. Если эти двое покинут её — она станет погибелью мира, стерев всех людей с лица земли, ведомая горем и отчаянием.