Проклятое поколение

Страх отступает вместе с первыми лучами солнца, что касаются ресниц. Шики обнимает меня, прижимая к своей теплой груди, и утро начинает казаться волшебным, словно вырванный из чудесной сказки подарок. Однако боль в плече не даёт насладиться окутавшим меня спокойствием. Поднимаюсь с кровати и, найдя старое разбитое зеркало, изучаю рану на сгибе шеи. Там, помимо старых следов, отчётливо виднеется новый человеческий укус. Не помню, как вчера уснул, но знаю: стоило оказаться в объятиях Шики, как я успокоился. Но неужели я спал настолько крепко, что не почувствовал укуса? На плече красовалась ужасающая рана, часть кожи была содрана, а шею покрыла запекшаяся кровь. — Чем любуешься? — хриплый после сна голос Шики отвлекает меня от изучения укуса. — Твоими трудами. Когда успел меня покусать и почему я этого не помню? С красивого лица Иль Ре тут же исчезает сонливость, парень смотрит на меня с недоверием. — Ты о чем? — Об укусе, если его можно так назвать. Скорее уж ты пытался меня сожрать. — Подойди. — не решаюсь ослушаться приказа-просьбы. Да и не хочу. Шики пристально изучает собственные следы на моем плече, складка между бровями становится чётче. — Что-то не так? — Не уверен. Но это странно. — Что именно? — Все. — Объяснишь? — Нет. — Ты чертов эгоист! Как обвинять меня в неудачах — ты все по полочкам раскладываешь, а как объяснить, что смутило в этом проклятом укусе, так мы храним тайну и не посвящаем в нее никого! — я снова не выдерживаю и срываюсь. Чем больше времени мы проводим наедине, тем запутаннее становятся отношения между нами. Такая невидимая грань с каждым разом злит меня все больше. Мы остались одни за пределами Тошимы, выкинутые, совершенно никому не нужные, а он все равно раз за разом пытается отгородиться от меня. Я не питаю ложных надежд, но прекрасно понимаю, что с каждым днём подпускаю его все ближе к своему телу и тому, что когда-то наивно называл душой. Теперь мне кажется, что, если она у меня и была, то давно покинула, вместе со здравым смыслом. Все, что осталось — ворох чувств, которые будто перемешаны блендером. Невозможно понять, что на самом деле творится в твоем сердце. — Акира, хватит. — два небрежно брошенных слова заставляют успокоиться и сесть рядом. — Извини. Каждый день пребывания здесь дается мне слишком тяжело. Я не знаю, доживем ли мы до следующего утра, или подохнем через минуту. Я не знаю, что нам делать, сможем ли мы выбраться. Не знаю, что сейчас с Ину, не убил ли его Арбитро. Не знаю, останешься ли ты рядом, или однажды я проснусь в одиночестве, а ты исчезнешь. — Я не собираюсь оставлять тебя. Пока я могу ответить только на это. А тебе стоит наконец научиться не думать об этих глупостях. Все, что должно тебя волновать — как при следующей встрече с безликим проткнуть его сердце. — Почему ты не оставил меня? — Ты всё ещё моя игрушка. — Сомнительное оправдание, даже я в него не верю. — А почему ты побежал меня спасать? — Я не знаю. — Вот и я ещё не получил ответ. — Почему мне кажется, что ты уже давно всё решил? — Мне не нравится оправдание, которое я нашёл. — голос Шики мгновенно покрывается ледяной коркой, я вздрагиваю. Наверное, это наша судьба — ненавидеть друг друга, но холодными ночами тянуться к теплу лежащего рядом тела. Кричать и оскорблять друг друга, избивать, но при появлении опасности всеми силами защищать. — Дай сумку, надо перевязать раны. — Почему ты больше не пытаешься меня трахнуть? — А тебе так этого хочется? — Мне нужно знать хоть что-то. — Ты слишком сильно ко мне привязываешься. — Я уже привязался, хочешь ты этого или нет. Я больше не могу злиться, не могу ненавидеть, только слушаться по первому приказу. — Это мне и не нравится. — Что я стал податливой игрушкой? — Мне не нравится, что ты пытаешься оправдать мое поведение. Я тебя изнасиловал, но ты жмешься ко мне и не пытаешься защищаться. Я бросил тебя в лапы к безликому, а ты лишь просил меня остаться рядом. Сегодня ночью я мог прокусить твою артерию, а для тебя это новый засос. Слова Шики вгоняют в ступор. Конечно, я и сам знал все эти вещи. Каждый день прокручивал в голове, пытаясь разобраться с мыслями. Однако, чем больше я думаю, тем меньше мне хочется сопротивляться. Наверное, для себя я уже все решил, или за меня это сделал мир. А может кто-то другой. — Я доверяю тебе. — единственный ответ, который я могу дать. Наверное, он верный, хотя не знаю, так ли это. Шики ничего не отвечает, но начинает менять мои повязки и обрабатывать новую рану. — Мы пойдем днём? — Да. Пока ты не преодолеешь свой страх, перемещаться ночью будет затруднительно. Но, имей в виду, днем их шныряет куда больше и придется отбиваться. Если слишком замедлимся, продолжаем идти ночью. — Хорошо. Мне не страшно днем. — Знаю. Дальше все проходит в тишине. Я молча меняю повязки Шики, мы перекусываем и отправляемся в путь. По дороге Шики находит очередной тайник, а я только внимательнее осматриваю открывшейся передо мной мир. При дневном свете все выглядит иначе, но ещё более ужасающе. На горизонте виднеется пустынный город, пробивающееся сквозь серые тучи солнце бросает короткие лучи на осколки стекол и старых витрин. Стоит перевести взгляд по сторонам, и голова начинает кружиться. Обилие серости и разрушенных зданий, поросших мхом и разящих сыростью, выбивает надежду дожить до следующего утра. Стряхиваю нависшие чувство обреченности и шагаю за высокой фигурой. Дорога покрыта ямами и мхом, ноги проваливаются в рыхлую землю, словно в песок. Еще шаг, и ты окажешься под этой грудой хлама, оставленного человечеством. Пожелтевшие деревья на фоне поблекшего неба, мелькающие между растений безликие, словно говорят, что мы лишние в этом мире. До города добираемся только к обеду, по пути столкнувшись с несколькими стаями безликих. Быстро разобравшись с ними, входим в мертвый город. Солнце скрылось за редкими тучами, серый город стал еще более мрачным. Пробираясь по узким улицам, останавливаемся в одной из подворотен. — Что-то не так? — Слишком тихо для дневного города. За все время, пока мы здесь ходим, еще не попалась ни одна стая. Это напрягает. — Разве это не хорошо? Быстрее доберемся. Шики лишь хмурится в ответ и затаскивает меня в старое здание. Стоит скрыться в темноте подъезда, как улицу начинают наполнять безликие, подбираясь к высотке, в которой мы скрылись. Мгновение между закрывшейся дверью и брошенным в разлом окна взглядом, и мерзкие голодные твари занимают каждый миллиметр пространства. Меня наполняет страх, от открывшейся перед глазами картины по коже скользит холодный пот. — Черт! — не выдерживает мой единственный спутник. Срываемся на быстрый шаг, этажи сменяют друг друга. Шики проверяет квартиры, ища подходящую для укрытия. На очередном этаже мы находим нужную, и, стоит закрыть железную дверь, как топот и скрежет когтей на лестнице усиливается. Придвинув шкаф, отступаем. Стоит на секунду остановиться, и нечто холодное касается моей спины. Отпрыгиваю, но тварь успевает оторвать от моего бедра кусок свежей плоти. Не раздумывая, Шики затаскивает меня в очередную комнату и заваливает двери. Смотрю на его напряжённую спину и мне становиться не по себе. Это не то чувство, что приходит по ночам, когда мне снятся кошмары, это хуже. Что-то внутри меня стрекочет и заставляет бояться. Я вижу искаженное злобой лицо. На секунду проскальзывает мысль, что мы обречены. Все слишком быстро изменилось: утром мы разгоняли стаи безликих, даже не напрягая мышц, а сейчас загнаны, словно добыча. Шики подходит и, сбросив сумку, начинает обрабатывать рану на ноге. Стоит ему коснутся разорванной плоти, как боль тут же даёт о себе знать. Хочу завыть во все горло, но мне не дают, запихнув в рот старую тряпку. Боль застилает глаза, шум в ушах не даёт расслышать даже вой тварей за тонкой стеной. Проходит ещё несколько минут, прежде чем агония нехотя отступает и мне удается расслышать шорохи за дверью. Сначала они походят на звериное рычание, но с каждым разом этот вопль приобретает все больше человеческих ноток. Ещё через секунду я отчётливо слышу плач. Бросаю взгляд на замершего с катаной Шики. Парень все так же хмурится, не смотря в мою сторону. Мне хочется спросить, что происходит за дверью, но привлекать внимание шумом самая глупая затея. Грохот, и я словно вижу, как входная дверь разлетается на куски. Поднимаюсь. Перехватив кинжал, собираю силы для, наверное, последней схватки. Будь у нас чуть больше времени, мы бы нашли нужное убежище. Не бойся я темноты, мы бы спокойно прошли этот проклятый город, но теперь все, что остаётся — забрать с собой парочку тварей и подохнуть самим. Грохот и лязганье когтей сменяет крик. Он проносится по воздуху, за секунду достигая наших ушей, и тут же исчезает, словно его и не было. На смену приходят чавканье и рык. Язык немеет от привкуса железа. Безликие не успевают разобраться со своей добычей, когда над городом раздается очередной рев. Он пробивается в каждое здание, эхом отражаясь от стен, и возвращается к своему владельцу. За стеной раздается шорох, и нас накрывает тишиной, давящей и не сулящей ничего хорошего. Той же самой, что наполняла город, когда мы только в него вошли. Ноги начинают дрожать. Противостоять охватившему тело ужасу невозможно. До боли хочется вернуться в проклятую Тошиму. Туда, где ты знаешь врагов в лицо и способен дожить до следующего рассвета. Где нет чудовищ, способных сожрать тебя в ночи. Нет жуткого воя, вслушиваясь в который, ты пытаешься понять, что говорит очередной безликий. Говорят, они всегда одинаковы. Они голодны. Сегодня ты отдашь жизнь, чтобы парочка из них наполнила желудки чужой плотью. Передергивает от мысли, что они когда-то были людьми. Но хуже от того, что именно человек допустил такое. Наверное, будь у меня выбор, я бы стал одним из них. Это куда лучше, чем жить в постоянном страхе, что пожирает тебя не хуже их зловонных пастей с окровавленными клыками. Время в тишине тянется, словно его размазали по слишком большому куску хлеба. — Уходим. — Мы не переждем? — стоит ли говорить, что эта мнимая защита тонких стен слишком сильно успокаивает расшатанные нервы. — Надо вернуться. Мне не нравится этот город. Не отвечаю, помогая оттащить мебель. Но, стоит шагнуть за дверь, и меня выворачивает от открывшейся картины. В центре комнаты лежит человеческое тело. Нет, скорее то, что от него осталось, голое и разодранное на части. Кровь, вперемешку с внутренними органами, вытекает из огромных оставленных зубами ран. Лицо наполовину съедено, оторванная рука валяется у входной двери. Запах крови в помещении не дает привести дыхание в норму. — Быстро! Уходим! — Шики тянет меня за рукав, когда насмешливый голос заставляет замереть. — Давно не виделись, Шики, куда же вы так торопитесь? Не хочешь узнать, как дела у твоего старого друга?