Шурави

Демократическая Республика Афганистан, 1983 год Солнце палило, как огромная паяльная лампа, а над дорогой стояла вездесущая желтоватая пыль, от которой в этой части злополучного Афгана было не спастись. Она скрипела на зубах, забивалась в нос, а, смешавшись с потом, облепляла кожу противной липкой коркой. Внутри БМП, конечно, если и не прохладнее, то уж точно – чище, но желающих присоединиться к механику не находилось. Точнее – не находилось желающих подорваться на фугасе и превратить эту самую БМП в свою братскую могилу. Броня – броней, но верхом на ней – надежнее. Хоть и горяча, зараза. Но все же пуля - по сравнению с фугасом – дура, а в десять глаз и опасность быстрее заметишь. Если от жары не задремлешь. Тем более, что пейзаж красотами не балует – ржавые горы у горизонта, сушь и голь вокруг. Впрочем, эту шайтан-машину так трясет.. Сегодня, правда, заметили кое-что другое. И первым, как всегда, комбат - высоченный ладный детина с темной от загара кожей и выгоревшими до белизны волосами. А еще с самыми, наверное, странными глазами на свете – не то лиловыми, не то фиолетовыми, не то сиреневыми, леший знает. Поговаривали, что служит с самого начала войны, чуть ли не в штурме дворца Амина участвовал. Удивительно только, что до сих пор под ротацию не попал. Из-под повязанного банданой платка командира отделения тянулась тонкая полоска волос, а сама эта крепкая выносливая шея красиво перетекала в мощные плечи, облепленные тельником и покрытые пятнами пыли. Внезапно, комбат замер, словно к чему-то прислушиваясь, потом резко вскинул голову и прищурился, разглядывая что-то у дороги. Да еще так далеко – странно, что вообще засек. Четверо других солдат тут же напряглись… но сегодня «безносая» пришла не по их жизни. И все же находка несильно отличалась от пули. Только пущенной прямо в душу. Про то, что сейчас лежало на раскаленном пыльном изломе, твердо сказать можно было только одно – когда-то оно было человеком. Когда-то дрыгало кулачками-ножками в пеленках, лепило снежки, мерило сапогами лужи, училось в школе, может, где-то работало и кого-то любило… Теперь же у этого куска мяса не было ни рук, ни ног, ни глаз, ни носа, ни языка. Только уши и теплящаяся при помощи спецлекарств жизнь, чтобы он мог слышать прерывистый от потрясения мат и сдавленное бульканье рвоты. - Чт-т-то эт-то… Ответивший голос был странно спокойным, и еще – отчего-то знакомым. Даже здесь – в аду. И, видимо, именно его обладатель набросил на него сверху куртку и делал сейчас единственно правильное – щелкал ружейным предохранителем. - Это еще сто афганцев. Вот только едва ли это его утешит. Не утешит. Даже в тот краткий миг после выстрела «кукла» думал лишь – «Зачем?» А перед самой смертью бывшему солдату вдруг померещился стоящий над ним высокий, знакомый с детства мужчина с самими странными на свете глазами, в которых отражался тот же самый вопрос. Зачем? Эмират Афганистан, 1880 год Все в мире имеет свой черед и порядок. И в нем нормальны – не потому что угодны Аллаху и правильны, а потому что часто встречаются - голод и болезни, родовые муки и смерть младенцев, самовластье сильных и беззащитность слабых, безраздельная власть мужчины над женой и детьми, жестокие стихии и жесточайшие войны. Так было, так есть и так будет до скончания мира. И не стоит человеку менять этот порядок, так как беды от этого приходящие могут оказаться еще страшнее. Со своей участью и отмеренной судьбой не стоит спорить даже в мыслях. Место Шарбат Гулы, воплощения то ли народа пуштунов, то ли страны Афганистан (точно она не знала и сама) - было между гигантами Азии: Ираном-Персией на западе, прочими их родичами на севере, Китаем на востоке и Индией на юге. А в последнее время ею заинтересовались и чуждые, неверные, но крайне могущественные державы – Британская и Российская империи. Ведь ее земли лежат на перекрестке важнейших путей континента. Счастливое, удачливое место, способное обеспечить процветание и богатство тем, кто на них живет, но… Но… Но сегодня в Кабуле – праздник и гости. Те самые «большие» гости, хоть и ненавистные. Британцы и русские все же сумели договориться между собой: сошлись на «кандидатуре» нового эмира Абдур-Рахмана, почти десять лет прячущегося от англичан в России, и согласовали границы Афганистана - которые, несмотря на все потрясения, с тех пор останутся неизменными. Кажется, у Шарбат намечалось целых несколько спокойных лет – если, конечно, какое-то из племен не начнет очередное восстание или не нападет на соседнее. Что ж, с войной она, кажется, жила всю жизнь. «Ясная» ее память была неглубока – века полтора, не более. И вся была перекалечена войнами, восстаниями и резней. Но иногда в памяти вдруг всплывали образы иного времени – все же люди живут на ее землях около пяти тысяч лет - а вместе с ними и иных войн. Смотреть в прошлое было и интересно, и страшно. «Неужели в мире нет ничего, кроме войны? Неужели весь мир – это сплошная война? В которой даже победа – это поражение». Впрочем, сейчас она будет рада и тому, что северный из этих «хозяев жизни» остановится на своих нынешних границах, а надменный Кёркленд, уже развязавший здесь две войны, отступит обратно в Индию. Пусть Афганистан и останется под его протекторатом. Договор уже был подписан, праздник тоже давно закончился, но воплощениям стран не спалось. Шарбат – от волнения, а империям – скорее всего, от необходимости обсудить еще какие-то дела и… от недоверия друг другу? Ведь у Британии чуть ли не на лице написано, как неприятен ему северянин. Нет, конечно, выражение лица у него невозмутимое, но Шарбат, как и всякая женщина, подобные вещи замечала быстро. К тому же Кёркленда она, увы, знает не первый год. «А вот знает ли он меня?» Отчего-то зеленые – как у самой Шарбат - глаза англичанина вечно смотрели сквозь нее. Словно девушка была бесплотным духом, пустым местом. Нет, она, конечно, не испытывала никаких иллюзий в разнице их положений, но как можно… уж прям вот так? Хотя бы презрение… Одной из немногих привилегий, отличавших Афганистан от обычной женщины, была возможность свободно заходить на мужскую половину, хоть приличия требовали держаться от них – даже ее правителей – подальше. Поэтому, стоя в тени, она могла видеть в дверном проеме напряженную, прямую спину Британии, вершину головы России да еще полупустой бокал, который русский то ставил обратно на столик, то вновь начинал крутить в руке. Значит, тоже нервничал. «Интересно, а чего боятся такие… такие, как они?» Раньше ей казалось, что империи вообще ничего не боятся. Но, стало быть, и у них кровь в жилах красная. - Шарбат, - внезапно раздался чуть ли не над ухом шепот. От неожиданности девушка чуть не вскрикнула, но уже в следующий момент узнала Дилсуз, свою родственницу-северянку, которая совсем недавно вошла в дом Брагинского. «Откуда она тут?» Словно угадав ее мысли, та, которой в будущем предстоит носить имя Таджикистан, таким же торопливым шепотом продолжила: - Господин взял меня с собой. - А, – только и ответила Шарбат. - Это не то… впрочем, пошли ко мне. Россия, привлеченный звуком голосов, наклонился вбок, выглянул из-за закрывающего ему дверной проем Кёркленда и… вдруг улыбнулся Шарбат. Брагинский был весь белый, словно вылепленный из первого снега - даже здешнее жестокое солнце еще не смогло его опалить – и лишь причудливые глаза и слишком яркий для мужчины рот выделялись на светлом лице. Улыбка этот рот кривила часто, но глаз никогда не касалась. А тут он улыбнулся по-настоящему и перед Шарбат вдруг возник совсем другой… человек, а по щекам самой Афганистан тут же разбежался румянец. Она даже торопливо принялась проверять одежду – на распахнулось ли, не запачкалось ли что-нибудь. Но потом успокоила себя мыслью, что улыбка эта наверняка предназначалась для Дилсуз. Не зря же он взял ее с собой. Примечания: БМП - боевая машина пехоты - бронированная боевая машина, предназначенная для транспортировки личного состава к месту выполнения поставленной боевой задачи, повышения его мобильности, вооружённости и защищённости на поле боя в условиях применения ядерного оружия и совместных действий с танками в бою. "Кукла" - описанный (и далеко не единственный) способ расправы афганских моджахедов над своими "оппонентами", часто применявшийся к попавшим в плен советским солдатам. "Это еще сто афганцев". Брагинский прозрачно намекает на соотношение потерь. СССР за 9 лет войны потерял убитыми 15 тысяч человек, афганцев погибло от 670 тысяч до 2,5 миллионов. Наиболее достоверной и чаще встречающейся цифрой является от 1,1 до 1,5 миллиона. Разумеется, не все эти потери были боевыми (хотя и тут соотношение стабильно держалось 1 к 6), и не все эти люди погибли от рук советской армии. Просто учитывая специфику войны (партизанская плюс гражданская одновременно), а также - специфику ведения советской армией боевых действий - каждый виток насилия оборачивался для СССР и Афганистана таким вот неравноценным соотношением потерь. Шарбат Гула (в переводе «Цветочный шербет»), чье имя я дала своей ОЖП-Афганистан — афганская женщина, ставшая известной благодаря фотографии, которая была сделана журналистом Стивом Маккарри во время Афганской войны, когда Гула жила на территории Пакистана в лагере беженцев. Фотография стала узнаваемой после того, как появилась на обложке журнала National Geographic в июне 1985 года. Фотографию иногда сравнивают с портретом Моны Лизы кисти Леонардо да Винчи и называют «Афганской Моной Лизой». https://upload.wikimedia.org/wikipedia/ru/2/25/%D0%A8%D0%B0%D1%80%D0%B1%D0%B0%D1%82_%D0%93%D1%83%D0%BB%D0%B0_%D0%BD%D0%B0_%D0%BE%D0%B1%D0%BB%D0%BE%D0%B6%D0%BA%D0%B5_National_Geographic.jpg «Ясная» ее память была неглубока – века полтора, не более. Более-менее непрерывное "самосознание" современного Афганистана, как единого целого, традиционно отсчитывают с образования в 1747 году Дурранийской державы.