***
Веки Рафа тяжело дрогнули, сначала отказываясь выполнять команды хозяина, а затем все же открывшись полностью. Первым, что он увидел, был потолок лаборатории. Он распознал его благодаря коллажу с пейзажем, который повесил над головой Майки. Когда Раф попытался повернуть голову, вся комната начала вращаться, и глаза тут же закрылись. Все встало на свои места через пару секунд, а затем он раскрыл веки вновь. Ухватившись за края кровати, Раф попытался сесть, но тут же ощутил толстые жесткие бинты, обмотанные вокруг живота. Дальнейшие движения сопровождались острой болью в боку, и он упал назад, задыхаясь даже от такого небольшого напряжения. Как только Раф застонал, наполовину от боли, наполовину от резкого обострения, откуда-то неожиданно появился Дон. - Оставайся на месте, - попросил гений, мягко надавливая Рафу на плечо. Раф покорно откинулся на спину, взгляд прошелся мимо Дона и обратился в потолок. Он был уверен, что вот-вот услышит лекцию о своей безрассудности, и понимал, что заслуживает этого, но это вовсе не означало, что Раф был готов наблюдать разочарование на лице Донателло. Дон не говорил ничего, подкладывая еще одну подушку под плечи Рафу, таким образом помогая брату сесть. После того, как темперамент устроился, гений открыл бутылку воды, стоявшую на прикроватной тумбочке, предварительно вставив в горлышко соломинку. - Держи, попробуй выпить, - сказал Дон, прикасаясь соломинкой к губам Рафа. - Я вводил тебе внутривенное, но я догадываюсь, что в горле у тебя сухо. Раф благодарно отхлебнул воду, смочив ею ротовую полость перед тем как проглотить. Дон все еще не намеревался говорить что-либо: он всегда становился наблюдателем, прежде чем приступать к нотациям. Когда Раф выпустил из губ соломинку, Дон поставил бутылку на стол и спросил: - Как ты расцениваешь свою боль по шкале от одного до десяти? - Примерно два, я думаю, - прохрипел Раф и откашлялся. - Ясно. Значит, около шести на самом деле, - отозвался Дон без привычного юмора, замечая нежелание Рафа принимать тот факт, что ему и впрямь больно. - Думаю, если я спрошу, не хочешь ли ты обезболивающего, ты откажешься. - Не нужно ничего, - сказал ему Рафаэль, подтверждая предположение брата. - Как долго я был в отключке? - Три дня, - ответил Дон. - Ты мучился от потери крови из-за раны в боку. Мне пришлось наложить внутренние швы, прежде чем я смог сшить разорванную кожу. Внутренние швы растворяются со временем, поэтому мне не придется вспарывать все снова, чтобы их снять. Там все было довольно плохо, но жизненно важные органы не были задеты. Даже не пытайся встать в ближайшее время, несмотря на то, что в твоем организме уже достаточно крови. В тебе должно сформироваться собственное кровоснабжение. Раньше Раф попытался бы спорить, но он не считал это хорошей идеей сейчас. Он сомневался, что у него хватит сил, чтобы подняться. - Я в порядке, - сказал он. Дон с секунду смотрел на него, затем кивнул и отошел. Раф удивленно хлопнул глазами: наплевать на него было не в стиле гения, но, как темперамент видел, младший сел за стол и начал поворачивать переключатель у старого радио. Раф следил за действиями Дона, и минуты проходили в полной тишине. Гений не двигался и не говорил, и все его внимание было обращено на отодвинутое в сторону радио и аккуратно разложенные перед ними запчасти. Повернув голову и посмотрев вверх на пейзаж с полевыми цветами, темперамент почувствовал, как его сердце подскакивает в груди. Конечно же, Дон не хотел говорить с ним больше необходимого после столь грубого обращения со стороны собственного брата. Раф сделал это специально, потому что это было самым ужасным, что, по его мнению, он мог сделать с Доном, но сейчас он не мог даже понять, как он мог достичь такого уровня безнравственности. Фактическое изнасилование Дона, практически лишение зрения Майки и попытки принудить Лео убить себя - это все были деяния Рафа, и он сам не мог этого отрицать. Он так же не мог отрицать, что в его сердце образовалась дыра, появившаяся после того, как он отказался от своего единственно возможного счастья. Его семья ни за что больше не посмотрит в его сторону, и он не осуждал их за это. - Я не слишком умен, не правда ли? - подал голос Рафаэль, надеясь, что Дон хотя бы согласится с ним. Дон по-прежнему не отвечал, его губы сомкнулись в жесткую линию, а глаза изучали хлам на столе. Раф ощутил, как немного умирает внутри, но он не мог принять молчание Донателло. Гений был единственным из братьев, кто не осуждал его, кто принимал Рафа и его чувства, время от времени толкающие его на безрассудство. Он хотел, чтобы Дон потребовал объяснений, хотел, чтобы Дон допрашивал его, потому что только в таких ситуациях Раф мог наконец-то понять содеянное. Каким-то образом Раф осознавал, что если Донателло не заговорит с ним, он уже не найдет выхода из мрака, окружающего его. Рафу не особо хотелось говорить что-нибудь, когда он проснулся, и, возможно, не принимал бы никаких попыток разговорить себя, но Дон, сидящий рядом и ведущий себя так, будто его не волнует вообще ничего, так или иначе противоречил истинной натуре Рафаэля. - Ну, давай же, скажи мне, что я мудак, - сказал Раф немного громче. Дон даже не потрудился шевельнуться, хоть он и услышал брата, держа отвертку в руке и высунув кончик языка. - Я подверг всю свою чертову семью опасности! - практически закричал Раф. Дон очень медленно отложил отвертку и поднял глаза, но голова его так и не повернулась в сторону старшего. - Да, именно так, - тихо сказал гений. - Ты знал, что мы никогда не оставим тебя там умирать, и использовал это против нас. - Мне нужно было покончить с этим, - отчаянным голосом сказал Раф. - С чем именно покончить? - спросил Дон. - Со своей жизнью? Нашим существованием? Что вдруг пошло не так? Раф прикусил губу, чувствуя себя нелепо за разрешение выйти наружу чему-то, что он не мог контролировать. Любая мысль о произошедшем несколько месяцев назад инциденте сбрасывала его в яму отчаяния. Вместо того, чтобы выжать из Рафа ответ, как он бы точно сделал раньше, Дон поднялся с места и заглянул в ящики, переполненные разнородными запчастями. Его полное отсутствие заинтересованности ошеломляло Рафа. Это так же действовало на нервы. - Больно, - выпалил Рафаэль. Дон перестал что-то делать и посмотрел на Рафа. - Будь поконкретнее, если хочешь, чтобы я что-то понял. У темперамента задрожал подбородок, и он пробубнил: - Мы заставили людей погибнуть. - Нет, - категорически отрицал Дон. - Если бы я так думал, я бы никогда не выходил в патруль. И Лео с Майки тоже. - Та женщина и подросток из автобуса были бы еще живы, если бы мы позаботились о ситуации должным образом, - продолжал настаивать Раф. Дон медленно вздохнул, стараясь поддерживать свой облик безразличия. Он заставил Рафа заговорить о том, что и было причиной всех проблем. Теперь гению нужно было направить его к необходимым ответам. - О, да. Те два парня, которые грабили пассажиров автобуса, - задумчиво сказал Дон. - Мы остановили их однажды, не так ли? И как это называть? Раф нахмурился, удивляясь, как брат мог забыть кое о чем очень ужасном. - Они сбивали с ног старушек и крали их кошельки. Мы схватили их, но копы их отпустили на следующий день. Поднимая коробку, Дон отнес ее на стол, выложил половину содержимого и снова заговорил: - Если ты знал, что они намеревались убивать, почему ты не убил их, когда мы их поймали? Вопрос был настолько бесцеремонным и беззлобным, что Рафу потребовалось время, чтобы понять его. Он недоверчиво спросил: - Что ты сказал? - Твой магический шар 8*, - ответил Дон. - Ты видел будущее,так почему же ты оставил их в живых? - Потому что они просто воровали кошельки! - воскликнул Раф, начиная раздражаться. - Да, - подтвердил Донателло, еще раз повернув голову к старшему, - они были карманниками. Глупыми, низкосортными бандитами. Как и все те, которых мы перехватываем каждую ночь, те, кто надолго запоминает преподанные им уроки, получив от нас по заднице, и перестает быть угрозой для общества. Он вернулся к работе над радио, игнорируя начинающее зарождаться на лице у Рафа осознание. - Однако, Караи - убийца, - пробормотал Рафаэль, словно пытаясь оправдаться. - Этому нет доказательств среди тех, что я видел, - сказал Дон. - Шреддер был убийцей, и мы позаботились о нем. И та попытка Караи прикончить всех нас не увенчалась успехом. Она даже не потребовала от своих ниндзя расплату за провал. Я думаю, ей доставляет немалое удовольствие манипулирование людьми ради своей выгоды. Раф замолчал, будто бы обдумывая это, а Дон сделал вид, что его не волнует, поверит ему брат или нет. - Она мертва? - едва слышно спросил Раф. Донателло выждал минуту перед ответом. - Нет, - ответил он, все еще стараясь держать тон неизменным. - Ты надрал ей задницу, но и вернул к жизни. - Да я чертов герой, - кисло вымолвил темперамент. - Почему я чувствую, что это лишь немногим больше обычного? - Я не знаю, - признался Дон. - Только ты можешь ответить на этот вопрос. Те люди в автобусе погибли напрасно, но не по нашей вине. Многие люди умирают напрасно каждый день, и мы ничего не можем с этим поделать. Я скорблю из-за этих потерь, Раф, правда. Даже если мы не знали их, я чувствую, как это вгрызается глубоко внутрь, потому что я очень серьезно переживаю потерю жизней. - Не чувствуешь ли ты себя... беспомощным из-за этого? - медленно спросил Раф. Дон изучал его некоторое время, а затем ответил: - Да, иногда. Это заставляет меня ощущать себя крошечным в механизме жизни. Когда подобное случается, я стараюсь вспомнить все хорошее, что я когда-либо сделал, и я понимаю, что эти вещи - именно то, на чем мне стоит быть более сосредоточенным. Хорошее в том, что мы делаем больше, чем просто уравновешиваем здешнее зло. - Неужели ты пытаешься сказать, что две ошибки не соединяются в правильность? - попытался спросить Раф с тенью своей прежней юмористичности. - Что-то типа того, - подтвердил гений ровным тоном, не желая хоронить чувства Рафа в обычном высказывании, о котором он навряд ли думал. - Я не думал о чем-то подобном с того момента, как я помог Эйприл справиться с маузерами Стокмана. Ведь все, что я пытался сделать, было спасти ее. На этих словах он отделил несколько частей друг от друга, сложил остатки в коробку и отнес ее на место. Раф наблюдал за ним, стараясь успокоить дрожь в животе. Он бы отдал все на свете, чтобы вновь почувствовать тепло улыбки Дона, но его брат по-прежнему держался отстраненно. - Я пытался найти самый легкий выход из ситуации, - продолжил Рафаэль. - Мне горько думать о тех людях. Горько думать о том, как сильно скучают их семьи. Горько от того, что единственное, что мне прекрасно удается - это спасать чужие кошельки. Дон развернулся, глядя на него и сверля старшего темными глазами. - Правда? Так вот что ты думаешь о спасении жизни Эйприл? О том, как мы уберегли Ангел от Драконов? Как думаешь, что она думает о нас после того, как мы спасли ее брата от смерти? А как насчет здравомыслия, что нам удалось вбить в голову Кейси? Неужели ты забыл Тайлера и его маму? Мужчин, которые стали рабами Мусорщика? Я так полагаю, все это ничего не стоит. - Конечно, стоят! - отрезал Раф. - Почему ты не позволяешь мне чувствовать себя плохо из-за тех, кого мы не спасли? После слетевших с губ Рафаэля слов воцарилось молчание, а затем выражение лица Дона смягчилось. - Никто ни разу не говорил, что ты не можешь чувствовать себя плохо из-за тех двоих в автобусе, Рафаэль, - тихо сказал он. - Твоя скорбь из-за их смерти вполне приемлема, знал ты их лично или нет. Твои чувства и размышления о том, как ты мог бы их спасти, полностью оправдываются, и это подобного рода реакция абсолютно нормальна, здесь нечего стыдиться. - Ты говорил мне отпустить все это, иначе оно будет пожирать меня, - напомнил старший. - Я был неправ, - сказал Дон. - Тебе нужно было поговорить об этом, а я наплевал на тебя. Я должен был понять, что ты чувствуешь себя несколько иначе, потому что мне самому было нехорошо от этого. То были не просто числа, которые надо было отметить в списке потерь. То были два настоящих человека, которые попросту не заслужили смерти. - Мне нужно было что-то сделать, - сказал Раф, и он казался таким несчастным, каким Дон никогда его не видел. - Я знаю. В твоей природе заложено набрасываться на все, и именно так ты и поступил. Мы должны были понять. Я должен был понять. Бессильная ярость - я, думаю, это так называется. Неспособность что-либо сделать. Именно это направило тебя на агрессивный подход к преступникам. - "Агрессивный" означает то, что я попросту хотел убить их всех. Я считал, что это поможет мне ощутить контроль над собой, но я не сделал этого. - Поэтому ты решил заставить нас увидеть все с твоей точки зрения. Ты пытался внедрить нам чувство независимости, чтобы мы встали на твою сторону. - Я уже говорил, что я не слишком умен, - прошептал темперамент. - Это было явно не лучшим из того, что ты сделал, - согласился Дон. - Хотя, мы это поняли. Я бы хотел, чтобы мы нашли способ достучаться до тебя, не связанный с близостью твоей погибели от истекания кровью. Раф замолчал снова, и Дон тоже, зная, что брату необходима минута, чтобы приспособиться ко всем переосмыслениям, на которые он сам и Дон натолкнул себя. Донателло перебирал груду хлама, выискивая необходимые части, чтобы не выглядеть заскучавшим в глазах Рафа. - Как думаешь, Лео и Майки простят меня? - спросил Рафаэль. - Спустя какое-то время, - довольно правдоподобно ответил Дон. Он обогнул стол, повернувшись спиной к Рафу. - Хотя, они не собираются раздвигать перед тобой ноги в ближайшее время. Раф вновь задал вопрос, уже более мягким голосом: - А ты простишь меня? Рафаэль смотрел в панцирь Дону несколько минут, но гений не ответил. В конце концов, темперамент отвернулся и взглянул на потолок, и глаза начало щипать от непрошенных слез. Вскоре тень заслонила его лицо, и за ней последовали губы Донателло, впечатавшиеся в губы старшего. Поцелуй был плавным и глубоким, не страстным, но переполненным любовью и обещаниями, что он не последний. Когда Дон поднял голову, разрывая поцелуй, он сказал: - Ты мой должник, ты же знаешь об этом, да? - Что ты хочешь, Донни? Я дам все, что угодно, - только назови, - ответил Раф, хрипя от волнения. Уголки губ гения дернулись верх. - Я хочу, чтобы ты пообещал никогда больше не делать что-то подобное. - Я не могу обещать, что не сделаю очередную глупость, но я обещаю больше не пытаться покончить с собой. - Приятно слышать. Я бы предпочел больше не желать уйти вслед за тобой. - Я думаю, ты знал, что делал, потому что ты чертовски меня напугал. Мне не стоило говорить тебе, что ты тупица. Дон улыбнулся. - Ох, а "сукин сын" было вполне нормально, да? Раф мягко усмехнулся. - Я придержусь этого. Дон опустил голову и прижался лбом ко лбу Рафа. - Ты же знаешь, что у всех нас есть вещи, которые снятся в кошмарах по ночам, не так ли? - Да, я знаю, - ответил Раф почти шепотом. - Мы никогда не будем насмехаться над тем, что мучит тебя. И нет такой возможности, чтобы мы не поняли тебя, ибо мы ощущаем все то же самое. Не важно, как много хорошего мы делаем, потери всегда будут, и они будут злить или расстраивать нас. Нет ничего плохого в том, чтобы оплакивать эти потери, просто, пожалуйста, дай нам шанс пройти через это вместе с тобой. - Я чувствую себя размазней. Дон коснулся его щеки и затем отстранился, возвращаясь к столу и открывая один из ящиков. Беря из него папку, он подошел к Рафу. - Позволь показать тебе кое-что. Уложив папку на живот брату, Донателло вынул фотографию обветшалого многоквартирного дома с провисшей крышей, отсутствующими в оконных рамах стеклами и явным духом негодности этого места. - Помнишь Алекса Кардона? - спросил Дон. Озадаченный, Раф ответил: - Да, он пытался оплатить долг в игорном доме, арендуя помещения и обворовывая арендаторов. - После нашего вмешательства он изменился. Это было одно из его зданий, - Дон достал другую фотографию из папки. На ней было изображено то же строение, но уже заново отстроенное. - И вот так оно выглядит сейчас. Он не играет больше, покупает другие здания и ремонтирует их. На следующей фотографии, вынутой из папки, был подросток спортивного телосложения, облаченный в цвета Пурпурных Драконов. - Кэри "Крип" Соммервиль, - сказал Дон. - Мы отпугнули его от вступления в ряды Драконов, - на еще одной фотографии был запечатлен тот же парень, окруженный детьми на баскетбольной площадке. - Он учится в колледже, получает стипендию и проводит свободное время в старом районе, занимаясь с детьми средней школы и руководя секцией по баскетболу. Дон хлопнул по стопке бумаг и фотографий в папке. - И здесь гораздо больше таких же. У нас есть гораздо больше успешных операций, чем не особо хороших. Многие из тех, кому мы помогли или кого припугнули, сейчас очень успешные, достойные члены общества, и они в геометрической прогрессии помогают большему количеству людей, чем мы могли надеяться. Они "отплачивают свое", Раф. Нам не стоит прибегать к крайним мерам, чтобы совершать великие дела. Всякий раз, когда я чувствую, что забываю об этом, я достаю эту папку и просматриваю ее. И это - твое. Держи это под рукой для тех моментом, когда ты вновь ощутишь себя бессильным. Помни, каждый из этих людей сейчас работает бок о бок с нами: все они отвергают зло и учат других делать то же самое. Раф протянул руку и взял фотографию с детьми из рук Дона, и его пальцы затряслись, когда он взглянул на нее. Две слезы скатились из уголков его глаз, и когда он поднял глаза на Дона, остальные тут же потекли по щекам. - Я люблю тебя, брат, - сказал Раф охрипшим от эмоций голосом. - Я тоже люблю тебя, Раф, - отозвался Дон, стирая слезы с лица брата. - Мы все любим. Дон заставил его поспать немного после их разговора. Через несколько часов вся семья заглянула к Рафу, один за одним. Не было никаких упреков и ссор, только прощение и понимание.***
Две недели спустя братья стояли все вместе на маленьком кладбище, находившемся на окраине города. Это была уже вторая остановка: они отдали свою дань покоящимся на другом кладбище в начале вечера. Когда Лео, Дон и Майки отступили, Раф наклонился над могилой и положил букет цветов у подножия надгробия. Опустив голову, он положил руку на знак, выгравированный рядом с именем женщины, которая была убита в автобусе и прошептал ему что-то. Когда Рафаэль закончил, он поднялся и сделал шаг назад, так, чтобы каждый из его братьев смог положить свой букет рядом с тем, что оставил он сам. Их маленький ритуал был завершен, четверо черепашек обнялись, крепко держась друг за друга под чистым звездным небом. Раф почувствовал, как тяжелейший груз свалился с сердца, и что душа его, которую он видел мрачной, внезапно начала осветляться. Он знал, что чувствовать вещи глубже было в его характере, и он так же знал, что они поймут это. Раф решительно отказывался позволять этим чувствам разрушать его дух когда-либо снова. Его семья этого не позволит.