Мой "любимый" Француз

Сжимая в руках ткань ещё крепче, я, стараясь как можно незаметнее для француза рассмотреть его, но будь прокляты слёзы, которые застилают взгляд и я не могу этого сделать, но так интересно. И суть не в красоте. Мне просто интересно, какой он на самом деле. Ведь человек не может быть таким идеальным. Таким чутким и понимающим. Это всё не правда, все люди жестоки и не справедливы, это я уяснила ещё давно, но… он же срывает все мои устои, одним своим появлением в моей жизни. Из—за него, я стала чаще подаваться глупым чувствам, которые привыкла скрывать от людей, чтобы не быть выставленной на посмешище. Эти правила заложились после смерти родителей, именно тогда я впервые увидела как пил брат, я помню всё до единой детали. Помню, как мы вместе боролись за моё право остаться с ним, как я притворялась тихим и спокойным ребенком перед госслужащей. А он ответственным человеком… Все было так давно, и даже сейчас смешно это вспоминать, и именно поэтому я не верю в честность людей. Норт всегда все говорит мне на прямую, пусть обидно, но он редко врёт и льстит, но временами бывают у него перепады настроения, что не скажешь о Римме. При воспоминании о последней, я всхлипываю ещё раз, стараясь это делать как можно тише, чтобы не нарушать тишину, и не раздражать его своими слезами, ведь я не знаю, как он отреагирует на всё это. — Двадцать пять минут,— выводит итог он, ещё раз посмотрев время на телефоне, и сердце замирает на доли секунду, осознавая, что брат точно не придёт, не смотря на обещание учителя. Кусая губу, и сильно сжимая запястье в руке, я снова отвлекаюсь на боль, чтобы не заплакать. Но мысленно уже перебираю школы, куда меня могут взять. Хотя всё ясно, этой школой станет закрытый лицей. — Не переживайте,— он так же мягко улыбается, но насмешка и ирония проскальзывает в его словах и взгляде, когда он останавливает свой взор на моей руке. Недоверчиво приподнимая бровь, искажая губы в ухмылке, он снова сморит на меня. И не удержавшись, я всхлипываю. И губы снова дрожат, хотя причин реветь нет, но это же я. Я даже сейчас не могу объяснить своего поведения. — Да с чего вы взяли, — шмыгаю носом вновь, и сжимаю запястье сильнее, пока оно не начинает пульсировать, и я не сжимаю зубы крепче. Таинственная улыбка пробегает на его губах, и он откидывает голову назад на кресло, и бормочет что—то себе под нос, поглядывая на экран телефона. — Я на минутку,— уверяет он, подскакивая на кресле, растерянно проводя руками по волосам, поспешно, как мне кажется, скидывая и набирая номер ещё раз, прилаживая трубку к уху,— жди! – предупреждающе кидает он, и я сама не замечаю как вздрагиваю и выравниваюсь, и дверь с хлопком закрывается оставляя меня одну. Первое что я делаю – это разжимаю и слегка дёргаю рукой разгоняя пульсацию, а затем кидаюсь в сторону дверей, доверительно прижимаюсь ухом к двери, осматриваясь по сторонам, и надеясь, что успею потом добежать до стула, но пропустить такой момент как его важный разговор, я просто не могу. Вдруг важная информация раскроется. Мысленно хорошо выругиваюсь, когда понимаю, что двери слишком толстые и до меня долетают лишь редкие фразы, и я не могу сконцентрироваться на не одной из них, но ловлю каждое слово, пытаясь собрать логическую цепь, по которой следую. — Нет, Захарра ,— шипит он, не то что громко, но я слышу, как он то говорит, и вот теперь интереснее. И кто же эта «Захарра» небось, девушка, или жена. Я пораженно прикрываю рот ладонью, поражаясь мало того той реакции, что у него есть жена, а он там с Резниковой переписывался, и кажется не только… вот и идеал, блин! — Захарра! – срывается он на крик,— нет я не могу приехать, — шепчет он опираясь о дверь, и я испуганно отскакиваю от неё, но позже понимаю, что он её не открывает, а лишь устало выдыхает. Озлобленный и не менее раздраженный рык, и я осторожно прислушиваюсь к его разговору. — Какие к чёрту девушки, Драгоций? – устало говорит он. Держите меня… он и в правду женат. Ноги слегка немеют, а руки начинают трястись, словно в мондраже. Мне срочно нужны сигареты. Но думаю сейчас не время: бежать за упаковкой и начинать поочередно их выкуривать, да и интересно, в конце концов. — Я в школе… да, ученица тяжелая,— насмешка, и ещё один выдох, и его голова слегка ударяется о дверь, и я медленно пячусь назад, рассчитывая за какое количество секунд, смогу сбежать обратно на кресло,— Какие к черту бананы. Ты их терпеть не можешь,— тихо смеётся он. Двигаясь ближе к щели двери, где всё слышно ещё лучше, я молюсь, чтобы он сказал как можно больше. И я узнала хоть что—то полезного, кроме того, что он не так и идеален… красивый парень, и вот какого чёрта он женатый?! Дядюшка Люцифер за что?! Почему отнимают всё самое лучшее, хотя с чего это вдруг я решила, что если бы у него не было бы жены, он бы посмотрел на меня, но ведь с Маришкой переписывался… или нет? Но с мыслями мне справится не дали, убивая следующей фразой: — Если она сейчас выпрыгнет в окно, то я тебя лично придушу и плевать, что ты беременна,— шуточно пригрозил он, а вот мне совсем не до шуток было. Приложив ухо ближе к двери, я лишь слышала теперь бормотание и, кажется проклятья. — Все иди, мучай холодильник я скоро,— в такой же шутливой форма пообещал он, а я сообразила, что мне пора кидаться в бега, потому что меня сейчас поймать могут, и ближайшее место, которое оказалось ближе ко мне. Оказался его стул. Рассчитывая, что потом что—то придумаю, перепрыгиваю через ручку стула, и сажусь на него, в тот момент, когда открывается дверь и в кабинет заходит Драгоций с улыбкой от уха до уха, а я судорожно соображаю, что ему сказать, почему я сижу в его кресле, и, краснея кусаю губу, прижимая руки к юбке, и не двигаюсь, задерживая от страха дыхания. Его бровь резко подлетает вверх недоверчиво касясь на меня, а точнее на мою фигурку в его кресле. И ладони быстро потеют от стыда и страха, ведь я так ничего и не придумала, и вообще вряд ли я должна, что—то придумывать потому, что он… да он, он беременной жене изменяет… наверное. Не знаю я, но могу точно сказать, что теперь моё мнение о нём резко поменялось, ведь нельзя так. Она его, наверное, любит,а он по Резниковым шляется. Хотя сама хороша, достаю человека, у которого и так проблем хватает. Ой, дура же я! Ой, дура! — Василиса,..— с запинкой произносит он не зная, что ещё сказать, глядя на меня подходя к стулу,— ваш журнал в кабинете директора,— добавляет он с иронией в голосе, покручивая телефон на ладони, на который мой взгляд возвращался раз за разом. Интересно, а какая она. Тоже блондинка, или брюнетка? И вообще, почему ему только двадцать, а он уже женат? А может любовь такая… голова уже скоро болеть, от этих вопросов будет. Хотя приятно осознавать, что я была права, что идеальных людей не бывает. — А я не за ним…— торопливо отговариваюсь я, сжимая ткань в руках, хотя она медленно скользит, по рукам, и я снова вздрагиваю. — Да ну,— ехидно пропел учитель, снова издеваясь надо мной, словно зная, что ответить я ничего, не могу ему, потому, что из головы вылетают все мысли и привычные подколы, когда поднимаю взгляд на его глаза. — Да,— бурчу, и склоняю голову ещё ниже, мысленно запустив в него тем самым журналом, но до меня быстро доходит, что он может, рассказать заучу, что я искала журнал, чтобы исправить оценки, вот тогда не отверчусь. — Хватит ломать комедию, и сядьте на своё место,— просит он, явно окрыленный после беседы с этой Захаррой, что даже не кричит, хотя он редко кричит, и кажется, вообще не кричит. — Это скорее трагедия,— упрямо складывая руки на груди, проговариваю я, всё ещё сидя на месте удобнее устраиваясь на нём. — И почему же,— интересуется учитель, повторяя за мной складывая руки на груди, лукаво улыбаясь, так что на щеках выступают милые ямочки,— а вот лично мне, очень смешно,— уверяет он, поправляя очки на носу. — А оказывается вы не такой хороший как я думала.— снова пробурчала я, утирая рукой слёзы с глаз, которых уже не осталось. — Даже так,— смеётся француз, и это не похоже на иронию или сарказм, его просто рассмешили мои слова, — а вы думали я хороший, даже когда ставил вам двойки,— не переставая улыбаться, спрашивает он, лукаво прищуриваясь, не спуская с меня взгляда. Насупившись хмуро взглянула на него, осознавая, что он снова попал в точку, что я его считала хорошим и правильным даже когда он мне ставил двойки, хотя ведь было за что… — Идеал блин,— насупившись, выдаю я, услышав ещё один смешок со стороны учителя. — Неужели,— едко коментирует и обходит стол, становясь напротив меня, присаживаясь на край стола, растягивая на лице заинтересованную улыбку,— то есть вы считаете, что я… — замолкает, и тяжело выдыхает, — кхм… идеал по вашему? – насмешка, снова насмешка в голове, и я стремительно краснею, не зная, что ответить продолжаю комкать ткань, впиваясь ноготками в руки, отвлекаясь, чтобы не краснеть, вот и надо было такое сказать? — Ну а что нет, что ли,— смущённо бормочу, и даже на боль отвлечься не получается,— вы весь такой до тошноты правильный,— я специально подношу ко рту два пальца, показывая насколько мне он противен. — Я?! – искренне поражается он, хотя лукавый блеск в глазах, выдает его с головой, — Василиса я далеко не идеален,— усмехается он, уверяя меня в обратном, что—то мне в это с трудом верится. — У вас не единого недостатка нет, между прочем,— бесстрастно отвечаю я, заинтересованно поднимая на него взгляд, ведь всё же интересно скажет он или нет, про Резникову и свою жену, или к его «достоинствам» можно и вранье приписать?.. — Есть у меня недостатки,— кивая головой, говорит он, отлаживая очки в сторону, разворачиваясь в сторону окна,— как и у всех людей,— мрачно усмехается он , что—то ещё раз пробормотав себе под нос. А всё—таки ничего не сказал про жену,… хотя с чего он должен делиться со мной этим фактом… не знаю. Но можно было бы, что—то по существеннее ответить. — Не уверена,— презрительно фыркаю я, недоверительно косясь в сторону, не спуская взгляда с его фигурки у окна,— вот скажите и я поверю,— пошла в наступление я, не скрывая хитрой улыбки на лице. — Давайте так,— произносит он, разворачиваясь ко мне, так же сверкая радостным оскалом,— я говорю вам свой недостаток. А вы учите мой предмет,— он протягивает мне руку, заманчиво прошептав эти слова почти у самого уха, и снова начинаю медленно покрываться краской. — Точно скажете? – опасливо интересуюсь я, не спеша пожимать его руку, хитро поглядывая в его глаза, пропуская мимо тот факт, что он сам скалится, сдерживая широкой улыбки. — Точно,— шепчет он, уверяя меня, и я ещё раз осматриваю его ладонь, раздумывая над его словами, ведь считай я за правду, свободу продаю. Теряю я и так не много если учесть, что Норт точно накажет, да и правда куда интереснее, я неуверенно вкладываю руку в его широкую ладонь, сдерживая себя, чтобы не вырвать её, и снова начать алеть, но переборов себя и свой страх пожимаю его руку, кусая губу, чувствуя как по телу пробегаются лёгкий разряд тепла и холодка. Даже сердце начинает биться быстрее, и самой начинает казаться, что Диана была права, когда озвучивала свою версию, моего отношения к учителю. — Теперь вы не отвертитесь, Огнева. Ой, не нравится мне эта улыбка и этот шёпот, такое ощущение, что я ему душу продала, а особенно мне не нравится этот его тон, нет ну точно дьявол… особенно этот шипящий тон, интересно а у него рожки не пробиваются, хотя я не против потрогать хвост… Тьфу, о чём я только думаю! — Да—да, проходите, Нортон,— слащаво говорила завхоз, открывая дверь, заставляя меня отскочить от учителя опасаясь, что нас снова может кто—то увидеть в таком положении и стремительно покраснеть. Драгоций тоже слегка отшатнулся назад, проводя рукой по волосам от неловкости, опираясь о край стола, не поднимая на меня взгляд, так же как и я на вошедшего в кабинет брата. — Я вас оставлю пока, а то у меня урок,— ещё раз подарив брату лицемерную улыбку, она скрылась за дверью, так же резко, как и появилась, кинув на последок,— я скоро подойду,— пообещав это за ней закрылась дверь, а я успела на последок показать ей язык, воздержавшись от некультурного жеста рукой. Брат, сложив руки на груди, принялся терзать меня требовательным взглядом. Сжимая губы, как всегда делает, когда зол. И так, сейчас или меня будут бить, или будут на меня орать, и если честно меня не устраивают оба вариант… — Норт, ты же знаешь как я тебя люблю,— уверенно начала я, натягивая на лицо милейшею улыбку, и умилённый взгляд, словно надеясь, что это поможет. Со стороны учителя послышался сдержанный смешок, и тяжелый вдох успокаюваший смех, привлекая внимание как моё, так и брата. — Драгоций? – удивлённо произнес Норт, непонимающе моргнув пару раз, для наглядности ещё раз осмотрев моего недо—учителя. Я что—то не догнала, они что, знакомы?... Чувствую я завтра точно сесть не смогу… — Ты что тут делаешь? – недоверчиво осматривая учителя, брат прошёл слегка вперёд, протягивая ему руку. — И тебе привет, Огнев,— снова эта насмешливая улыбка, и он пожимает руку брату, всё ещё флегматично осматривая его. И так, сейчас в моей голове сложилось две чёткие мысли, либо они знакомы, и ненавидят друг друга, тогда надо мной точно будут издеваться оба, или они тоже знакомы, но более менее общаются, но тогда тоже будут издеваться вдвоём, и мне по душе больше первый вариант. Потому что двух вечно смеющихся приколистов я не вынесу, а у Норта большой словарный запас, как и у француза. — Так, что ты тут забыл,— переспросил брат, и я только хотела вернутся на своё место, как брат послал мне такой взгляд, что я наверное ещё неделю не забуду этот калящий взгляд,— сиди, — прошипел он, что мне ничего не осталось, как просто сидеть, и ёрзать на месте, мысленно убивая свою надежду. — Я тут как бы учитель,— слегка морща нос, сообщает Диаманыч, и я мысленно усмехаюсь над словом «как бы». Ну он действительно на учителя не похож, что угодно, но не учитель, и это я поняла уже давно, начиная с того момента как, он оскорбил, между прочим мои любимые шорты, а они на минутку, стоили как половина зарплаты Норта, я и сама не помню как уговорила его их купить. — Так это и есть тот самый практикант,— задается вопросом брат, поворачиваясь ко мне, не обращая внимание на удивлённую улыбку учителя, и я видимо снова краснею, и пускаю голову вниз, потому что со стороны снова послышались смешки. — Ага, — сдавленно мычу, стесняясь поднять на них взгляд, и что—то не особо мне хочется, чтобы учитель принял на свой счёт то, что я про него рассказывала брату, но ничего уже не поделать, и сейчас придётся снова краснеть, так, что помидоры начнут мне капитально завидовать. — Мне уже поведывали про твои приключения,— издалека, начинает брат, не спеша к самой проблеме, медленно потирая руки, и я ещё крепче сжимаю ноги, поджимая губы, зная, что такой жест не приведёт ни к чему хорошему. — Но теперь мне хочется услышать это из первых уст,— продолжает брат, хмыкая, разворачивая голову в сторону учителя,— как вы думаете, во сколько мне обойдётся ремонт кабинета химии, и стены школа. А, Фэшиар Диаманович?— вполне серьёзным тоном произносит брат, складывая руки на груди, делая вид, что меня здесь нет. — Знаете, Нортон,— учитель, перенимая его игру, задумчиво произносит для большей наглядности потирая пальцем подбородок,— я не знаю, что произошло у юной Огневой с кабинетом химии,— медленно произносит он, и улыбка едва пробивается на его губах,— но стена школы не так капитально пострадала, в отличие от моей психики,— сообщает он это таким уверительным тоном, что я крепче сжимаю зубы, и снова впиваюсь ладонями в складки ткани, сдерживаясь, чтобы не оставить на его лице «макияж» ведь и без фонарика потом ходить можно будет. Улыбаясь от собственных мыслей я не замечаю как брат с Фэшиаром не спускают с меня внимательного, и лукавого взгляда, словно требуя ответов, хотя почему «словно» они и так ждут, когда я начну оправдываться. — По — моему она проглотила язык,— выражает мнение Норт,— вы согласны со мной, Фэшиар? – интересуется он передовая ему ручку со стола. — А по—моему ей стыдно,— выносит вердикт Диаманыч подпирая голову рукой,— вы разделяете моё мнение,— снова травя меня этим требовательным взглядом, продолжают потешатся эти двое. «Всё—таки друзья» — с сожалением осознаю я злобно зыркая на них из под чёлки, и словно по команде на лицах обоих расцветают широкие нахальные улыбки, словно они этого и ожидали. — Я случайно,— пожимая плечами, произношу, и стараюсь улыбнутся как можно невинее, но брат лишь опираясь на стол, так же широко улыбается, легко кивая учителю французского. — То есть ты случайно разлила щелочь на стол в кабинете химии, случайно разукрасила стену школы, соверше—е—енно случайно получила выговор? – издевательски протягивает Норт,— так? Или ты у меня лунатик и ходишь во сне? Растерянно моргнув пару раз я сначала вообще не уловила, смысла его слов, переводя непонимающий взгляд с учителя на брата, пока она не начали смеяться в голос. И какой он брат после этого? Предатель, одним словом! Ничего, сам посуду потом мыть будет! — Подумаешь, двойка,— фыркаю я, гордо поднимая голову вверх, перекидывая ногу через ногу, демонстрируя то, что мне на них всё равно. — Как двойка,— смех резко прекращается, и растерянный голос брата заседает в моей голове, и я мысленно хорошенько ударила себя по лбу понимая, что снова ляпнула лишнее, и вот почему язык работает быстрее, чем голова. — Какая двойка,— медленно приподнимаясь со стула, я снова начинаю изображать дурочку делая круглые от удивления глаза, что я тут не приём,— ты вообще про что? – отходя на безопасное расстояние, продолжаю я, обходя стул и стол учителя. — Какая двойка, Огнева?! – срывается брат, и сердце медленно сбегает в пятки, и я думаю, что и мне пора сматываться, но ноги словно приросли к месту, под этим взглядом брата. — Ты вообще про что? – искренне удивляясь я делая шаг ещё назад, а он шагает на меня,— и вообще географичка меня обожает,— уверяя я дополняя ответ тем, что киваю голой, но по—моему получается не очень убедительно. — Ну все, я тебя точно когда—нибудь выпорю,— грозится брат, и кажется лишь рука учителя на его плече его сдерживает, чтобы не кинуться на меня, или хотя бы наорать. — Ты только обещать умеешь,— легкомысленно кидаю я, и тут же осекаюсь понимая, что снова ляпнула,— мамочки,— испуганно шепчу я, делая ещё пару шагов назад, натыкаясь на шкаф, с грамотами, и пара медалей больно падает мне на голову, заставляя обиженно потирать голову. — Ничего, сейчас точно всю дурь выбью,— что—то мне даже поплохело, после такого гневного обещания, и я испуганно вжалась в шкаф, всё ещё надеясь, что здравый смысл победит. — Я не любитель сцен насилия, поэтому я подожду за дверью,— сдерживая улыбку мой последний шанс спасения скрылся за дверью, оставляя меня наедине, с тем, кто точно меня прибьёт, рано или поздно. Норт молчал, не сводя с меня взгляда, но его лицо медленно приобретало умиротворённое выражение лица, и он опустился на стул напротив меня, и я опасливо обошла его, всё ещё поглядывая на брата с украдкой, опасаясь за себя. А то ведь я могу снова, что—то не то сказать. Качает головой, что—то бормоча себе под, устало потирая переносицу, кинув на дверь косой взгляд, и я мимолётно обернулась, чтоб убедиться, что мы в кабинете одни. И я не знаю, что страшнее двойка или ремень с армейской пряжкой, Норт ведь как никак служил. — Василис,— медленно говорит он, беря мои обе руки в свои, когда я сажусь на стул, переводя дыхание,— мы же договаривались, что ты стараешься быть спокойнее, а я ничего не предпринимаю,— медленно выдавал информацию брат, и я снова краснею, и не от страха или злости, а от осознания того, что снова натворила столько дел, что он снова разочаровывается во мне и моих способностях. — Я помню,— склоняя голову вниз, сжимаю его руку ещё сильнее, вызывая на его губах лёгкую улыбку. — Мне правда не легко всё делать самому, но я стараюсь, чтобы у тебя было всё. Включая свободное время, как и у меня в школьные годы, но ты же стараешься всё перевернуть, и я не понимаю, может тебе плохо со мной, — он поднимает на меня усталый взгляд и внутри что—то колит, а в носу начинает щипать, и я понимаю, что меня просто задевают его слова. — Нет,— торопливо добавляю я, собираясь, возмутится, что мне с ним хорошо, и, что я, наверное, больше так не буду. — Тогда скажи, зачем ты всё это устраиваешь. Хочешь выделиться? Показаться, что у тебя все хороши? Скажи чего ты хочешь,— слегка потягивая на себя мои руки, не замечая этого, просит он, растерянно глядя мне в глаза,— просто объясни, что я снова делаю не так, что у тебя начинаются эти «приступы» или как там… — он снова тяжело вздыхает и отпускает мою руку. — Норт… — я осекаюсь и кусаю губу, когда снова ловлю его взгляд. — Василис,— отодвигая стул, начинает он, снова неуверенно проводя рукой по волосам,— я понимаю, что у тебя возраст и всё пройдет,— печально усмехается он своим мыслям и словам,— но я должен буду это сделать,— уверяет он, и строгости в его голосе можно хоть отбавлять, а я продолжаю не верящее смотреть на него, не замечая как губы начинают дрожать. — Ты не сможешь,— словно с пустоту сообщаю я, не веряще гладя себе под ноги, кусая губы. Чтобы снова не начать реветь,— ты не сможешь,— приговариваю я в пустоту. Пока по телу начинает бегать мороз, не смотря на то, что в кабинет довольно таки тепло. — Василис, он тебе не нужен, но я до последнего наделся, что ты одумаешься. Если это не прекратится. То я как твой опекун, имею полное право отменить подачу документов, и если честно,— он снова замирает со своими словами, и мне медленно начинает казаться как тоже солнце за окном уже и не такое яркое, как я считала на уроках, когда оно святила прямо в глаза, мир просто погружался в серость, и мрачность, но Норт продолжал: — Василиса, я не верю, что у тебя получится его получить,— втаптывая мои надежды окончательно говорит он,— можешь злиться. И обижаться, но грант это единственное, что я могу у тебя забрать, и я надеюсь, что ты будешь меня слушаться,— надежда всё же помелькает в его голосе, и он успокаивающе проводит рукой по волосам, и я уворачиваюсь от его руки, потому, что в какой—то момент мне становятся противны его прикосновения,— прости,— кидает он, и я отдаленно слышу как открывается дверь и в кабинет входит ещё кто—то. Я не верю… я не верю! Он не может этого сделать! Он не может! Он всё время мне говорил, что верит в меня, что у меня всё получится, что я сильная и я справлюсь, а получается врал, он всё время мне врал, уверяя, что я у него самая лучшая. Но зачем? Почему просто нельзя сказать правду. И я бы тогда не грела душу надеждой, что я, что—то могу, что на я что—то способна. Что я не такая и обычная, что я не как все, что у меня хоть что—то будет, что будет меня отличать от других! Но у меня нет ни—че—го, совсем! Лёгкая улыбка играет на губах, это просто начало истерики, которая придёт рано или поздно, которая уже пришла. Остается только рассмеяться. Как я всегда и делаю, но главное не реветь, плачут только слабые, а я сильная, мне всё равно на их мнение. Я всё смогу! Я Огнева! А значит смогу всё! И пусть все они горят, синим пламенем. — Конечно,— тот же пропитанный двуличием голос завхоза, который, что—то обещает брату, но я не вслушиваюсь, продолжая летать в своих надеждах.— Валентин Егорович, поможет вам, уверяю,— ещё раз приторно хихикнул её голос, даже отвратительно признавать то, что она заигрывает с моим братом, мне точно такими темпами тазик понадобится. — Буду благодарен,— а вот это голос брата, такой же двуличный, и мерзкий. — Тогда,— я уверенна она сейчас мило моргнула глазками, и ещё раз причмокнула своими алыми губами.— Огнева, вон из кабинет,— грубо кидает она, снова цокнув своими каблучков, выгоняя меня из кабинет,— и бегом к физруку! – требует она пока я медленно, протискиваюсь через них, ощутимо пихнув брата в плечо,— а Фэшиар вас проводит, — она ещё обольстительно улыбнулась,— а вас Нортон, я попрошу остаться. Господи сколько сладости в этом голосе, что меня даже тошнить начало! Молча шествуя за учителем, я крепче прижала к себе свою любимую сумку, мысленно продумывая, что мне теперь делать. Первым делом, когда приду домой я отыщу конверт со сбережениями, которые коплю на тот самый грант, а затем перепрячу, и если он действительно заберет документы, сбегу, и хрен потом меня он найдет! — И что с вами? – как и полагается нормальному парню, Драгоций открыл передо мной дверь, выпуская из этого здания, именуемого школой, на что я лишь презрительно фыркнула, и крепче уцепилась за ручку сумки. — А что со мной не так,— пускай грубо, но я хоть, что—то отвечаю, и улыбка, которая до этого святилась на его лице медленно спадает. — Как же быстро у вас меняется настроение,— и снова эта умиротворенная улыбка, которая начинает меня раздражать, и хочется ему что—то сломать, чтобы он перестал так улыбаться. Василиса Огнева, вдох выдох, и всё будет хорошо, ведь он просто учитель, и не больше. А вы снова его достаете! Вдох выдох, и всё буде хорошо, надо лишь успокоиться и принять тот факт, что моя жизнь в руках брата и учителя французского, который, кстати, не сказал мне одну важную деталь… — Кстати,— медленно начинаю я, задумчиво витая в мыслях, и не замечаю, как мы почти доходит до спорт зала, и он снова открывает передо мной дверь, пропуская вперед. — Мы уже пришли,— улыбается он, заходя вслед за мной в пустой спорт зал, по которому эхом раздаются наши шаги, и кто—то копошится в стороне кабинета физрука. — Александр,— проходя в сторону кабинета позвал учитель французского, и с кабинете, что—то упало, а затем появился учитель физкультуры, в джинсах и рубашке которую застегивал на спех, даже кроссовки на его ногах, заменились на лакированные туфли. — Ам—м,— я ещё раз флегматично рассмотрела учителя, медленно раскрывая и закрывая рот не зная, то ли комплимент выдать, то ли лучше промолчать, и не позориться. — Огнева, ты чего забыла? – удивлённо переспрашивает он, застёгивая на руках часы, и у меня всего два варианта куда он мог так собраться. Но оба касаются противоположного пола, но один мне, а второй ему. — Да тут, вот,— учитель французского тоже, что—то бормочет, не зная как сказать,— к вам привел, сказали вам в руки передать,— он махнул рукой на меня, и я не удержалась, закатив глаза, словно вещь какая—то, чтобы на меня так рукой кидать. — Чёрт,— сокрушительно взвыл учитель физкультуры, поглядывая на свои часы, явно куда—то спеша, и кажется, я ему точно здесь мешать буду. Кстати, а зачем я здесь?.. — Фэшиар,— может вы тут присмотрите за ней, мне позарест нужно! – и он ещё раз посмотрел на часы, тихо проматерившись себе под нос. Француз хотел возмутиться и что—то ему ответить, как физрук буквально сорвался с места,— буду должен, вот ключ, закроете потом,— поспешно говорит он, вручив в руки Диаманыча завязку ключей, пока тот растерянно хлопал глазами. — А чего мы тут—то делаем? – почему—то шёпотом поинтересовалась я, так же как и Фэшиар глядя на то, как только, что закрылась дверь за учителем физкультуры, и Александр просто исчез из нашего вида. — Стены будем красить,— горестно выдохнув, вынес вердикт учитель, пока мои глаза медленно округлялись от удивления, и недоверия к его словам, но его измученный внешний вид говорил совершенно о другом. — Какие стены? – удивленно моргнув поинтересовалась я, отцепив взгляд от двери, возвращая его на учителя,— я ничего красить, не собиралась,— я вращаю головой в знак отрицания, но он лишь хмыкает, покручивая ключи на пальце совершенно не слушая меня. — Какие стены!? – ещё раз крикнула я, отчаянно глядя как он разворачивается в сторону коморки, видимо в поисках краски,— вы меня слышите? — Мне интересно, чем вы слушали когда вам говорили, что вы будете своё творчество закрашивать,— недовольно прогудел он, вытаскивая из коморки два огромных ведерка с белой краской, который мы, кажется, будем закрашивать стены,— и не «мы», а «ты»! – участливо поправил он, вручив мне в руки валик, и ведро краски, и видимо последнюю фразу, я озвучила в слух — Чего?! – опешивши выкрикнула я, оторопевши, переводя взгляд,— не буду я ничего красить! – я опустила краску на пол, и сунула кисти и валик ему обратно. — Будете, Огнева, — растроенно шептал он, — и мне придётся с вами,— видимо и это было причиной его расстройства,— ну что, идёмте,— хмыкнул он, звякнув ключами ещё раз. — Ну нет,— умоляюще взвыла я, — я не хочу,— продолжала возвывать я. Но на него это не подействовало никаким образом, и он продолжал шагать в сторону выхода из спорт зала. — Ты идёшь или как?! – его голос донесся уже с той стороны площадки, и он всё так же продолжал наматывать на палец ключи. — И когда мы уже перешли на «ты», — тихо бурчала себе под нос, чтобы он не услышал не хотя бредя за ним,— иду! – громче выкрикнула я, догоняя этого недо—учителя. … Ставя краску на траву около стены, он ещё раз с сожалением осмотрел сначала стену затем меня, и вручил в руки эти ненавистные мне кисти, и молча, указал на стену с надписью. Горестно вздохнув как можно громче, я пыталась привлечь его внимание снова, чтобы он мне хоть помог. Вздохнула ещё громче, но не единый мускул на его лице вновь не дрогнул, и он продолжал пусто смотреть в свой телефон, набирая сообщение, а потом снова его стирая. — Не выдыхайте, а красьте,— предупредил он, не отрывая взгляда от своего телефона, вгоняя меня в краску вновь,— чем вы быстрее закончите, тем быстрее мы оба отсюда уйдём, — сделав акцент на слове «вы», он что—то снова написал и отправил, улыбнувшись ещё шире, и как бы я не пыталась заглянуть в его телефон, у меня не вышло. — Кстати,— снова с далека начала я, напоминая ему про наш спор,— а вы ничего не забыли,— хитро улыбаясь, раскрывая краску от запаха которой, у меня резко начала кружится голова, пришлось слегка опереться рукой о стенку, никогда не любила этот запах! — И что вы хотите услышать,— приподнимая соболиную бровь вверх, он уставился на меня, даже телефон в карман убрал, наверное, своей жене писал… какое слово—то противное! — Ваши не—до—ста—тки! – чихнула я и пнула ногой это чертово ведерко, под флегматичный взгляд учителя, и уселась на траву, сложив ноги, рассчитывая, что потом всё быстро докрашу, а сейчас мне интереснее послушать. Он проводил меня странным даже каким—то презрительным взглядом как я сажусь на траву около стены. — Тут ходят люди,— с запинкой проговорил он, хотя я ещё раз убедилась, что людей на улице почти нет. —И что? – я легкомысленно пожала плечами,— я же не голая тут сижу,— хмыкнула я, и тут же осеклась, снова понимая, что язык сработал быстрее и начала краснеть. — Ну в принципе да,— он с натугой но сел так же как и я ещё раз оглянувшись по сторонам, какой стеснительный наш учитель. Мнение людей дороже своего… и это он ещё будет мне морали читать. — Я жду,— склонив голову на бок, я внимательно вгляделась в его глаза, подавшись слегка вперед, чтобы лучше слышать и видеть, и будь уверенной что он не врёт. — А вы знали, что мило краснеете? – лукавая улыбка слегка играет на губах, и я поджимаю губы, противясь желанию, улыбнутся как дурочка, и смущённо отмахнуться рукой. — А ещё я мило умею бить правый хук, так, что не слезайте с темы,— так же мило улыбнувшись продолжала я скидывая под его слегка оторопевший взгляд свой пиджак. Жаль ведь если заляпаю краской, да и балетки жаль, которые отправились в след за пиджаком. — Ну—у—у,— он задумчиво потёр голову не зная говорить мне или нет,— в общем,— он откинул голову назад на стенку, прикрывая глаза складывая руки в замок, выражая полную отдачу мыслям: — Три года назад, за полгода до окончания школы. Я был почти таким же, как и вы… — мои глаза медленно расширялись вместе с его словами, а на его губах играла легкая ностальгическая улыбка,— я не был бунтарем и подобным им, я просто очень сильно любил рок… а ещё,— он замолчал, потирая переносицу напрягая свою память: — "Я искал, что—то более тяжелое и вместе с тем достаточно мелодичное. Нечто такое, что в корне отличалось бы от хэви—метал и обладало бы совершенно другим отношением к миру", — на выдохе процитировал он, и вот теперь я была готова грохнуться в обморок, в самый что не на есть счастливый обморок. — Я в шоке,— это единственное что я могла сказать после этой цитаты, и вспомнить сколько раз я её слышала, сколько учила, и до сих пор её помню,— Курт Кобейн,— прошептала я одними губами. — Ага,— он легко улыбнулся, кинув в мою сторону короткий взгляд,— он был моим любимым певцом, включая его группу,— тяжелый выдох и его губы медленно отпускают улыбку, а лицо мрачнеет. — И вы как он? – ужаснулась я приложив ладонь ко рту, на секунду посмотрев на учителя с другой стороны, а в голове просто не укладывался тот факт, что этот (не буду этого скрывать) симпатичный, парень, мог вести образ жизни подобный своему кумиру, ну и моему заодно. — Василиса,— усмехается он, и я слегка передергиваю плечами от странной дрожи по телу, — вы ведь не такая глупая и понимаете. Что я просто любил его песни, и я просто участвовал в других рок—группах, может пил и курил, но совершенно не был готов, да и не хотел пробовать, что—то другое, — он качает головой выражая свое отрицания,— я был не так глуп, и понимал к чему это приведёт,— пусто говорил он. — То есть вы играете? – я заинтересованно уставилась на учителя не сводя теперь с него взгляда, и желание узнать о нём, начало расти всё быстрее и быстрее, и по скорее переводила тему аморального поведения. А то кто знает вдруг, он собьётся и начнёт причитать про наркотики и их вред. — Я знал все его песни наизусть, и естественно, я только ради этого научился играть на гитаре,— снова эта лёгкая непринуждённая улыбка, и спокойствие на лице. — Вы что знаете его песни в оригинале? – лицо медленно вытягивалось от удивления к человеку, которого ещё вчера считала жутким снобом. — Вас сейчас только это интересует,— насмешливо протянул он, выгибая левую бровь, лениво поворачивая ко мне взгляд, на что я лишь пожала плечами. — То есть вы знаете и английский,— после моего вопроса последовал лаконичный кивок. И мой восторженный и завистливый выдох, заставляя его снова насмешливо улыбнуться. — Я выучил все его песни, просто, чтобы самому себе доказать, что я тоже что—то могу, я два месяца убил на одно произношение, сестра с отцом в обморок падали когда на кухню заходил парень с пирсингом и татуировкой на спине и говорил на английском, как на своём родном языке,— нет вру, вот сейчас я точно буду падать в обморок! У него есть татуировка?! И был пирсинг! И это ещё я трудный подросток после этого, и теперь моё звание медленно падает, точно, надо срочно делать татуировку, да я и давно её хотела сделать, и тоже на всю спину, чтобы парни падали. Например, дракона, или змею… — Не нравится мне как ваши глаза блестят,— медленно говорит он, слегка приподнимаясь заглядывая мне в самые глаза. — Я тоже татуировку хочу,— мечтательно изрекла я, уде представляя взгляд Маришки, когда она её увидит, но на мой мечтательный тон учитель лишь рассмеялся, даже обидно стало. — Я сейчас жалею, что тогда сделал её,— снова смеется француз,— да и не нравится мне она больше,— пожимает плечами, и растягивается на траве закидывая руки за голову. — А вы мне ее покажите? – само вылетает из груди, и я не вижу ничего плохого в своих словах, да и порядком удивляюсь, что у меня хватило слов озвучить её. — Огнева, она на спине,— медленно с отдышкой произносит он, сдерживая смех, даже губы сжимаются, потешаясь над моей легкомысленностью. Я удивлённо моргнула, пока до меня доходил смысл его слов, и снова начала алеть, под его пристальным взглядом, хотя ещё пару секунд назад мне моя фраза не казалась такой глупой даже оправданной. — Так что вас заставило, кхм… поменяться,— посматривая на него из под чёлки, я начала перебирать складки в руках, не только от смущения и неловкости от своей просьбы, но и от желания как можно скорее узнать, что же поменяла такого как он. — Сестра,— легко говорит он, и закрывает глаза и на секунду пробегает паника и страх, что, но может прямо сейчас замолчать и больше ничего не сказать, испытывая моё терпение. — Ну—у,— не выдерживаю я, поторапливая его, но он не спешит ничего говорить, а всё так, же молчит с закрытыми глазами. — Какой была ваша мать, — неожиданно произносит он, резко раскрывая глаза, что я тихо вскрикивая слегка подпрыгивая на месте. — Я не хочу об этом говорить,— выдав заученную фразу, я слегка нахмурилась, потому что дело о таких интимных разговор не шло, да я и не обязана ему это говорить. — Вот и я не хочу,— кидает он снова закрывает глаза, не обращая внимание, на мой взгляд, который не спускала с него, хотя была разочарованно, что он не всё рассказал, хотя он и не обязан, ведь это тоже его личное дело, и может она тоже как мои родители, то есть нет её в живых, вот он и не хочет об этом говорить. — Ясно,— горестно выдыхаю я, поднимаясь с земли отряхивая колени от земли, и пятую точку, которая точна вся в земле,— буду красить,— я все ещё с украдкой поглядываю на него, надеясь, что он хоть после этого, что—то скажет. Но он молчал, закрыв глаза, и его лицо изредка менялось, жаль только, что я не умею читать по глазам, и наверное никогда не научусь, поэтому буду красить стенку. Ещё раз, вздохнув, я снова открыла ведерко. И обмакнула в него валик… Наверное, Диана была права, когда говорила, что иногда надо просто высказаться… — Она была рыжей, как я,— я говорила едва слышно, делая первые штрихи, краской покрывая стену белым, скрывая свое творение. Он дернулся и непонятливо посмотрел на меня, слегка щурясь, натыкаясь на яркое солнце, и, чтобы от него скрыться, приложил ладонь ко лбу, посмотрев на меня ещё раз, но я просто его игнорировала, продолжая говорить: — Маме едва исполнилось тридцать восемь, она была рыжей, и папа всегда называл её «лучик солнца в его серой жизни», она хихикала и принимала это за лесть, но мы с братом знали, что это так,— я снова опустила валик в ведерко, и сделала ещё линию замирая на половине пути,— она была действительно красивой и идеальной,— опускаю валик в краску и провожу ладонью по глазам, собирая слёзы, чтобы не плакать вновь: — Отец купил путёвки в Париж, мама всегда мечтала съездить на родину пьесы «Натер Дам Де Пари», но они не долетели. Самолёт угодил в турбулентную зону и… всё, этого хватит,— отрезала я, поднимая этот чертов валик, больше не желая погружаться в эти воспоминания, которые и так тяжело даются. — Я понял, что она начала повторять за мной,— теперь была очередь откровения Драгоция, который снова закрыл глаза, подставляя лицо под солнечные лучи,— я понял, что она подражает мне. Вечный рок из ушей, черная одежда. Сигарета в руке. У меня хоть есть тормоза, а у неё их нет, она их просто не имеет. И я стал, меняется на удивление отца, и Захарры, но она не изменилась. Было просто поздно… Переводя дыхание, он ещё пару секунду молчал, складывая мысли в голове. А я так и замерла, не делая движений слушая его тихий голос, который можно было скорее перепутать с тихим ветром, нежели голосом. — Она просто влюбилась в того, которого называла «домашним мальчиком», просто влюбилась, а он не замечал её и она начала меняться… И я понял, что не смогу её изменить, как бы не наказывал, её сможет изменить лишь тот чьё мнение будет приоритетным. На этом наш диалог закончился, он молчал, а я, молча, красила, и в голове складывалась та самая картинка… я не она, а значит, не поменяюсь, хотя кто его знает…