Страна жива, пока ее помнят.

      Петр, несмотря на свой солидный даже для страны возраст, был немного, совсем чуть-чуть легкомысленным. Возможно, в нем говорит долгое общение с Францией, или это началось еще с тех далеких времен, когда он со своим первым императором путешествовал по странам Европы в лохмотьях. И строил прекрасные корабли и, словно играючи, становился Великой Империей, которую в пору сравнить с европейцами, за которыми он так усердно гнался. Но легенды о нем еще тогда ходили, Речь Посполитая так и говорил: «Рубит всех на своем пути, словно капусту для борща, но не забывает улыбаться, как ребенок, которому подарили новую игрушку». Жизнь для Брагинского–старшего была чем–то незначительным и в то же время чем–то настолько важным, за что можно было бы отдать всё. Человек великих противоречии и поистине ужасный в гневе.       Он стоял, положив локти на трибуну, а на ладони уложив свою светловолосую голову. Он молчал и лишь смотрел американцу в глаза. Этого мальчишку он помнил смутно, словно вскользь видел его среди колоний Англии. Его память была как мутное полотно, но сквозь толщу веков он все же услышал восклицание: «Я стану сильной страной». Голос в голове звучал как-то по–детский глупо и напыщенно. Но Петр много раз слышал подобное от Ивана, когда тот был совсем еще маленьким.       — Ну что, ты осуществил свою мечту, малыш? – подавшись вперед, тонкие цепкие пальцы коснулись светлой шевелюры американца. Он резко вздрогнул, а глаза широко раскрылись. Эти касания… Это рука… Он ее вспомнил. Это было словно вспышка в голове. Это было так давно, Артур тогда впервые взял его на прием. Вроде это был прием в доме Франции. По человеческим меркам Альфреду тогда было лет 6. Он жался по-ближе к Артуру, так как тот как–то невзначай сказал, что все эти незнакомые люди такие же страны, как и он. Но они оказались такими взрослыми, что мальчик просто струсил. Но тогда он запомнил не только этот липки страх. Но и эту теплую руку на своей макушке. Лицо обладателя этих рук, как и имени, американец просто не запомнил. Но он четко помнил эту усмешку.       Артур тогда очень разозлился на него и запретил вспоминать об этом человеке. Словно он был кем–то настолько страшным, что даже Британская Империя – страна, которая покоряла моря, боялась этого необычайно теплого северянина. Тогда Альфред просто подумал, что этот странный мужчина был обычным человеком. Ведь тогда он даже мысли не допускал, что его опекун может ощущать чувство с родни со страхом.       Дернувшись куда–то в сторону, парень пригладил волосы, которые так бесцеремонно были растрепаны. Но ничего сказать толком не смог. Впервые в жизни у него просто не было слов, чтобы выразить всю бурю своих эмоции. Впрочем, виду произошедшего, что-то вымолвить никто не мог.       — Ну, что вы все такие скучные, а? Как будто призрака увидели… - как–то обиженно пробубнил Российская Империя, в действительности он все-таки ожидал более бурную реакцию на свое появление. А тут был просто немой шок. Поэтому он слегка даже обиделся на черствость окружающих.       — Тупица, ты и есть призрак… - снова подал голос экс–Пруссия, это всё его, честное слово, уже достало. Но уже в следующую секунду прусс очень пожалел о том, что он вообще явил свою Великую персону на это собрание. Петр перевел на него свой взгляд этих поистине завораживающих и пленяющих глаз. В них было больше колдовского, чем у Ивана, и он был куда таинственнее и страшнее младшего брата.       — Гилберт… Не будь же ты ко мне так жесток… Ведь мы теперь почти как семья, милый Калининград, – вкрадчиво и не скрывая насмешки, проговорил Брагинский–старший. Что–что, а ему хватило времени, чтобы многое узнать о новом устройстве мира, и он не скрывал своей гордости за Ивана за то, что он захапал себе этого упрямого и непокорного альбиноса.       — Да объясните мне, наконец, кто это?! – не выдержав, довольно громко отозвался Германия, стукнув кулаком по столу. Да с такой силой, что тот треснул и развалился на составные части. От такой неожиданности Пётр даже вздрогнул и посмотрел на Людвига весьма удивленным выражением лица.       — Сказал, как отрезал, аки сильный мужик. Прям зауважал тебя, не смотря на то, что ты хотел завоевать землю русскую… - проговорил русский, не сдержавшись от не совсем уместного комментария. Вместо которого, по идее, он должен был представиться. Но и это не заставило себя долго ждать.       — Пётр Брагинский, Российская Империя, к вашим услугам, – театрально поклонившись, отозвался он. И все бы ничего, если бы «вовремя пришедший в себя» Америка не решил вставить в беседу свои пять копеек. А все бы нормально, если эти самые пять копеек были уместны, а США умел бы читать ситуацию. А как показывает практика, Джонсу не дано ни одно, ни тем более другое.       — Российская Империя, ахаха, да что вы?! Да вы верите, что ли? Это же какой–то псих, хотя он довольно подходит всей этой ненормальной семейке. Что Империя Зла, что его сестры… - от этих слов до этого улыбчивый Пётр резко нахмурился и вновь перевел взгляд на американца. В глазах Империи не было ничего, кроме пробирающего до костей холода. Этот взгляд отпечатался в сознании всех противников «Северного Зверя». У многих этот взгляд был последним, что они вообще видели в жизни.       — Сейчас польется чья–то кровь… - в тишине зала раздался тихий голос где–то со стороны Турции, который оказался одним из тех счастливчиков, которых Пётр вообще пощадил.       — Ты тотально прав… - через мгновение раздался голос Феликса, который ловко юркнул за широкие спины Прибалтов, которые сами по себе были в полуобморочном состоянии. А тем временем Империя уже снимал свои белоснежные перчатки и отложил их куда–то в сторону, что бы, не дай Бог, испачкать их.       — Иван, ты же не против, что бы я попользовался твоей игрушкой? А то я, кажется, слышал, что где–то колониальная букашка пищала, – довольно тихим и размеренным голосом отозвался парень, сжимая в руках знаменитый русский краник. А за спиной все больше сгущалась темная и давящая аура, она была куда ужаснее, чем аура Ивана. Она была настолько сильна, что даже Альфред заподозрил какой–то подвох. Но когда кран прошелся в миллиметре от лица американца, тот только хотел сказать что–то не очень приятное и неуместное. Благо Артур успел утянуть балбеса и не дать следующему удару настигнуть цели.       — Иван, что ты стоишь? Сделай что-нибудь? – воскликнул француз, стоявший рядом с Россией и его сестрами. А перед ними с фотоаппаратом стоял Гилберт, который уже забыть забыл о колком отзыве в его Великую сторону. Тем более не каждый день рожу американцу бьют.       — Зачем? Все же хорошо… - добродушно улыбаясь, проговорил Брагинский–младший, а вся компашка в лице экс–Пруссии и сестер русского дружненько закивали. А Франциск как–то в одиночку идти спасать Англию и Америку не решился. Чтобы вспомнить злого Петра, ему хватило вспомнить 1812. Благо, тогда он успел унести ноги, а то бы еще чуть–чуть, и не было бы на свете такой прекрасной страны, как Франция.       Прошло еще полчаса, и Пётр выдохся и сел на стул, упираясь о краник. Благо Англия и Америка оказались довольно шустрыми, а Империя довольно быстро отошел. И только после этого Иван сумел подойти к нему.       — Ох… староват я стал что–то, может уже поедем домой? – как-то наивно и по–детский проговорил русский, поднимая взгляд на младшего брата. И делая вид, что это не он только что носился по залу и к чертям разнес всю мебель. Даже Иван не был в силах злиться на этого человека. Вот кто–кто, а Пётр был тем, о котором говорят: «Волк в овечьей шкуре». А знаете, Гилберту именно это и нравилось в нем.       — Я дождался тебя… - прошептал прусс, стоя в одном из углов комнаты, сложив руки на груди и прикрыв глаза.