Апрельский апперкот

Весна подкрадывалась на мягких лапах, норовя вцепиться когтями в спину. Только и успевай оглядываться. Вдруг укусит прямо в шею и отравит своим концентрированным ядом, насыщенным феромонами, гормонами, авитаминозом и аллергическим насморком? Пропустит вдоль позвоночника, отравляя всё на своем пути. Будет опускаться всё ниже и ниже, оп — и прямо в пах. Коты грелись, развалившись на солнцедоступных поверхностях, поворачивая округлые животы вслед за светилом, прямо как подсолнухи. Накапливали энергию на ночь. Близок их час! И пусть весь район завидует налаженной личной жизни. И ни проросший картофель, ни тапки, ни другие летающие подручные снаряды из многочисленных балконов и окон не воспринимались ими всерьез. А почему люди такие злые? Правильно, всё от неудовлетворенности. Сеня тоже знал эту простую истину, хотя к семейству кошачьих не относился. Ибо познал её на собственной, лишенной шерсти шкуре, в народе — опыте. Хотел бы Сеня быть им еще и умудрен, но пока все больше получалось захламлять "шишками" шкафчик, да так, что из плохо закрывающейся дверцы те вечно выпадали аккурат по башке. А сейчас Сеня нёсся прочь от цивилизации, оставляя позади волнующие ночные перспективы, навстречу перспективам новым. И, на его взгляд, они вряд ли друг от друга чем-то отличались. Бабочка-камикадзе с размаху проехалась по лобовому стеклу, отлетев куда-то на обочину. Раз — и нет больше красоты и легкости. "Как скоротечна молодость", — подумал Сеня и качнулся вместе с забитой маршруткой, накренившись вправо. Потом влево. Пересчитал все кочки и стукнулся головой об облезший ржавый поручень. Вот она, загородная жизнь, полная романтики и приключений. Правда, Сеня больше надеялся на тесный контакт с природой, а не людьми из микроавтобуса. В салоне видавшей виды маршрутки пахло луком, сыростью, тюльпанами и потом. От такого коктейля к горлу регулярно подкатывало неудовольствие. Старушка в цветастом платочке, сидящая в опасной близости, снова поставила свой увесистый баул на его, Сенину, ногу. Пострадавший невнятно пробубнил ругательства. — Чего, милок? И так уже шестой раз. Сеня педантично считал поползновения на свои новые яркие кроссовки. Алые, как паруса. Содержание инфантильной сказки-повести Арсений помнил смутно, но сравнение ему нравилось. Поэтично же. Красиво одеваться надо было не только по праздникам, в это он свято верил. А тут еще и повод какой! Друг со студенческой скамьи намеревался скоропостижно пасть в узы брака. Вот и ехал Арсений в объятия неизвестного загородного домика на мальчишник. За спиной тряслась гитара и, когда маршрутка покорила очередной ухаб, гриф смачно приложился о затылок. Природу Сенька любил, но в виде телеканала Discovery и с уверенной горизонтально-диванной позиции. Когда-то, еще в школе, он пробовал себя грибником и ходил с одноклассниками в лес. Нашел мухомор, обрадовался, наивный мальчик. А оказалось, что не все то съедобно, что красиво и ярко. Удручающий факт. Вот еще тогда стоило это правило зарубить себе на носу и изрисовать руки крестиками. Единственное, что придавало в данный момент Сене бодрости, так это отсутствие комаров. Так бы он точно отмазку придумал и никуда бы не поехал. Но Паша, жених-скороспел, очень просил привезти себя, гитару и хорошее настроение. — Что за праздник без тебя, Сенька? — заискивал лис. Знал, знал болевые точки. Сердце Арсения не выдержало подхалимажа и помчалось на зов дружбы. Нынче Пашка уже не студент-разгильдяй, а Павел Антонович, успешный юрист в серьезной компании. Наверняка будет кто-то из новых коллег и знакомых. А, впрочем, какая разница. Сенька мысленно пофигистично махнул рукой. Не будут же взрослые люди указывать на него пальцем с упрёками из мультика: "Голубой, голубой, не хотим играть с тобой!" Хотя с песней Арсений иногда понуро соглашался. Особенно сейчас, по весне. Эх, ничего хорошего в ней нет, сплошные неоправданные амурные ожидания. Даже придирчивый ловелас Антонович судьбинушку свою отыскал. А ему, Сеньке, только алые кроссовки и оставались. Неужели из-за масти Мне не будет в жизни счастья? Полюбил бы сейчас хотя бы вон ту русую, у окна. И коса у нее, и грудь, и попа. Сидит же на чем-то и ритмично на кочках амортизирует. И готовит, наверное, что только и успевай калории считать. Сплошная польза от гетеро-отношений. Сенька громко вздохнул, а маршрутка затормозила у очередного покосившегося столба, который с блаженным видом метила взъерошенная псина. Я обижен злой судьбой... Ах, зачем я голубой? Особенностями своих гендерных предпочтений Сеня не козырял налево и направо, но и никогда не скрывал. Врать у него с детства получалось плохо. Конечно, сейчас за ним никто с ремнем не гонялся, но его ультрафиолетовое свечение замечали быстро и без дополнительных супервозможностей. Первой редкий окрас сына заметила мама. Скандала не было. Даже папа как-то легко смирился. Что такое пара лет для восстановления нормальных семейных отношений? Зато родители по-быстрому склепали Сене замечательную сестру Ирочку, над которой старший брат ворковал в духе курицы-наседки, когда выпадала такая возможность. А что, нежность у него не растеряна, на семи ветрах не развеяна. Вообще, честность оказалась лучшим фильтром. И по сей день продолжала отсеивать закаленных на стереотипах людей из Сениного окружения. Так что друзья у него были проверенные временем и ориентацией. Подкалывали, не без этого, но Арсений и не обижался. Мог и сам над собой пошутить, чай, не царевна Несмеяна. — Конечная! — гаркнул прокуренным голосом водитель, и от визга тормозов заложило уши. "Аллилуйя", — обрадовался путешественник. В маршрутке оставалось несколько человек, в том числе старушка с баулами. Когда она вскинула на Сеню укоризненно просящие очи, стало ясно, что хорошее воспитание и бесхребетность — его главные враги. — Милок, помоги бабушке. Сеня петлял по незнакомому дачному поселку: поднимался вверх, опускался вниз, сворачивал в непролазные дебри из веток вишен и яблонь. Одна из них ударила его наотмашь, как капризная барышня настырного любовника, да еще и оцарапала скулу. За спиной теперь была не только гитара, но и собственный рюкзак на одном плече, который все время спадал, а потому ужасно нервировал. Кроссовки покрывались пылью, а ручки баулов впивались в ладони. "И че эти пенсионерки вечно перетаскивают? Пирамиду Хеопса?" — поражался Арсений, но следовал за активной не по годам старушкой. Проблемы начались на обратном пути. Оказалось, что топографический кретинизм — это самое стабильное в жизни Сени Котова. Двадцать семь лет на свете прожил, а ориентироваться на местности так и не научился. Знания о том, с какой стороны растет мох, оказались бесполезными. Котов петлял среди пустующих дачных домов, пробивая себе путь к точке отсчета, но вместо этого только сильнее запутывался. Карта "от руки", которую ему сбросил Пашка, содержала в себе минимум опознавательных знаков: остановка, большой дуб, колодец, кирпичный дом с зеленым забором. Бонусом шли стрелочки влево-вправо. Попытка позвонить провалилась, даже сеть демонстративно отвернулась от Котова. Арсений утрамбовывал грунт вот уже сорок минут, а остановки все не было. Еще через десять он вышел на широкую местную дорогу. Фрагменты асфальта выглядели призраками из прошлого и смотрелись дико. У одного из домов Котов узрел преклонных лет женщину и кинулся к ней с пылом молодого жеребенка. Буквально на подгибающихся от корявого ландшафта ногах, но не чувствуя никаких препятствий, он достиг цели. Женщина говорила с Сениными кроссовками. Они интересовали ее куда больше, чем запыхавшийся жестикулирующий Котов. Увидев остановку, Сенька был готов пасть на колени и воздать хвалу небесам. Сплясать с бубном. Прочитать на табуретке стишок. А что, он мог. Помятая в кармане карта требовала идти прямо, свернуть направо и узреть старый дуб. Пашка не поленился пририсовать корявый желудь и какое-то чудовище. Котов подозревал, что этот наскальный рисунок должен был символизировать белку из Ледникового периода. "Намалевич", — фыркнул Котов. Но сперва он отыскал в рюкзаке влажные салфетки и, отклячив зад в узких джинсах, склонился над алым творением спортивного бренда. Не хотелось явиться пред публикой в пыльных кроссовках. Все-таки мужчины могут быть и незнакомые. Сеня любовно доводил обувь до совершенства, когда мимо промчала темная машина, устраивая пыльную бурю в регионе, далеком от пустынного. — Придурок! — крикнул ему вслед Котов, в рот тут же попал песок, оставшийся на губах после происшествия. — Здесь вообще-то люди ходят... — пробурчал он себе под нос. На зубах все еще хрустело. Арсений бодро шагал к дубу без златых цепей, ученых котов и запутавшихся в ветвях русалок. И таковой нашелся. Но шел до него Сенька добрых двадцать минут. — Надо было вчера с Пашкой ехать, — говорил с собой Котов. Но помогать с подготовкой шашлыков и прочей снеди было лениво, да и не умел Сеня с мясом обращаться. Так, спалит себе кусочек-другой, отскребет от гари и ладушки. В общем, белка Арсению не хватало. Самого разного не хватало. Может, оттого и был он такой стройный. Ну, Сене хотелось, чтобы к нему применялось именно это слово. Хотя спорт он любил, но только если не тягать гири и не бросать через себя прекрасных противников. Насчет "через себя" Арсений, конечно, лукавил и, че уж там, преувеличивал свои реальные возможности. Колодец Котов увидел еще спустя десять минут марш-броска. Вспомнились ужастики и прочий, засоряющий разум, хлам. Сенька азартно подскочил к редкому экспонату и заглянул в него. — Уху! — крикнул в никуда Котов и замер, наслаждаясь эхом. Потом крикнул еще раз. Сеню понесло и он принялся кричать в колодец всё подряд: — Взвейтесь кострами синие ночи! Мы — пионеры! Дети рабочих! — Котов не мог нарадоваться своей затее. — Асисяй! Списьвиськи! Кто здесь?! В общем, Сеньку могло нести еще долго, потенциал словесной глупости у него был большой, но сзади неожиданно обидно заржали. Оборачиваться Котов вдруг постеснялся и только глянул чуть в сторону. В поле зрения попала уже знакомая ему машина. Отсмеявшись, водитель стартанул, и облако пыли накрыло Арсения во второй раз. Было в этом что-то оскорбительное. "Уже и расслабиться нельзя", — кисло заметил оратор. Зеленый забор маячил предвестником спасения. Вот и пришел конец топографическим мытарствам. Вдоль забора стояло целых три автомобиля, и Сеня почувствовал себя подростком-голодранцем. Кажется, с общественным транспортом вдоволь налюбился здесь только он. "Надо было тоже на юридический поступать", — в отличие от Пашки, Арсения занесло на филологический факультет, а как следствие — во фриланс. Котов растянул губы в улыбке и толкнул незапертую калитку. Навстречу с громким лаем выбежала Пашкина такса по кличке Зоя. Сенька подхватил баловницу, и та радостно облизала ему руки. Из-за дома вышел и сам хозяин: — Мы уже тебя и не ждали, Сень. Что ж ты долго так, неужели потерялся? — Антонович радушно похлопал пропажу по спине, будто у Котова там пыльный ковер был вместо куртки. — Да старушке помог сумки дотащить. И на обратном пути свернул не туда. Ну, ты меня знаешь. А мобильной связи у вас тут не сыщешь. — На остановке ловит и на некоторых возвышенностях, но толку-то, если дом в низине. Все равно бы не дозвонился. Проходи, Сенька, все уже в беседке хомячат первую партию. Руки вон там помыть можешь. Давай, я вещи в дом занесу. Арсений осваивал механизм дворового умывальника, лупил с воодушевлением по длинному провокационному носику и разбрызгивал воду. Рядом с домом кто-то припарковался, и Сеня обернулся. Еще один мажористый владелец четырехколесного коня. Сквозь зеленый решетчатый забор он легко узнал транспортное средство любителя поржать и напустить пыли. Но заходить тот пока не спешил. "Ну зашибись", — настроение на секунду настороженно замерло и пошло на убыль. Что за персонаж был в машине, Сенька не разглядел. Но чуял, чуял, что все это не к добру. Уж слишком ехидным показался смех у колодца. Котов глянул на себя в мутное подвешенное над умывальником зеркало и остался собой доволен. Ну да, не солидный он до сих пор дядька. Зато обаятельный и хорошо сохранился. Правда, это пока ему еще ни разу не пригодилось. За столом были сплошь знакомые лица, за исключением двоих новых коллег Павла. К счастью, они не просили обращаться к ним по отчеству, так что Сенька облегченно выдохнул. Не любил он в таких посиделках излишнюю субординацию. Неизвестное лицо номер три на шашлык все еще не спешило, но Пашка успел шепнуть, что таинственный мистер в будни не повелитель песчаных бурь, а его самый настоящий начальник. Всамделишный. Но мужик что надо, просто восьмое чудо света. По крайней мере, Пашка всегда был скромен на комплименты в мужской адрес, а тут захлебывался от восторга, пусть и шепотом. Сенька равнодушно покивал на высокие эпитеты и подтянул к себе сочный кусочек шашлыка. За столом все усердно и с аппетитом жевали, поэтому разговора как такового не было, а была одна общая ода шашлыку и его автору, то есть Пашке. — Так ты не подросток-наркоман, — жизнерадостно раздалось сбоку. — А та самая Пашкина недостача! Ну и что, ответил тебе кто из колодца? Ода сошла на нет, и за столом воцарилась тишина. Никто шутку не понял, кроме подавившегося куском мяса Сеньки. "Гадёныш", — сразу полюбил начальника-шутника Котов. — Нет, не ответил. Здесь связь плохая, — оскалился Арсений. — Это точно. Приходится каждый раз к остановке мотаться, чтобы позвонить. Что за танк непробиваемый! Сенька поразился такой наглости. Пашкиному начальнику, имя которого Котов пока что не знал, на вид было около тридцати. Поджарый гетеро-самец, судя по манере езды — темпераментный. Судя по чувству юмора — внештатный резидент "Камеди Клаб". Или что нынче в тренде? Ведь судя по прикиду, начальник был тот еще франт. — А нам рассказать? — воодушевился загадочной историей Пашка, и все его дружно поддержали. И чертов резидент рассказал. Сенька еще первый кусок шашлыка не успел доесть, а уже стал звездой местного масштаба и клоуном в одном лице. В другой раз он бы со всеми посмеялся, но сейчас, из уст Пашкиного начальника, история звучала как-то обидно. — Да, Сенька у нас может! — подмигнул еще один студенческий товарищ, Степа. — Вот такой пацан! — выставил он большой палец вверх. "Вот такой пацан" покосился на усаживающегося за стол начальника, который даже не потрудился представиться. Расписать в красках дурость Арсения смог, а назвать собственное имя запамятовал. Ах, беда какая. Пашка, видимо, отвлекся на хихоньки и тоже обо всем позабыл. Сначала Котов хотел встрять с любознательным вопросом, но потом передумал. Больно надо знать имена таких ехидн. Спиртное на столе росло как грибы после дождя. Из разговоров таинственное имя Сенька выудил. Болтливого начальника звали Андрей, но все его преимущественно называли по фамилии — Гайсинский. "Еврей", — Сенька сложил губы в трубочку и обличил себя в зачатках расизма. Раньше к евреям у него претензий не водилось. Да вообще к какой-либо национальности. Но этот Андрей-еврей ему за последний час выклевал печень, как орел Прометею. Может, огонь в массы Сеня и не нёс, но зажечь публику мог. Но в данный момент он искусственно разжигал в душе межрасовый конфликт из-за желания уровнять себя с зарвавшимся мажористым начальником, который внезапно оказался то ли гомофобом, то ли просто придурком. Оба варианта Котову не нравились, он всегда старался держаться от таких подальше. Собственно, дело свернуло на тропу войны случайно. Вражеский томагавк пролетел над Арсением у все того же умывальника. Сеня накренился стройною березкой, дабы смахнуть со своих обожаемых кроссовок грязь, как по заднице неожиданно шлепнули. Вроде как в шутку. Сеня был уверен, что кто-то из друзей. Ну, случались у них такие подколы. Но вместо друзей оказался Гайсинский, который небрежным движением пытался освободить себе проход к самодельному родничку с носиком. — Че за дела? — вскипел оскорбленной невинностью Сеня. Андрей-еврей оказался чуваком смелым, он щеголял откровенностью и за сохранность челюсти не беспокоился. Иными словами, Гайсинский уже был под крепким градусом. — Ниче. Восхищаюсь твоим стилем. — А что с моим стилем? — стал в стойку Сеня. Вот народ пошел! Да, такие как у Андрея джинсы и мокасины обошлись бы Сеньке в полугодовую зарплату. Так ему теперь голым ходить, что ли?! — Да одеваешься ты больно дерзко. То ли как обкуренный подросток, то ли как пидор. — Ну так ты близок к истине. Только я не пидор, а гей, — по тому, как это гордо прозвучало, Арсений почувствовал себя свидетелем Иеговы. — Что, отпало у тебя желание меня по заду шлепать? — расхрабрился Котов. Гайсинский нагло присвистнул. Оглядел Сеню с ног до головы, будто прямо сейчас перед ним разворачивалось цветение сакуры. Ох, сколько на памяти Котова было таких вот взглядов. — Че, никогда геев не видел? — Значит, гей, — чему-то покивал Гайсинский. — А ты — еврей. И что? — А это здесь причем? — Дык человеку только дай повод, к чему придраться, — философски заметил Сеня и, задрав нос, удалился за стол. В общем, с того момента Котов ловил на себе любопытный взгляд и чувствовал себя под прицелом. Когда Степа с Пашкой ушли организовывать костер, хитрый еврей "случайно" оказался рядом и принялся донимать Арсения: — Так ты сейчас типа в цветнике, да? — лыбился Гайсинский. — Вот эти вот кабаны под тридцатник — цветы? — Сеня фыркнул, хотя в действительности не отказался бы подсветить томный вечер фонарем под глазом одного конкретного начальника. Пашка тащил из дома гитару, держа над головой, как трофей. Степа и Колян рекламировали непосвященным Сенькины способности в области песнопения и гитарообращения. Все расселись вокруг костра и подтянули прозрачный допинг поближе, пластиковые стаканчики мгновенно разошлись по рукам. Гайсинский занял позицию "видно, слышно", то есть сел непростительно близко. Сеня начал с любимой студенческой. Затянули хором "Мы сидели и курили". Пока парламентеры и монтеры шли, легко и без затей Сенька перешел по просьбе романтичного Пашки к незнанию друг друга до этого лета. Со своей невестой Антонович именно прошлым летом и познакомился. На моменте про задернутые шторы и разложенный диван Арсений некстати вспомнил, что последний раз секс у него был полтора года назад. В самый раз петь что-нибудь про целибат. Но унывать при всех Котов не собирался, а потому запел для себя песню жизнеутверждающую: Верхом на звезде. Mi torno diabolo esta. Билет в один конец — Весна. О, жизнь, ты прекрасна, О, жизнь, ты прекрасна вполне. Бываешь немного опасна. Возьми мое сердце, Храни, вспоминай обо мне, Поверь мне, что все не напрасно. Сенька и сам уверовал в то, что выдавали его связки и рот. Все не напрасно, оу-е! Можно сказать, что не вовремя расслабился. Пока народ принялся спорить и выбирать следующую песню, внезапно активизировался фальшививший Андрей: — А Мумий Тролля можешь? — Легко! Какую песню? — Кот кота, — с похабной улыбкой выдал коварный еврей. — Вот и вся любовь... Сеня воздухом чуть не поперхнулся. Взять бы сейчас за изгиб гитары желтой и отходить нежно этого остряка-самоучку. — Могу и "Когда в тебе проснется совесть, сука?" — Котов будет петь про котов? — заржал Степа, явно не уловив подтекста. — Кстати, "Невеста" не менее актуальна! — встрял пьяным басом Колян. — Ба-бац! — Вообще-то, моя фамилия с котами не связана, — пробубнил Сенька, но подлец Андрей услышал. — Насколько мне известно, Арсений означает "мужественный", — будто по секрету сообщил Гайсинский, воспользовавшись уходом за "трудной водой" Пашки. — Но... — Твое тоже означает "мужественный", а еще "храбрый". А ты знал, что в слове "гомофобия" фобия — это страх. О какой храбрости речь? Сплошное разочарование, — Сеня скривился и отодвинулся от охреневшего от услышанного Гайсинского. А ведь им еще на одной территории ночевать. Сенька думал о том, что мама его плохо воспитала. Леопольд из него не получался, хоть вяжи бант на шее, хоть вокруг талии. "Жить дружно" у него выходило все хуже. *"Голубой, голубой, не хотим играть с тобой" — советский мф "Голубой щенок" *Асисяй — Слава Полунин, "Телефон". *Списьвиськи — Аркадий Райкин. * "Верхом на звезде" — Найк Борзов. * "Мы сидели и курили", "Мое сердце" — Сплин.