Скорость

      Меня зовут Томас. И я обычный журналист. Когда я совершил это, то не думал, что все так обернется. Я не хотел этого.       Я сидел на кожаном диване в комнате ожидания и от нечего делать читал журнал. Что-то о политике, новостях спорта, но в большей степени — о машинах. Серебристые, по форме больше напоминающие машины из «Трансформеров», они сами собой притягивали жадный взгляд читателя. Таких красоток вообще-то сложно было назвать автомобилями, скорее — новыми технологическими изобретениями, опережающими время.       Признаться честно, они меня поразили, хотя я никогда не увлекался машинами, как таковыми, и, уж тем более, не делал из транспортного средства религию. Ездил на своем старом джипе, и ни в чем себе не отказывал: ни в шоколадных батончиках, ни в бутылке молока… А эти заоблачные цифры, ошибочно названые ценами, не для меня.       Совсем не для меня. Я — простой. А это — для таких вот уродов, как Ньютон Динклэйдж, к которому я, собственно, и записался на прием.       — Мистер Уайт, может, кофе? — ко мне уже в который раз подошла секретарша и задала тот же вопрос, что и полчаса назад.       Я бы подумал, что она извиняется за длительное ожидание, но холодный взгляд из-под очков говорил о том, что это просто профессиональная вежливость, и ничего более. Девушка не выделяла меня из очереди на прием. Она относилась ко мне, как к чему-то, что ей давно надоело, но с чем ради работы пришлось смириться.       — Нет, спасибо, — я выдавил скупую улыбку.       Девушка кивнула, развернулась и ушла. Вряд ли она была расстроена моим отказом. Я проводил ее взглядом и отметил про себя, что у нее замечательная фигура. Красивая и свежая. Хотя мне это не присуще, даже обратил внимание на шмотки, которые очень здорово подчеркивали округлую задницу. Если бы не эта отталкивающая аура излишней сухости и строгости, я бы на нее запал. Блондинка, конечно, но судя по немного неестественному оттенку — крашеная. Не люблю блондинок. Не любил, точнее.       Я снова уставился в журнал.       Кроме удачных фотографий, еще он понравился статьями. Я сам журналист, и знаю, как мои коллеги высасывают эпитеты и незамысловатые шуточки из пальца, пытаясь сделать сюжет интереснее и красочнее, но здесь было написано легко и непринужденно, и воспринималась информация соответственно. В общем, у создателей этого журнала было чему поучиться.       Жаль, что названия не запомнил.       — Мистер Уайт.       Я поднял взгляд, отрываясь от «Koenigsegg Agera One» — новинки прошлого года. Девушка, с чашечкой кофе в руках, строго смотрела на меня.       — Я же сказал, что не хочу кофе, — я поморщился. Никогда не любил кофе. От одного запаха меня начинает мутить, от глотка — вообще выворачивает.       — Это не вам, — в тон мне ответила блондинка, как будто ощетинившись. — Мистер Динклэйдж вас ожидает.       Такая прямолинейность по поводу «это не вам» поразила бы меня, находись я на каком-нибудь обычном мероприятии. Но поскольку здесь все были одеты с иголочки, говорили деловито и мало, а еще бюджет проекта, о котором я хотел разузнать сегодня побольше, превышал стоимость чуть ли не всего города, я не был удивлен. Кем я являюсь, чтобы возмущаться из-за мимолетной грубости крутой секретарши? Я же практически нищий на взгляд этой мажорной дамочки.       Захлопнув издание и положив его на дорогой журнальный столик, я поспешил за девушкой, которая жестом велела мне идти за ней. Открыв передо мной дверь, она подождала, пока зайду я, а потом вошла следом.       Кабинет мистера Динклэйджа встретил меня большими, во всю стену, окнами, широким письменным столом и книжными полками, заполненными знакомыми мне уже журналами. Лампы на потолке были обычными, офисными, только, судя по внешнему виду, жутко дорогими. Кожаное кресло пустовало. Его владелец стоял у окна спиной ко входу, будто скрывая свое лицо. Я видел его против света, поэтому обратил внимание только на фрагменты внешности: светлые волосы, гордая осанка, дорогой костюм.       Когда я не глядя ступил через высокий порог, то запнулся и, издав странный звук, похожий то ли на писк, то ли на хрип, схватился за несчастную секретаршу. Я немногое понял в тот момент, но грудь мне обжег кипяток, а я, вместе с девушкой, полетел на пол, повторно вскрикнув от боли.       Мистер Динклэйдж, который безразлично — с моего ракурса было не видно, но предположительно безразлично — смотрел на город, удивленно обернулся и поглядел на источник шума.       Лица я как следует не разглядел, но как-то не до этого было. Просто заметил движение с его стороны, и фигура этого «большого боса» не внушила мне особого благоговения. Очень стройный, если не сказать худой, довольно низкий. Я бы назвал его изящным, будь он девушкой.       Позже я его так и называл…       Девушка подо мной злобно зашипела и заскребла, как кошка, длинными ногтями по идеально чистому полу. Она позволила себе выругаться сквозь зубы, наверное, это ее приободрило и помогло выбраться из-под моего безвольного тела. Вставать, впрочем, она не спешила, встретившись с жестким взглядом своего начальника, который все прекрасно слышал. Думаю, она была в ужасе. Точнее, в тот момент я об этом не думал — мне было больно и стыдно, и я не имел ни малейшего понятия, что делать дальше.       — Вы не ушиблись, мистер Уайт? — Динклэйдж присел на корточки прямо передо мной. Уголки его губ разъехались в стороны, но тон, с которым он ко мне обратился, был холоден; глаза не улыбались. — Порог высокий, Агнешка разве не предупредила вас?       «Очень странная улыбка, — подумал я. — Он и улыбается, вроде бы, и одновременно — нет».       — Предупредила, — после небольшой паузы, солгал я. Девушка смотрела на меня во все глаза, и взгляд ее был таким умоляющим, что я не мог ответить иначе. В принципе, мне было безразлично, урежут ей зарплату или нет: она же мне нагрубила, и на самом деле не предупредила про порог, но по-другому поступить я не мог. Мама так воспитала.       — Удивительно, почему же тогда вы… — возможно, должна была прозвучать издевка, но Ньютон внезапно замолчал.       Он прищурился, неотрывно глядя мне в глаза. Желваки заходили ходуном. Он злился. Я испугано дернулся и даже открыл рот, чтобы спросить, что случилось, и не собирается ли мистер Динклэйдж вызывать охрану, чтобы меня вывели подобру-поздорову. Но, видимо, дело было в другом. Не разрывая со мной зрительный контакт, он обратился к подчиненной. Голос его звучал ровно и безэмоционально, но нес в себе ужасный смысл:       — Агнешка, ты уволена. Девушка беззвучно выдохнула «что», а я шумно втянул носом воздух. Вот это да! А если он лишает блондинку последнего шанса на роскошную жизнь? Не начальник, а монстр какой-то. Ведь по сути, она ничего кошмарного не сделала: ну, нагрубила, ну, не выполнила свои рабочие обязанности, ну, обляпала гостя горячим кофе…       — Мисс Донован поможет тебе разобраться с документами. Покинь здание в течение двух часов, если не хочешь неприятностей. До свидания.       Агнешка вскочила. При этом идеально уложенные волосы взметнулись вверх, и теперь торчали в разные стороны, а по щекам, вместе с тушью, потекли слезы. Девушка поправила съехавшие на бок очки, метнула в мою сторону поистине уничтожающий взгляд и очень быстро покинула кабинет. Где-то в коридоре застучали каблучки.       Начальник поднялся на ноги и прошел к столу, что-то быстро напечатал левой рукой на ноутбуке и вернулся ко мне. Он левша…       — Мистер Динклэйдж, — хрипло начал я, пытаясь возмутиться. — За что вы?..       — Мне очень жаль, что вам пришлось лицезреть подобную сцену. Полагаю, на следующий день в газете «Ежедневник» на передней странице будет пестреть заглавие: «Ньютон Динклэйдж — чудовище, или Как обращаются в „Динклэйдж Индастриз“ с работниками века».       Я пораженно уставился на него.       — Не переживайте, — его тонкие губы опять тронула та странная улыбка, — я привык к сплетням. Я бы посоветовал вам лучше поволноваться за ожог.       — Ожог?       Я перевел взгляд с юного, практически детского лица мистера Динклэйджа на единственную белую рубашку, которую я так не хотел сегодня надевать (не люблю официальные костюмы), и на темно-коричневое пятно, расплывшееся по всей груди. Видимо, глава «Динклэйдж Индастриз» любит кофе покрепче и погорячее. Что же, его можно понять. Наверное, очень мало спит. Судя по заметным теням, залегшим под глазами.       — Снимайте рубашку.       Мне стало жарко. Немного странная ситуация. Богатый бизнесмен, который только что уволил из-за меня секретаршу, командует мне раздеваться.       Я усмехнулся своим мыслям. Не знаю, откуда им взяться в моей голове, ведь я так гордился своей непорочностью, но все-таки игнорировать двусмысленность ситуации было глупо. Да я просто королева драмы!       После мысленной самоатаки, снимать рубашку решительно расхотелось. Напротив — возникло необъяснимое желание спрятаться от больших черных глаз, забиться куда-нибудь в угол, где меня бы никогда не нашли, и сидеть там, пока не наступит день, когда Ньютон Динклэйдж уйдет из компании. Но вот проблема — кабинет оформлен в стиле минимализма, как и все помещения этого здания, в которых мне довелось побывать. Так что прятаться особо негде.       — Снимайте же, — невозмутимо протянул он.       — Мистер Динклэйдж, я совершенно не обжегся, — как можно убедительнее начал я. Но понимающая улыбка дала мне понять: он не поверил. — Наверное, мне просто повезло. Но сейчас не об этом. На самом деле я здесь, чтобы взять у вас…       — Интервью, — закончил за меня Динклэйдж. — Я знаю, зачем вы здесь, мистер Уайт. Но я отказываюсь исполнять вашу просьбу, пока не буду убежден, что вы в полном порядке.       У меня закружилась голова от такой настойчивости. Я был крайне растерян, а вот мистер Динклэйдж напротив — спокоен, как удав. Почувствовав, а может, увидев мое замешательство, большой начальник решил уступить:       — Я вызвал медсестру, которая прибудет с минуты на минуту — собственно, за этим я и отлучался к ноутбуку. Она вас осмотрит, не доставляя никакого дискомфорта. Обещаю, — зачем-то добавил он. — И во время осмотра вы можете взять у меня интервью.       — Хорошо, — я сдался и, наверное, обрадовался. Проницательный взгляд Ньютона, который неотрывно сканировал меня с ног до головы, неизменно возвращаясь к глазам, как будто говорил: «А чего ты ожидал, парень? Что я буду играть с тобой в доктора?»       Я постарался избавиться от параноического чувства вторжения в мою голову, убеждая себя, что это всего лишь мои домыслы. В конце концов, что только человеку, очутившемся не в своей тарелке, в голову не придет!       — Можете раздеться заранее и присесть вон туда, — Ньют указал на кресло, которое стояло напротив рабочего стола.       Пока я выполнял это нехитрое поручение, а пальцы путались в пуговицах испорченной рубашки, все это время Динклэйдж наблюдал за мной. Без какого-либо подтекста, с обычным человеческим любопытством. Тем не менее, интереса он пытался не показывать, и любые эмоциональные проявления прятал под одним и тем же выражением лица.       Пришла медсестра, и мистер Динклэйдж тихо объяснил, что от нее требуется. Я в это время настраивал и включал диктофон, искал в портфеле перечень вопросов, пытался отдышаться — сердце от волнения колотилось где-то в горле.       — У вас всего десять минут. Начинайте, — махнул рукой Ньютон на мой вопросительный взгляд.        Немного мешали сосредоточиться холодные пальцы медсестры, ощупывающие место вокруг ожога. Ситуация была непривычная, и немного абсурдная, тело и психика были раза в два чувствительнее обычного.       — Так… — я пробежался по строчкам составленного накануне плана вопросов. В основном — это то, что хотел понять шеф, то, что хотели узнать люди, которые устали от старых сплетен (новые им подавай), и то, что было необходимо для роста популярности «Динклэйдж Индастриз». Хотя, куда, казалось бы, дальше?       — Мистер Динклэйдж, вы очень молоды, и уже получили доступ к государственному бюджету, вошли в доверие к самым высокопоставленным и уважаемым лицам страны и практически за год сделали свой бизнес. Как вам это удалось?       Повисла тишина. Я оторвал взгляд от сухого конспекта и взглянул на Ньюта, пытаясь выяснить, чем вызвал это напряженное, хотя с его стороны — равнодушное молчание.       — Мистер Уайт, — тихо произнес Динклэйдж.       — Да, — голос дрогнул. Я почувствовал себя девчонкой.       — У вас есть ко мне вопросы, которых мне еще не задавали, или хотя бы задавали, но крайне редко? Вы, наверное, не знаете, но данный вопрос три раза обсуждали по городским новостям, а позже написали на эту тему не одну статью в интернете.       — Да? — глупо повторил я, но уже с другой интонацией. Медсестра сочувственно на меня взглянула и полезла в карман халата за какой-то дивно пахнущей мазью.       Динклэйдж промолчал, и даже, заскучав, отвернулся к окну. На этом разговор мог быть закончен. Но поскольку я был невероятно упрям, а хуже ситуация, казалось, и быть не может, я решил нарушить неписанные правила и продолжить эту «пытку».       — У меня есть другие вопросы. — Я грохнул конспектом по столу, и Ньют с легким сомнением посмотрел на меня. Наверное, еще никто при нем не выдумывал вопросы на ходу, забив на трехчасовую вечернюю работу составления специального плана. — Вы любите машины. На вашем журнальном столике полно литературы про самые новые скоростные автомобили. На книжных полках в этой комнате, — я обвел взглядом кабинет, чтобы убедиться, что не ошибаюсь, — вместо книг — журналы с тачка… то есть, машинами. И не просто машинами. А именно скоростными. Держу пари, что у вас у самого есть парочка таких — что-то из новой коллекции.       И хотя мне показалось, что глаза Динклэйджа странно сверкнули, как бывает, когда затрагиваешь интересную для человека тему; он пожал худыми, по-женски узкими плечами и сказал:       — Пока что не услышал ни одного вопроса. Все вышеизложенное — это ваши собственные наблюдения, оформленные в виде утверждения.       «Педант», — пронеслось у меня в голове. Но поскольку Ньютон выжидающе смотрел на меня, я послушно сформулировал вопрос:       — Мистер Динклэйдж, откуда у вас такая страсть к автомобилям?       — Я люблю скорость, — незамедлительно ответил он. — Скорость — это прогресс. Это — нечто, позволяющее двигаться дальше, нестись вперед, оставляя многое — и приятное, и неприятное, позади. Это шанс начать все сначала, а если говорить более приземисто, то это возможность получить адреналин, который поможет взбодриться. Скорость — мой бесценный помощник во всех делах, а не просто глупое и бесполезное увлечение. Скорость — это моя жизнь.       Я слушал с приоткрытым ртом. И даже не сразу это заметил. Сперва мистер Динклэйдж показался мне ограниченным и черствым человеком с толстым кошельком. Теперь я видел не только обертку. Возникал вполне логичный вопрос: зачем он так старательно изображает пустышку?       До сих пор задаюсь этим вопросом…       — Ай! — я подскочил с кресла, когда медсестра больно уколола меня ногтем в ошпаренное место.       — Извините, — пролепетала девушка и даже подула, как маленькому, на ранку.       — Ничего, — прокряхтел я, мужаясь изо всех сил. — Мистер Динклэйдж, это был весьма, — я откашлялся, и в голосе слышалась неприятная хрипотца, — весьма исчерпывающий ответ.       — Другие вопросы?       — Да, — я перебрал в голове всевозможные темы. Медсестра, тем временем, быстро собралась и ушла, беззвучно попрощавшись с Ньютом.       — Я так понимаю, про новый проект под названием «ПОРОК» спрашивать даже не стоит? — я принялся попутно застегивать рубашку и мимолетно взглянул на часы — время почти вышло, осталось каких-то три минуты. И Динклэйдж не обратил внимания на вопрос. Вместо ответа, он сказал:       — Вы пропустили две пуговицы, мистер Уайт, — голос почти без насмешки, но все-таки она там присутствовала. Я сначала растеряно посмотрел на криво застегнутую рубашку, потом — на слегка улыбающегося начальника. И снова на рубашку.       Ньют поднялся с кресла и быстро преодолел расстояние между нами. Осторожно отодвинул мои руки, которые судорожно вцепились в непривычный предмет гардероба, и собственноручно исправил мою оплошность: правильно и аккуратно застегнул рубашку.       Поймав на себе мой озабоченный взгляд, он с улыбкой напомнил:       — Вопросы.       — Вы гей? — фраза вырвалась у меня до того, как я смог ее переварить.       Ньют поднял бровь, а я нервно вздохнул, догадываясь, что меня сейчас либо вышвырнут из здания, либо просто словесно унизят. И я еще не уверен, что из этого будет хуже. В конце концов, даже если бы мистер Динклэйдж оказался геем, он ни за что бы не стал честно отвечать на такой прямолинейный и грубый вопрос. Из всех его интервью я понял, что этот человек не любит наглости.       — Гей? — переспросил он. — Вы спросили, гей ли я, если я не ослышался?       Я побледнел. Темные, как сама ночь, глаза, пристально наблюдали за моей реакцией.       — Вы действительно меня об этом спросили?       Я кивнул. Голова болела еще сильнее. Вся эта ситуация казалась какой-то глупой и невозможной. Зачем я вообще открыл рот после первой неудачи? Почему сразу не ушел?       Повисла неловкая пауза. Пока я казнился, холодные пальцы касались моей кожи, застегивая до конца пуговицы.       Я все еще смотрел в пол, когда краем глаза заметил быстрое, уверенное движение. А потом моих губ коснулось что-то мягкое и теплое. Глава «Динклэйдж Индастриз», носящий громкое имя Ньютон, который держит в своих руках чуть ли не всю страну, меня поцеловал. Вот так просто: взял и поцеловал. Значит, все-таки гей…       Я прерывисто вздохнул. Честно говоря, при всей моей нелюбви к геям, я большой разницы между поцелуями с девушками и с ним не почувствовал. Нет, не так. Разница была огромна, а ощущения неповторимыми. Помню, я тогда задрожал и залился краской. Когда Ньют отстранился, он оставил в моем нагрудном кармашке приглашение на ужин.       — Надеюсь, я дал исчерпывающий ответ, — сказал он без тени улыбки, целомудренно поцеловал меня в висок и проводил до двери.       Дороги до лифта я не помню. Только когда кто-то нажал за меня кнопку первого этажа, и двери начали закрываться, я услышал знакомый голос, на этот раз наполненный жизнью и теплотой:       — Томми.       Я поднял взгляд как раз для того, чтобы увидеть черные глаза, исчезающие в проеме створок лифта.       — Ньют.