Секрет

Лунный свет, струящийся из-за приоткрытых штор, ложится на кухонные плитки холодными длинными полосами, выхватывая откуда-то из полумрака серебристые никелированные ручки холодильника. Ночь дает ему подсказку, хотя Август о ней не просил. Он нашел бы ручки и так, инстинктивно, по наитию, он нащупал бы их с безошибочной убежденностью голодного, идущего на зов пищи. Мэр, их толстый рыжий кот неизвестной породы, урчит во сне, устроившись на мягкой подстилке кухонного стула – длинный пушистый хвост свисает почти до самого пола. В другое время Август не уступил бы соблазну и как следует бы дернул за этот облезлый рыжий шлейф, но сейчас визг кота мог разбудить мать: даже в берушах миссис Глупп спала очень чутко. Август идет бесшумно, ощущая под босыми ногами холод плитки. Холодильник урчит так же, как кот, умиротворенно, сыто. Кажется, во всем мире один лишь Август не спит. Его ведет голод и он же мучает его, сжимая желудок спазмами, наполняя рот слюной, создавая вокруг фантомные запахи любимой пищи. Август не может спать, не может отвлечься, даже расслабиться не может. «Если я не съем чего-нибудь, так и буду валяться всю ночь» - говорит он себе, и это кажется ему достаточно уважительной причиной, чтобы откинуть одеяло и, на цыпочках пройдя мимо родительской спальни, спуститься в кухню. Днем Август – послушный мальчик, он не нарушает запреты. Мама говорит ему, что надо делать зарядку и он послушно наклоняется по четыре раза то вправо, то влево, даже когда она не смотрит. Он застилает постель, бережно взбивая подушки, и чистит зубы ровно три минуты, засекая время кухонным таймером. Мама гладит ему рубашку, которую он ненавидит из-за ее розового цвета, и помогает натянуть через голову шерстяную жилетку, в которой он все время потеет. Миссис Глупп знает как лучше: розовый цвет идет ее мальчику, а ужасные кондиционеры, которыми в классах простужают детей, делают жилетку под пиджаком насущной необходимостью. Август ни разу не простудился за последние три года – все благодаря ее заботе, так что не о чем тут спорить. Он и не пытается. На завтрак для себя и мужа миссис Глупп жарит яйца с беконом и варит эспрессо, разливая его по крошечным фарфоровым чашкам, будто взятым из кукольного сервиза младшей сестры. Бруна, мотая толстыми ножками на детском стульчике, ест пюре из банки, а Августа ждет каша и яблоко, если это понедельник, среда или пятница, два вареных яйца без соли, если это вторник или суббота и банан с обезжиренным йогуртом в остальные дни. Слушая, как аппетитно скворчат на сковороде чужие яйца, Август тоскливо давится ненавистной овсянкой. Потом миссис Глуп на голубом минивэне отвозит его в школу, хотя идти всего два квартала, и вручает бумажный пакет с обедом, смачно целуя своего мальчика в щеку прямо на глазах у глумливых одноклассников. Август привык и к их ухмылкам и к тому, что в пакете всегда контейнер с овощами и отварным мясом. Он никогда не спорит с матерью: она скажет, что знает лучше. С тех пор как Августу поставили позорный диагноз, миссис Глупп сделала все, что было в ее силах, чтобы ему помочь. Свои сбережения, отложенные на покупку нового авто, она потратила на консультацию диетолога, как уверяла реклама, «лучшего в Германии». И врач, подтянутый мужчина средних лет с салонным загаром, беспощадно исключил из рациона Августа лучшее, что в нем было: колбасу и сосиски, соусы в стеклянных бутылках, соки, газировку, белый хлеб, жареное, соленое, острое, жирное, мучное и сладкое. Все, что любил Август, все, что составляло основу его существования и наполняло его жизнь смыслом, отныне было под запретом, вытесненное пресной, постной пищей, которую он заглатывал не жуя. Недельный график питания висел, прикрепленный магнитами к холодильнику, как смертный приговор, и от него не было ни отсрочки, ни спасения. После школы миссис Глупп возила Августа в бассейн. Быстро проходя вдоль бортика, он прикрывал руками выпирающий живот и бока, ощущая на себе взгляды, в которых любопытство смешивалось с омерзением. Он был толстым, неповоротливым, он занимал всю дорожку, а оказавшись на глубине, камнем шел ко дну. Август ненавидел поездки в бассейн, но миссис Глупп знала лучше. Каждый раз после бултыханий в воде она заставляла его взвешиваться, и когда после долгих безрадостных дней весы показали двухзначное число вместо трехзначного, устроила настоящий праздник, с цветными колпаками и шариками и сжигающим калории шоколадным тортом от Вонки. Торт Август не стал бы есть, даже если бы ему предложили за это деньги: он ненавидел и боялся психопата в цилиндре, чуть не утопившего его в шоколаде. Когда он наталкивался на репортаж о Вилли Вонке по телевидению, то всегда сразу же переключал канал, как будто иначе фабрика могла материализоваться прямо у них в гостиной и Августа бы засосало в трубу, не успей он сказать «ой». Когда жизнь Августа лишилась нормальной еды, мир потускнел. Просыпаясь по утрам, мальчик подолгу не вылезал из постели, слушая визгливый трезвон будильника. Ему не хотелось приниматься за рутину: делать зарядку, чистить зубы, одеваться, запихивать в себя овсянку, застревавшую в горле, идти в школу, где приходилось мужественно сносить издевки одноклассников и монотонные уроки, потом и того хуже: бассейн, домашняя работа и наконец, ужин, оставлявший его голодным. Раньше вечерами он смотрел кино или читал комиксы, но теперь когда он не мог этого делать, одновременно поглощая что-нибудь вкусное: хот-дог, шоколадку или сахарную булочку, - он разучился получать удовольствие от простых вещей. Он смотрел в экран или на яркую страничку, а видел лишь белую тарелку с бараньими ребрышками и жареной картошкой - ужин родителей, не знавших диет и самоограничений. Так зародились его привычки к секретным ночным рейдам. Август, который позволил матери захватить его дневное расписание, наслаждался свободой, дарованной спящим домом. Это было новое, незнакомое чувство: острая, невыносимая, исступленная тяга к саморазрушению. Ночью Август сам знал, как ему лучше: знал, что ему хочется делать и делал это, не спрашивая. Он ел, хотя это было запрещено, и наслаждался нарушением запретов едва ли не больше, чем вкусом пищи. Он был свободен, его тело принадлежало лишь ему одному и он мог делать с ним все, что хотел. Даже набивать всякими вредностями. Это был большой секрет, о котором не знал никто. Вот и сейчас он открывает холодильник, заранее зная, что он съест и в какой последовательности. Он продумал это еще в постели, дожидаясь раскатистого храпа из соседней комнаты. Август бережно вынимает сковородку, любуясь содержимым сквозь стеклянную крышку. Это лазанья, его любимое блюдо, как по заказу, даром что ли он терпел весь вечер свою костлявую треску, наблюдая, как родители отправляют жирные, пропитанные мясным соусом кусочки в свои лоснящиеся рты. Ему нравится в лазанье все: начиная от названий соусов, звучащих, как имена придворных дам: Болоньезе и Бешамель – и заканчивая мягкой податливостью ее структуры, скрывающей взрыв мясного вкуса, оттененного вкрадчивой нежностью пармезана. Август ощущает бурчание в желудке, но не забывает об осторожности, отрезая такой кусочек, исчезновение которого не будет заметно. Он ест вилкой со сковородки, не разогревая, - ведь звоночек микроволновки непременно разбудит мать – и слегка постанывает, воображая, как в эту самую секунду весь мир крутится вокруг него. Сейчас он существует. Он живет по-настоящему. Лишь сейчас. Отставив сковородку на кухонный стол, Август вынимает палку колбасы, которую отец вчера принес из своей лавки. Это сорт, нашпигованный специями до огненной, пряной остроты, с россыпью белых кусочков сала. Август густо смазывает сливочным маслом ломоть белого воздушного хлеба, который рвется и прогибается под настойчивой тяжестью ножа, и, украсив бело-красными кружочками промасленную поверхность, вгрызается в нее со звериной жестокостью. Его челюсти работают, как мельничные жернова, он глотает с жадностью насоса, выкачивающего воду из реки. Для Августа не существует ничего, кроме этого хлеба и этой колбасы. Его сердце колотится так быстро, а разум так оторван от действительности, что он вздрагивает, когда кот, проснувшись, начинает тихонько мяукать. Но это только начало. Август только вошел во вкус. Он ест фасоль в томате, загребая ее столовой ложкой, отставляет банку в сторону, достает пачку майонеза и выдавливает себе в рот прохладного червячка, чувствуя, как тот сладко и остро расплывается по языку. Дальше очередь за сырными шариками. Они лопаются во рту с оглушительным хрустом, не выдержав напора острых маленьких зубов. Уже почти все, он уже почти наелся, еще немножко лазаньи, малюсенький кусочек – ах, черт возьми, соус капает на пол! – ничего, все потом, сначала глоточек майонеза, пара соленых орешков и время десерта: шоколадная паста с мороженым (в холодильнике целая банка пломбира), потом одна профитролина с заварным кремом, это принесла угостить соседка, крем кисловат, лучше бы и не ел, хотя Август знает выход: надо только выдавить себе в рот побольше взбитых сливок. Шипение баллончика кажется громоподобным, но он уже почти забыл об осторожности. Он возбужден, нервы обострены до предела, он - голодный волк, схвативший жирную курочку. Что это у нас здесь? Ах, замечательно, бразильские конфеты «Бригадейро», и не в картонной упаковке, где кража одной уже может броситься в глаза, а в металлической банке. Когда-то Август мог умять такую баночку за один вечер, прекрасное было время, прекрасное. Липкая конфетная масса приклеивается к зубам и небу, он помогает себе пальцами. Как вкусно, как упоительно, невообразимо вкусно! Как все-таки прекрасна жизнь, как многообразна, как многообещающа! Сейчас Август любит весь мир, он прощает одноклассников за их издевки и обещает себе утром как можно крепче обнять маму, ему хочется смеяться в голос и петь национальный гимн Германии – давно он не был так счастлив. Но эйфория заканчивается, когда очередная конфета камнем ложится в желудок. Август чувствует тяжесть в животе, его слегка тошнит, хочется прилечь. На кухне лечь некуда, скорее бы в кровать, но сначала ведь надо убрать продукты обратно в холодильник, оттереть пятно соуса с пола, а использованные приборы завернуть в бумажное полотенце, чтобы вымыть их утром, а позже незаметно положить на место. Живот раздулся, как барабан, того и гляди лопнет. Август смотрит на открытое чрево холодильника, и из тайного друга он превращается во врага. Но Август к этому привык, он знал, что так должно было случиться. За каждый глоток свободы и вкуса к жизни его ждала расплата: купание в жидком шоколаде, путешествие вверх по стеклянной трубе или просто тяжесть в животе. Его счастьем было обжорство, и стоило оно ему очень дорого.