Мой "любимый" Француз

Просто посчитайте, сколько раз вы делали то, о чем жалели? Я не могу сосчитать, нет, не потому, что у меня безграничное количество ошибок, а потому, что большую часть я не помню. Что я хочу сказать? Рано или поздно вы об этом забудете, хотя сначала начнете забивать себе этим всю голову. Вас и близкие простят, если они действительно вас любят и готовы понять. Да, я глуповата раз так размышляю, но я сама на это решилась и если однажды меня спросят, что я думаю о людях и обществе, я отвечу: «Как о продуктах ГМО. Вроде и красиво, и модно. Но ты как был помидором, так и остался, как не называй, во что не одевай». Так вот, я все время буду немного глупой школьницей, которая верит в чудо. Домой я добиралась пешком и пыталась понять, в какой стороне находится моя школа, но каким-то просто мистическим образом я вышла из лабиринта улиц нашего городка. Надо чаще гулять. До дома осталось подать рукой. Я переживала, ведь Норт мог не пустить домой или устроить разнос и скандал, не глядя ни на что. И я не готовила заранее то, что скажу ему. Наверное, я просто приду и скажу правду. Хотя… я скажу то, что ему стоит услышать. И постараюсь не скидывать свою вину на других. Раз виновата — буду отвечать. Наверное, стоило позвонить, прежде чем прийти домой? Нет. Не думаю. Я жду того самого чуда. И трижды стучусь в дверь, чувствуя, как начинаю краснеть от неуверенности в том, что творю, и от легкого страха; да, я боюсь наказания, а оно будет. Подхожу к двери, сжимаю руки в кулаки, нет, не чтобы отогнать мысли, а чтобы понять, что я могу быть уверенной, и кусаю губы: тут уже от страха. Стучу первый раз и жмурю глаза, словно из-за двери выскочит брат и сразу начнет кричать, хотя... кто его знает. Никто не открывает, и я стучу еще раз, а затем, когда никто не открывает вновь, нажимаю на звонок, но снова никого нет. И я переживаю — где его могут черти носить?! В спешке пытаюсь разблокировать телефон, но сразу ошибаюсь и повторяю снова, телефон звоном сообщает, что я наконец-то одолела блокировку, и я набираю номер брата, крепче сжимая трубку в руках. — Абонент временно не доступен… — сообщает голос оператора, и я вздрагиваю, какого черта его нет дома и он не берет трубку?! Кто знает, что случилось с этим придурком… И я неожиданно начинаю понимать, какого было брату, когда я сбрасывала звонки, забывала телефон дома, и он понятия не имел, где я, когда я ему нужна. Но я ведь школьница всего лишь… хотя, в свете последних событий Норт будет мне звонить каждые пять минут, если с ним, конечно, что-то не случилось. Да нет! Норт в порядке! С ним все всегда в порядке, а с другой стороны — довела бедного парня, надо бы извиниться и сказать все, что я хотела. Я набираю еще раз его номер, но мне повторяют тоже самое. Может, он сбрасывает мои звонки? Хотя нет, тогда бы оператор молчал, а тут… Господи. Что с ним?! Выдыхаю и пытаюсь набрать снова, но Норт не берет трубку. Тогда решаю звонить Римме, но потом думаю, что ей скажу: потеряла брата, не у тебя он? Она же переживать начнет и еще приедет, и… да, стоит позвонить Римме. — Абонент временно не доступен, перезвоните позже, — а теперь можно волноваться за брата? Или можно считать, что он в компании Риммы или что? Что, блин?! А еще можно позвонить Маару: обычно в его компании все пьют; ему не страшно пожаловаться. Нет, жаловаться нельзя! Совсем! Жалуются только слабые, а я такой не должна быть; я могу сама справиться со своими глупыми, детскими проблемами, поэтому всё, что мне надо сделать — это позвонить Маару и узнать, где мой брат. В трубке слышатся первые гудки, значит, у него работает телефон (в отличие от Норта с Риммой). — Я вас внимательно слушаю, — усмехнулся голос Маара в трубке, но прозвучал он как-то отдаленно, словно говорил на расстоянии, и я нахмурилась, вдруг он сейчас сидит в компании моего брата, и Норт все слышит? Да и пусть! Плевать! Главное узнать, что с этим придурком! — Маар… — начала я, но в трубке послышалось, как что-то тяжелое и металлическое упало на кафель. — Прости, это кастрюля. Готовка — не мое, — пожаловался парень и выругался матом; я думаю, понятно, что моего брата там нет и Риммы тоже, а он просто мучает духовку в общаге. Хотелось ответить как-то сарказмом, но я искала своего брата. — Ты не знаешь, где мой брат? — покусываю губы и пытаюсь откинуть странные мысли: мне плевать, что Маар про меня подумает; я действительно переживаю за брата и не хочу, чтобы он влез куда-то, куда не стоит, а с другой стороны — зачем так переживать? Мало ли куда мог пойти мой брат, со злости отключить телефон, например, в кафе с Риммой, но главным условием здесь было то, что Норт зол, а когда он зол — то способен на многое. — Наверное, дома, а что? — неуверенно продолжает Маар, — Где ему еще быть-то? — То есть, ты не знаешь? — Не-а, а что? — в трубке послышалось какое-то шуршание — Маар отключил громкую связь. — Да так, — отмахиваюсь, разворачиваясь к двери своего дома; ключей все равно нет — придется его ждать, — я просто домой пришла, ключей нет и брата тоже… — Ну это логично, у него же смена в кафе, — прикусываю губы и крепко зажмуриваю глаза: я совсем забыла, что Норта уволили из-за меня из кафе, так что он там? Работает? И идти мне туда или… — Хотя-я-я… — протягивает Маар, — давай я ему сейчас позвоню, — предлагает, и я выкрикиваю прежде, чем он отключился: — Я звонила, он недоступен… — прикусываю косточки пальцев, пытаясь куда-то деть свое волнение, и повторяю про себя: с ним все хорошо, мало ли что могло случиться; вдруг они в кино, но затем понимаю — надо звонить Фэшу. — Ну подумаешь, где-то телефон просто оставил — это же Норт, — усмехается Маар и снова ругается, кажется, обжегся, и пытаюсь скрыть улыбку, которая как назло растягивается на губах. — Нет, — едва слышно произношу в трубку и качаю головой: это же Норт! Маар прав: это Норт, а он помешанный на правильности. У него все правильно и так, как нужно! Он даже когда вечеринки устраивает, считает все чеки и боится их потерять; это Норт, он не выключает телефон. У него три зарядки, у него в комнате блестит даже ноутбук от чистоты! Да это же мой брат, у него вечный порядок! Он не мог просто так исчезнуть! — Эй, не накручивай себя… — осторожно произносит, пытаясь прибодрить, словно чувствует себя виноватым, но виновата в этой ситуации исключительно я! Я одна! Я всегда во всем виновата, во всем, что со мной происходит; глупо на кого-то валить свои проблемы! — Ты не понимаешь, он не мог… мы поругались, — выдыхаю и присаживаюсь у дверей на коврик, все равно: Норта нет, ключей нет и все, что остается — это ждать его. — Э… ну… я все равно позвоню ему! — и отключается; я не успеваю даже рта открыть, ну вот, я снова сделала это! Я снова начала жаловаться! Ну и зачем? Будто от этого что-то изменится, он лишь также натянуто пожалеет меня, не больше. Решив, что звонить сейчас глупо — Маар пытается дозвониться, я позвонила спустя пару минут, но оператор повторил то же, что я слышала ранее; затем я постучала в двери, подергала ручку, но бесполезно: дом закрыт, Норта нет, телефон недоступен, сумки нет. Все не так плохо, но я пока не представляю, что мне делать. Опираюсь о холодную дверь и покручиваю в руках телефон, просматривая на экран сто раз в минуту, боясь пропустить звонок Маара, но телефон молчит, а затем сообщает о том, что разрядился. Ждать у двери немного холодно и глупо; я решаю, что на улице теплее и замечу я его быстрее. Поэтому, сжимая телефон, я побрела на скамеечку на улице. Десять минут — Маар не звонил: может, он дозвонился брату? Ему удалось что-то узнать? С ним все хорошо? Что? Позвонить узнать? А если они именно сейчас разговаривают? Но о чем так долго? Обо мне? Двадцать минут — экран почти потух, и телефон жалобно запищал — пять процентов. И я решаюсь позвонить, но теперь недоступен и Маар — они там коллективный запой устроили? Что? Что с ними? Почему не берут, и я честно решаюсь позвонить Фэшу и спросить все у него, откинув стыд и свою чертову жалость к самой себе, но в момент, когда я набираю номер, экран телефона тухнет. Закон подлости, да? Любовью шутит Сатана, я все понимаю, но можно как-то снизить уровень издевательства над людьми? Не, я не возмущаюсь, просто я как-то слегка устала. Говорю сама с собой, при чем мысленно — ну все, это диагноз. Еще один. А еще скамейка неудобна и спина болит, сидеть не комфортно, и я медленно перемещаюсь подальше от солнца на скамеечку в тени; там не так тепло, но зато солнце не печет. Кутаюсь в пиджак и пытаюсь включить телефон, но тот никак не реагирует на мои попытки. Противный. В какой-то момент, устав от этого, я закрываю глаза и прижимаюсь к стволу дерева позади меня; я не усну, боюсь за телефон — украдут же, твари, но также боюсь за то, что пропущу Норта, не увижу просто, поэтому каждые пять минут раскрывала глаза, а затем забила на это. Шаги-то я точно услышу. И я правда услышала. Через двадцать минут, шаги. Неспешные шаги. Но открывать глаза не собиралась, я просто была уверена, что Норт подойдет поближе и напомнит, что спать на улице нельзя. Он ведь Норт, он не пройдет просто так мимо, даже если сильно зол. Шаги замерли около меня, и я приоткрыла одни глаз — свет резанул по взгляду, и я резко их распахнула. Передо мной стоял Фэш. Щуря глаза от яркого света, я смотрела как-то слишком равнодушно и спокойно. "Что-то случилось", — запаниковала моя гнусная душонка. Фэш просто так бы не пришел. — Это тебя так Норт? — я правда удивлена тем, что удары Норта все же оставили свой след на его физиономии в виде синяка на подбородке и кровоподтеках у глаза. Это же… я просто в шоке. Безмолвном шоке. — Забей, — отмахивается и берет в руки телефон с моей юбки, — я так и знал, что он разряжен, а он-то понапридумывал себе… — Он?! Норт? — я мгновенно оживилась, опуская ноги со скамеечки, поправляя на ходу юбку и волосы, хотя то, как я выгляжу, почему-то меня не волновало, больше волновало то, что с моим братом. — Нет, — усердно выдохнул, словно от усталости сжав пальцами переносицу, и присел рядом со мной, передавая телефон, — мы не дозвонились: Маар не дозвонился и я тоже… Римма не знает, что с Нортом, — он повернулся ко мне, — совсем не знает — мы ей не говорили, она думает, что он на работе, я понимаю, что переживать из-за того, что взрослого парня просто нет дома глупо, но… но я пытаюсь понять тебя; почему ты так переживаешь. Бездумно качаю головой, сжимая телефон. — Если дело только в ключах, то… — Фэш, нахмурив брови, сунул руку в карман джинсов, явно ища ключи, дернув уголком губ, я хмыкнула: дело явно не в этом. — Дело в том, что я слишком хорошо его знаю… и это очень, очень плохо. Драгоций хмыкает: то ли от смеха, то ли соглашаеться со мной, но молчит, а я и сама не знаю, что говорить, ситуация-то дебильная. — Меня выгнали, — то ли напоминаю, то ли сообщаю Фэшу об этом. — Знаю, — мне на секунды кажется, что мне послышалось это, но затем, подавляя глупую неуместную улыбку, понимаю, что он правда что-то сказал. — Я дура, — усмехаюсь, когда он так же тихо соглашается, — может выпить? Не, ну а что? Как предложение… — пробормотала, столкнувшись предупреждающим взглядом с Фэшем. — Ага, сейчас, — мрачно буркнул и потрепал по голове, как обычно это делает Норт, и я всхлипываю — где этого придурка носит?! Обхватываю себя за плечи, медленно прокручивая в голове факты: где он может быть? В кафе — нет, универе — нет, у Риммы — тоже нет, у Маара — аналогично, где он тогда? С выключенным телефоном и не берет трубку, при чем не только у меня, он не отвечает и своим друзьям. Может, стоило отправить сообщение? Или сделать это с телефона Драгоция. Дура, какая я дура; я обидела единственного человека, которому я нужна; отец вечно говорил, что кроме семьи больше никто не примет нас такими, какие мы есть, потому что больше никому мы к чертям не сдались. А я вечно отшучивалась, думала, что самой все можно — зачем мне кто-то вообще? Наверное, за тем, чтобы так не реветь в одиночестве и рвать на себе волосы — в прямом смысле этой фразы. — Не надо, — просит Фэш, разжимая мою ладонь, — я понимаю, до шрама ты поранить себя не сможешь, но меня порядком пугает твоя любовь к боли, — как-то обиженно хмыкает и, кажется, хочет что-то сказать, но решает этого не делать. Я неожиданно осознаю, что понимаю его и, кажется, вижу ситуацию с его стороны: девочка — явно истеричка, которую нельзя обидеть, потому что её брат — твой лучший друг, и встречаться начать нельзя, потому что она просто нездорова и, кажется, на голову, лезть в эти дебри не хочется, не хочется обижать друга. Но Норт уже злится на него, и теперь он просто не знает, что ему делать — со мной связываться лишний раз не хочется, терять хорошего друга тоже. Почему все так сложно? — Давай компромисс, — предлагаю, сжимая его руку, стараясь смотреть только на него. — Какой компромисс? — переспрашивает, напряжённо вникая в мои слова. — Обычный, — усмехаюсь, понимая, что сейчас я выскажу весь тот бред, что думаю, — ты мне нравишься, сильно, правда… — прикусываю губы и приказываю себе расслабиться, ведь с его стороны не слышно насмешки, издевок — он правда слушает. Лучше признаваться в любви, глядя в глаза, так хоть поймешь, что над тобой не смеются, что я и сделала; подняла голову вверх, глядя на Драгоция, который до этого сконцентрировал все свое внимание на моей макушке — это заставило меня легко улыбнуться. — Я понятия не имею, что такое любить человека, я даже себя не люблю, что о других говорить. Но знаешь… в книгах пишут, что это теплое чувство, и, знаешь, они врут, нагло врут, кто вообще в это верит, а, ну да… — спохватилась, понимая, что сама в это верила, точнее говоря, я закрывала на это глаза и продолжала читать, хотя героиня так толком и не объясняла, с чего вдруг она его любит. И что это такая за любовь вообще?! Фэш усмехается, но не спешит смотреть на меня, все также пусто глядя на картинку перед глазами. — Ну так во-о-от, — протягиваю, пытаясь понять, как точнее оформить то, что хочу сказать, — мне ни черта не было тепло, даже холодно и обидно. Очень… да именно так, — киваю головой, вспоминая, как Драгоций заявил, что я плясала перед ним в нижнем белье нарочно, устраивая спектакль, хотя… я и не помню вообще, зачем я все это устроила: зачем отпросилась на вечеринку, зачем хотела заставить ревновать. — Я не знаю, когда люди понимают, что любят кого-то, это, наверное, как-то со временем доходит, до меня дошло очень странно… да, именно так, до меня вообще, как до жирафа, доходит, — поджимаю губы, сдерживая улыбку, а Фэш все же улыбнулся, хотя фраза была совершенно не к месту. — Я догадывался об этом, — добавляет, теперь сжимая мою ладонь, и по кончикам пальцев бежит ток — вот, это правда было странное чувство. — Не сбивай, — шутливо бью его в бок, — я тут о смысле жизни думаю, а он… — отмахиваюсь, но собираюсь; я должна это сказать, а Драгоций снова качает головой и закатывает глаза. — Любви с первого взгляда не бывает, симпатия — да. Но любовь.. это ведь глупо, хотя я вообще с недавних пор в эту любовь слабо верила. Какой-то сопливый бред, меня даже сейчас тянет блевануть радугой, — поморщилась и самое странное, что я действительно так считала, а не отшучивалась. — В прошлый раз тебе стошнило коньяком — это тоже за радугу считать можно? — Немного забродившую только, — пробормотала, чувствуя, как снова начинаю краснеть, а Фэш почему-то засмеялся; вот тут меня, правда, прошибло током. Может, со мной все еще не так сильно потеряно, и я в чем-то нормальная? Вздыхаю. — Это, наверное, как кнопка со светом. И не смотри на меня так, — шутливо прищуриваю глаза, — это не смешно, ну просто подумай, как бы было удобно: подходишь к человеку, кнопка щелкнула. Свет загорелся и все, забрал человека домой — он твой, и ты его никому не отдашь. — Смотря в каком месте загорелся, — невзначай пробормотал Фэш. — В нужном! Нет, ну просто… проще говоря, я Маришке не планирую сдаваться; я глупая, своенравная и странная, очень, но у меня щелкает этот чертов свет рядом с тобой, порой кажется, от переизбытка напряжения у меня того, тормоза перегорят и все. Кранты котенку, черт знает, что будет… ну, вообщем, не мое это — рассуждать о смысле жизни, и не смейся! — пригрозила, и он, правда, сдерживался из последних сил: сжимал губы и прикрывал глаза, пытаясь успокоить дыхание, но в конец концов засмеялся — громко, очень громко. Было немного обидно, но после того, что я наговорила… я сама захохотала. — Поверь…. как ты там говорила: у меня тоже не нимб над головой, — я как-то скептически фыркнула на этой фразе, но Фэш не обратил внимание, — но если так подумать, то у меня тоже что-то щелкает, и мне нравиться твоя формулировка. Что-то новое, а то меня порой тоже тянет хорошенько блевануть радугой, особенно после того, как я полазаю на просторах нашего великого интернета. Столько бреда, однако… Я слегка поникла, все влюбленные — сумасшедшие дураки, а если ты еще таким был с самого начала — то будь готов, что окружающие придут в дикий шок от тебя и твоих выходок. — Я люблю тебя, Фэш, правда. Я замолчала, постыдно пряча глаза в пол, все же, порой, влюбляться в кого-то слишком стыдно, а для тебя и твоих тараканов особенно. — Повтори-ка, а то у меня со слухом… Хмурюсь и пытаюсь понять — он смеется или издевается? — Ты все слышал… не заставляй меня краснеть еще сильнее. Вообще я думала, что признание это красиво, мило и романтично, но точно не на лавочке с облезлой краской и с заплаканными глазами, кашей в голове. А еще обычно в ответ тебе тоже признаются, а не язвят. Ну что же, ребят, это — жизнь, предлагаю смириться. — Куда сильнее-то, — пробурчал над самой головой и ткнулся подбородком в макушку, вздрогнув, я не смогла пошевелиться — это было слишком странно и слишком… приятно, что ли? — Так, по поводу компромисса… давай друзьями будем? А? — поднять голову, чтобы посмотреть на него, у меня все равно не выйдет, поэтому все, что остается — это ждать его слов. — Эх, какая же дура, — обреченно усмехается и закидывает мои волосы на одну сторону, — честное слово… Хочу согласиться, правда хочу, но не успеваю. И каша в голове усиливается в сотни раз. Говорят, когда тебя целуют, то у тебя подгибаются колени и бросает в жар — ну хоть в чем-то были правы книги и фильмы. Я вообще плохо могла разобрать, где нахожусь и что это за место, наверное, что-то из разряда — да не может быть?! Меня словно окатило холодной водой, когда его губы прикоснулись к моим, и пусть все было как в глупой книге, где сопливые картонные герои; пусть все было странно, но разве есть разница? Ведь я правда чувствую, как в груди что-то щелкает и загорается чертов свет, а подсознание кричит — забирай его, хватай, он только твой, теперь это твое! Тебя не будут осуждать за то, что ты в кого-то влюблена, нет, не так — тебя не смогут осудить. Все влюблялись, все любят. Все мы сумасшедшие, ребят. Ну а я люблю своего учителя. У каждого своя каша в голове, каждый верит в свои воздушные замки; я до последнего верила в счастливый конец, но как заранее известно — их не бывает, бывает что-то другое не менее прекрасное и замечательное. Нечто, что заставляет забыть обо всем на свете. Например о том, что пропал твой брат… Улыбаюсь прямо в губы и притягиваю его ближе к себе, обнимая рукой за шею, сжимаю край его футболки. Я такая дурочка и ребенок, но мне это так нравиться…

***

Иногда сверхзабота моего брата меня пугает, как он может быть таким вообще? Я не понимала. Правда. Но если говорить искренне, то мне это нравилось. Пусть меня это бесило и раздражало, но мне была приятна его забота. Я боялась, что меня отдадут в детский дом, но он остался со мной даже тогда, когда я запиралась в комнате и делала вид, что обижена на весь мир; он был студентом, которого чудом не выперли с первого курса. И, знаете, порой стоит понять, что все, что ты делаешь, несет последствия. Брат убил на меня свою юность, на глупого подростка, что не ценил окружающих, и в итоге все получилось так, как мне обещала та женщина из органов, что, в итоге, Норт просто не справится с глупым подростком. Может, стоило меня водить к психологу? Нет, ну как вариант. И вот сейчас, лежа на диване, сжимая в руках уже заряженный телефон, я была благодарна Драгоцию и заботе Норта — сумка была у Фэша, в ней ключи от дома, поэтому открыть дом не составило труда. Но Норта там не было. Маар так и не смог дозвониться, Римма тоже пыталась и, в итоге, все были взвинчены. Неужели я тоже так себя вела? Глупо убегая из дома? Десять часов ночи, чертовых десять часов, а этого придурка нет дома. Да я готова у ног валяться, лишь бы он вернулся… ну это ведь фигура речи и никто не собирался валяться; суть слегка в другом… — Пропущенных нет, — вздыхаю, ерзая на месте, прижимаясь ближе к Фэшу, который не отрывает взгляда от экрана телевизора, хотя мне кажется, спроси его о чем фильм — он и двух слов связать не сможет. — У него, скорее всего, сел телефон, — наверное, он этим хотел меня успокоить, но я лишь сильнее стала переживать: вдруг ему нужна помощь, а он не может дозвониться до меня? И что с ним вообще сейчас? — Голова у него села — батарейку бы заменить, — пробурчала, откидывая телефон в сторону — все равно от него толка никакого нет. — Я могу напомнить из-за кого, — шутить не получается даже сейчас, потому что и мне, и ему хочется спать, но это переживание за Норта заставляет сидеть на месте и питаться одним кофе, лишь бы не зевать время от времени. — Да, знаю, — злюсь на саму себя и, крепче сжимая в руках ткань покрывала, думаю о том, что не плохо бы позвонить в полицию и больницу, чтобы узнать, где его черти носят, но Маар попросил оставить это на него. — Он придет, — обещает Фэш, обнимая за плече, прижимаясь губами к виску, и я напряженно выдыхаю: плохо верится. Резко оборачиваюсь, едва не подскакивая на месте от возбуждения, когда слышу, как щелкает замок двери. Я не закрывала дверь — помню, боялась, что Норт может потерять ключи. Может, он вернулся?! — Без крика, — устало просит Фэш, лениво поднимаясь вслед за мной, а я быстро киваю ему и несусь в сторону дверей, хватаясь за ручку, скорее для того, чтобы не упасть и, поворачивая, открываю ее. Не скажу, что камень с плеч, но я, правда, рада его видеть целого и, кажется, невредимого, но видеть его пьяного в стельку я бы отказалась. Сзади слышится тихий смех Драгоция и, оборачиваясь на него, замечаю, как он разводит руки в стороны, мол, он не виноват. А вообще, я не должна удивляться его состоянию — довела парня. — Может, поможешь? — невзначай указал на Норта, и то, что во мне всего лишь пятьдесят семь килограммам идиотизма, а в Норте больше семидесяти, и одна я с ним точно не справлюсь. — По-моему, у меня выбора нет, — слабо улыбается, и я пожимаю плечами, соглашаясь с ним. Норт уперся головой в стенку и, держа руку на стенке, чтобы не упасть, кажется, уснул. Ну хоть сегодня ругаться не будет, да и завтра тоже — самому кричать не захочется. А вот я завтра буду бегать, пытаясь загладить свою вину. И, кажется, превращусь в личную горничную и повара в одном флаконе. Хотя какой из меня повар? Фэш попытался помочь брату, но тот что-то нескладно промычав лениво отмахнулся от него рукой, и сам, подняв голову прошагал в квартиру слегка покачиваясь. — Хочу спать, — выдохнул Норт, облокачиваясь о шкаф в коридоре, пытаясь стянуть кеды с ног, — и пить… и ругаться, — я усмехнулась и хотела подойти и помочь, но меня также, как и Драгоция, остановили, точнее, отмахнулись рукой. — Ну, на последнее у него есть все права. Да, Василис? — Драгоций издевательски дернул губами в подобии улыбки, подвинул ногой кеды брата в сторону, чтобы тот не грохнулся или не оступился. Закатив глаза, я прошла за братом, который, дойдя до дивана, рухнул на него и закутался в плед с головой. Выключила звук телевизора, а затем, подумав, и сам телевизор. Кто знает, вдруг именно поэтому он с головой укрылся. — Ну хоть живой, частично, конечно, но все же… — Фэш, — осуждающе взглянула на Драгоция, — он же завтра до обеда проспит, — не знаю кому, наверное, самой себе пожаловалась и хотела выдернуть из-под Норта свой телефон, но он снова замычал, видимо, ему было на нем удобно спать. — Он завтра покричит, расслабься, — посоветовал, обнимая со спины, и я с тяжелым вздохом согласилась. — Сегодня кричать буду… — пробормотал голос брата из-под пледа, а затем выглянула его лохматая голова с красными и заспанными глазами, — ты, Огнева, дура, вот! — и затем напряженно замер вглядывался в ковер, и я, порядком, задумалась о том, не курил ли он чего лишнего, — оба вы дураки… — он поглядывает на Драгоция, морщится, — оба… но вы как бы мои друзья и ты… моя сестра, — Фэш сдавленно смеется, — вы лучшие дураки, которых я знал. — Знаю, — снова согласилась, и Норт неспешно кивнул, — я — дура, и я угробила свое будущее, угробила все твои старания, родителей и разочаровала тебя — я все это знаю, Норт, и я, правда, не против поплакать. Но… ведь ничего еще не потерянно? — с неким намеком взглянула на Норта, а затем на Фэша, последний помялся, но неуверенно кивнул. — Так просто не отмажешься! — предупреждает брат и устало падает на подушку головой, — учиться тупо — да? Только дураки учаться — да? А потом эти дураки такие деньги зарабатывают... а ты полы мыть будешь, потому что ни черта не знаешь и не учишь… — Да понимаю я его, — бегло согласилась, потому что выслушать его надо было, но ничего нового, что я не знала он бы не сказал, — я все понимаю, Норт, правда… я пойду в школу и буду учиться, я как бы все еще мечтаю о домике на берегу Филипинских островов и пить вино, глядя на закат, и я все еще мечтаю быть адвокатом. Честно, Норт… Кажется, оба не верят, на что я лишь закатываю глаза и накрываю Норта пледом с головой, тот сдавленно хохочет и тихо соглашается со мной, и, кажется, засыпает. — Ты правда веришь во все это? — язвительным шепотом интересуется Драгоций, и я не спеша киваю. Папа говорил и часто говорил, что дурочки с такими амбициями ничего не достигают, потому что считают, что все их мечты сбудутся, что они особенные и ни черта для этого не делают. Я всегда считала, что я не одна из них, что я сильная, смелая и умная, а как оказалось — я полная дура. Над Дианой никто не смеется и не считает ее задротом, над Марком тоже, они не помешаны на учебе, не являются теми, кто живет лишь в интернете и своих играх, они учатся, смеются со всеми. Для того, чтобы быть интересным не надо прогуливать, курить, пить, не надо все этого, надо просто начать общаться, а не считать, что однажды ты вырастешь и у тебя будет все, что ты захочешь. Пока сам не начнешь что-то делать, ничего не сбудется. Только идиоты верят в бесплатный сыр. Все мы, так или иначе, бежим в этот чертов четвертый туннель, но вот кто и какой дорогой — это большой вопрос. — Сумку мне отдала Диана, — тихо говорит Драгоций, уже обуваясь в коридоре, пока мой брат устроил ночлежку на диване. Я поджимаю губы и, старясь делать вид, что мне все равно, и меня она не волнует, ведь мы больше не подруги, но я зябко веду плечами назад, морщась от мурашек, что бегут по коже. — Спасибо ей, — хмыкаю, опираясь плечом о косяк двери, оглядываясь назад на гостиную, где спит Норт. — Помирились бы, — предлагает, заламывая бровь вверх, и я фыркаю, качая головой, мол, безнадежный случай, — вы дружили одиннадцать лет — это срок, — добавляет и, запихивая шнурки в кеды, выравнивается в росте. "Тринадцать", — добавляю про себя и со вздохом качаю головой, мол, он прав. Он наклоняется и целует меня в лоб, а затем в губы и просит позвонить, когда Норт придет в себя и обещает сказать Римме, что с ним все хорошо. Я без слов киваю и закрываю за ним дверь. Пара минут думаю над его словами и, проходя на кухню, сжимаю в руках свой телефон, думая, что мне делать — в школу я уже не вернусь, остался месяц, и меня точно переведут в другую, с Марком мы точно не сможем общаться. Но Диана, она ведь с Мааром… и… В трубке пошли первые гудки. Сильнее сжала телефон в руках, надо же как-то создать этот счастливый конец. — Алло, Диан, — голос срывается, и обреченно ударяю себя по лбу рукой: час ночи — она точно спит, а я тут со своими извинениями. — Привет, Белка, — ее голос звучит подозрительно бодро и даже как-то виновато, — я не хочу спать, совсем. — Я тоже, — тихо смеюсь в трубку, прижимая ее ближе к уху, облегченно выдыхая — все не так плохо. Как-то так получилось, что я любила Фэша Драгоция и искренне ненавидела своего учителя французского языка. Самое удивительно, что это один и тот же человек.