Мой "любимый" Француз

Дура! Господи, какая я дура… опозорилась перед всем классом, и понимаю, что теперь мне просто силы не хватить туда зайти и что—то высказать, да и что сделать: зайти и извиниться!? Размечтались! Порог этой школы я переступлю только в том случае если в нее меня затащат родители… Мамочка… я хочу к тебе. — Плевать, — выдыхаю я, расправляя плечи, хотя в глазах противно щиплет, и слезы катятся по лицу, смывая весь макияж, и для чего я старалась? Кому, что пыталась доказать? Самой себе… так вот я доказала всему классу, что я дура, а еще завтра об этом узнает мой брат, и я буду молить бога чтобы меня не выгнали со школы! В голове всплывает настойчивая мысль, взять в руки пачку сигарет, но лучше я их просто еще раз выкину в окно. Или… или сделать так чтобы меня точно выгнали с этой школы? Но это будет самой бредовое, что я когда—либо делала. Проще сразу подписать смертный приговор! И забить на все! Все было не так плохо! Но я с какого—то перепуга решила, что мне надо выставить себя полным посмешищем. А ведь могла сидеть на уроке с четверкой и не ломать голову мыслью: что будет завтра! Потому что все было бы как всегда, а сейчас черт знает, что может произойти. И это не пугает! Хотя кого я обманываю, мне страшно, но это так… возбуждает! Я хочу узнать, что будет завтра, даже если завтра я навсегда распрощаюсь с этой школой! Но вот Диану и Марка я в ней тоже не оставлю! А сейчас надо просто взять пачку в руки, зайти в женский туалет умыться, а еще не плохо понять какой я отброс общества. И пока никого не попалось в коридоре, бегом двигаюсь в сторону женской уборной, где уже кидаю портфель на пол, поджигаю фитиль сигареты. И довольно жмурюсь, не беспокоясь о том, что дверь не запрета, как и окна, и что кто — то может быть в туалете. Как же хорошо. Все тело расслабленно, но, чертовы, слезы продолжают катиться из глаз, а ведь я обещала себе кидать курить, но продолжаю реветь и при этом в промежутках между всхлипами затягивать сигарету. И выпускать дым. Неуверенна, что со стороны, это смотрится круто и по – взрослому… да и какая разница мне до всех! Да все–таки он сволочь! Причем редкостная тварь. Такую еще поискать надо! И искать долго и нудно! Вот неужели ему даже не жаль меня? Вот чуточку? Не люблю когда жалеют, хотя иногда так хочется, ведь есть за что? Не у каждого такие проблемы… — Ненавижу. — выдыхаю я, откидывая сигарету в сторону, потому что неожиданно пропитываюсь таким омерзением к тому, что делаю, что меня едва не рвет от всего происходящего! Лучше бы я сдохла вместо своих родителей! Всем все равно плевать! Откидываю голову назад, чувствуя во рту горечь и привкус табака. Хватаюсь за край умывальника, пытаюсь встать, но в голове снова шумит, и встать еще тяжелее, но я упрямо пытаюсь это сделать, пока не сдаюсь. И в итоге просто подтягиваю колени к себе, проклиная все, что знаю, и вижу, убеждая себя: если сейчас выйдут все слезы, мне станет лучше. — Я был уверен, что ты ушла, — усмехается голос надо мной, и чей—то туфель прижимает к полу не догоревшую сигарету, и на секунды пролетает надежда, что это Фэш, но когда фигура проходит к окну, чтобы его закрыть, я понимаю, что ошибалась. — Зачем пришел, — сдувая челку с глаз интересуюсь, поглядывая на Марка, который молчит и едва улыбается, а затем присаживается рядом со мной. — Не хочу чтобы ты выкинулась из окна. Тогда мне придется переводиться в другую школу, — пожимает плечами Марк, снова пытаясь все обратить в шутку и я лишь фыркаю, утыкаясь ему в плече, тихо всхлипывая. Но делиться всем, что внутри накипело, не собираюсь. Еще неизвестно как класс воспринял мое поведение, но такое чувство, что Маришка определенно пришла к выводу: Фэш мне нравиться. — Он так сильно тебе нравиться? — неожиданно спрашивает Ляхтич, обнимая меня за плечо, потирая его, пытаясь согреть, беря в одну ладонь мою руку, которая только теперь мне показалась такой холодной. И что сказать? Соврать? Не думаю… промолчать? Отсмеяться? Признаться… определенно надо признаться, пока я не завралась еще больше. — Да, — тихо выдыхаю, старясь не смотреть на него и не поднимать свое лицо на уровне, его потому что, от меня, явно, не конфетками пахнет. — Весь класс считает тебя тупо истеричкой, думаю, после этого случая, тебя будет осуждать каждый, у кого есть язык и уши… — Спасибо поддержал, — усмехаюсь я, двигаясь ближе к нему, — я ему совсем не нравлюсь, — расстроено выдыхаю я, понимая, что такая истеричка никому не понравиться, и надо сидеть тише воды ниже травы, чтобы не влезать в проблемы. Но у меня так не получается — Ты и мне такой не нравишься, — пожимает Марк, напряженно выдыхая, и нахмурив брови поднимаю глаза на него. — Какой «такой»? — переспрашиваю я, утирая нос рукавом пиджака и Марк легко улыбается, прикасаясь пальцами к моим щекам, и я на секунды замираю, пытаясь прислушаться к своим чувствам: но кроме желания чтобы он убрал руку ничего не испытываю. А потом понимаю, что нагло вру сама себе. — Такой, — на его пальцах остается влажный черный след от туши, — ты такая не естественная… похожая на Маришку. Та вечно пытается быть лучше всех, зависима от мнения людей, пытается нагадить тем, кто выбивается вперед. Не думал, что ты тоже можешь стать такой, — разочарование трогает его губы, и он вытирает руку о ткань своих брюк и я едва улыбаясь, тут же снова начиная рыдать уткнувшись носом в его плече. — Обидно? — наивно спрашивает Марк, но я лишь качаю головой, потому что его слова хоть и задели, но были по делу. Я и сама не заметила, как стала такой, а все из — за, чертового, Драгоция! — Обидно, — успокаивающе подтверждает Марк, — могу извиниться, а ты ударить меня по лицу, и тогда… — Я не буду тебя бить, — всхлипываю я, прижимаясь щекой к его плечам, крепче сжимая его руку, — я не смогу вернуться в класс. — Не думаю, что они что — то поняли. Они, скажем так, привыкли к твоим заскокам, и откровенно говоря, некоторые парни даже завидуют, — спокойно отвечает Марк, и я недоверчиво поднимаю одну бровь вверх, и мне кажется, что он все это говорит, чтобы меня просто успокоить, — нет правда! Никто из них не решился бы такое высказать человеку, от которого зависит, закончишь ты эту колонию строгого режима или нет — смеется Ляхтич, и губы непроизвольно расплываются в улыбке, — тем более картавый резко сменил тему, и теперь мы что — то пишем, и за каждый шорох, он клянется выставить двойку… довела ты препода Огнева! — Подумаешь, — фыркаю я, на насмешливый тон Марка, и протянув носом, вытираю ладошкой глаза, и на руках остаются следы черной туши, и всех странней Дианы, — надо умыться. — выдыхаю я, — поможешь, — прикусывая губу, но думаю Марк и так понимает, что у меня снова кружиться голова, и безнадежно качая головой, встает с места отряхивая свои джинсы и подает мне руку, за которую я тут же хватаюсь, и отрываюсь от пола, первые секунды, пытаясь устоять на месте, а затем неуверенно шагаю назад к умывальнику, между этим отряхивая юбку, уверяя себя, что скоро головокружение кончиться. — Придержать, — спрашивает Марк, когда я наклоняясь вперед, и все волосы падают на лицо. И я раздраженно сдуваю их вверх. — Не вырви все, — усмехаюсь, наклоняясь вперед, включая кран, передергивая плечами, когда руки Марка касаются моих волос, не самый приятные ощущения, такое чувство, что он мне просто хочет их вырвать! — Хорошо, — примирительно говорит тот, осторожнее поднимая волосы вверх, — я пообещал, — еще раз усмехнулся он, заметив раздражение, пробегающее по моему лицо, и я наклонилась вниз, набирая в руки воды, потому что из зеркала на меня смотрело нечто страшное… и зачем краситься тушью если она течет? Ополаскиваю лицо водой, морщась когда в глазах снова начинает щипать от туши и теней. Поднимая взгляд вверх, обреченно смеюсь, потому что глаза опухли, и покраснели от слез, даже щеки налились румянцем, а волосы противно липнут к лицу. — Я ужасен!* — качаю головой, чтобы освободиться от рук Марка, протирая лицо салфетками, вглядываясь вместе с тем в зеркало, хотя на лице все еще виднеются следы туши. * (Это не ошибка! Автор сам часто говорит о себе в мужском лице!) — Ну… для пандочки, ты очень милая, — колко кидает Марк, подмигивая моему отражению, подходя ближе ко мне, опуская взгляд вниз на мои волосы, медленно раскидывая их по плечам. — Марк? — настороженно интересуюсь я, наблюдая за ним через отражение, — что ты делаешь, — смеюсь, но как—то нервно, потому что не по себе от его выходок. — Василиса, — ладони Марка скользят вниз, по спине, на талию, очерчивая что — то, и резко двигает вперед к себе, обнимая меня за талию. — Маркус. — смеюсь я, снова пытаясь все перевернуть в шутку, и попытаться удрать от него, пока в наших дружеских отношениях что — то не поменялось, — у нас еще урок… — Зачем он тебе? Он же… старый для тебя. Нудный. Что вас тянет к нему? Думаешь, что он в сексе идеален? — говорит он почти тихо, шепотом, отодвигая волосы в сторону, оголяя одну сторону шею, и теплое дыхание приходиться прямо туда, — а мне ты нравишься, причем давно… — Прекрати, — вскрикиваю я, не выдерживая его слов, подаваясь вперед, резко ударяясь животом об умывальник, и поскуливая, прокашливаюсь, — что за чушь несешь? Марк… Господи… Ошарашено хватаю воздух ртом, снова начиная шмыгать носом, потому что все кажется таким бредом. Может у меня глюки? От курения? Превеликий Люцифер, сейчас я, правда, не против отправиться к матери и отцу! Ну не могу я ему нравиться! Я же Огнева… я же рыжее чучело! Да я подралась с ним в пятом классе. И сломала нос! Он не может меня любить… да меня никто любить не может! Он просто шутит! Да именно так… он пытается меня успокоить вот и шутит. — Я не хотел тебя напугать.. — примирительно начинает Марк, усердно выдыхая, — очень больно? — осторожно спрашивает он, помогая мне встать, придерживая, чтобы я, снова, не упала, или ударилась. — Марк. — всхлипываю прижимаясь к нему. — скажи что ты шутишь, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста. — сначала я просто кричала, и пыталась ударить, но он даже не пытался это остановить, да и не могла я оставить синяки на взрослом парне, или он терпел? Не знаю, но в итоге я выдохлась, уже шепотом всхлипывала в его рубашку, едва ударяя его по плечу. — Марк скажи, что ты шутишь, — попросила еще раз, выставляя руки вперед, прикусывая губу, вглядываясь в его лицо, но Марк молчал… а я не хочу чтобы он молчал, — мы друзья! — напоминаю, отталкивая его, — мы друзья! Понимаешь?! — По—моему весь Интернет гудит, что дружбы между парнем и девушкой не бывает, — пожимает плечами и получается слишком равнодушно и мрачно, а я сжимаю руки в кулаки, впиваясь ногтями в руку. Отказываясь верить в происходящее. Это все мне кажется… пусть мне это будет казаться. Пусть это не будет правдой! — Бывает! Ведь у нас была! Тьфу, она и есть! Ну Марк! — раздраженно топая ногой, сцепливая зубы. Убеждая себя, что сейчас зареветь точно не могу! — знаешь… поговорим потом. — бегло отвечаю я, наклоняясь вниз за сумкой, но меня хватают за руку, призывая остановиться. — Давай сейчас, боюсь, больше не решусь, — на губах Марка появляется какое — то подобие жалкой улыбки, и мне становиться жаль и его и себя. Трясу головой, отмахиваюсь, крепко зажмуривая глаза и губы, пытаясь позорно сбежать и разреветься где — то у себя в комнате, и я даже сейчас готова согласиться на закрытую школу, которую мне обещал Норт! — Не надо… мы друзья, — повторяю я, вырывая его руку, и стараясь не смотреть на него, выбегаю в коридор вместе со звонком, придерживая в руках сумку, из которой кажется все начинает сыпаться. И не плохо бы закрыть ее, но если остановлюсь, меня поймают, или Марк или завуч и неизвестно чего боюсь больше. Друзья! Друзья! Мы ведь друзья… мы дружили с пятого класса, и не важно, что стали дружить, после того как подрались! Но мы ведь дружили. И Диана с ее глупыми шуточками, ведь накаркала, и теперь… а что теперь? Он же не в любви признался? Надо просто, просто забить, перестать общаться на время он и сам поймет, что ошибался. Но ведь дружбы… без людей долго я не могу, мне постоянно нужно общение! — Диана, идем домой,— хватаю подругу за руку, утягивая в другую сторону от школы и коридора, где она стояла еще пару минут назад с Грозой, напряженно о чем — то болтая, все время, поглядывая по сторонам. — А я… ты… тебя убьют, — усмехается она, и получается это вольно нервно и неуверенно, — у нас еще два урока, — добавляет она, рассудительно покачав головой, — и выглядит это как похищение, — она придерживает сумку на весу. Но я, пытаясь оглянуться через Фрезер, надеюсь не попасться, выхожу на улице, все еще пытаясь затеряться среди толпы средней школы, у которой сейчас кросс. — Диана, умоляю, идем со мной… — едва не плача умоляю ее, потягивая на себя. — Мне очень, нужна ты! — Василис! Ты меня слышишь! У меня урок… не будь эгоисткой! — Диана тут же останавливается, грозно сдвигая маленькие бровки на носу, — у меня уроки! Мне надо учиться! Мои предки не оставили мне банковскую ячейку! Понимаешь! Это ты можешь поступить и не париться! А мне надо на общих основаниях! Василис! Прекрати думать только о себе! Сегодня все так получилось только из — за того, что ты снова начала думать лишь о своей выгоде… подумай, о последствиях хоть иногда. — Диана отстранено улыбается, сжимая в руках сумку, смаргивая слезы с глаз. — Диана! Ну не сейчас! — раздраженно взвываю, резко разворачиваясь к ней, — Диана, умоляю! То последнее о чем я прошу… честно! — Последнее? Василис открой глаза! Мы давно перестали быть подружками, я просто бегаю за тобой, когда ты даешь команду, как и Марк… про Марка вообще молчу, ты ничего не видишь кроме себя, и своих нужд, не удивительно, что учитель просто посмеялся над тобой. Перестань винить в своих проблемах других, виновата лишь ты сама… — Диан! — окрикиваю ее, пытаясь остановить, но она упрямо идет вперед, протискиваясь через малышню, даже не обратив на меня внимание. Да что со всеми сегодня?! И почему я виновата? Сама согласилась меня красить, если бы отговорила меня, ничего бы не было. Они, они во всем виноваты. Но надо скинуть на бедную Василисочку, а они блин белые и пушистые! Так?! — Ненавижу. — шиплю я, когда на волосы начинает капать мелкие дождь, который обещали еще с утра, но я же решила что Интернет как всегда врет, в итоге сейчас мокну и проклинаю эту чертову жизнь! Ненавижу! Ненавижу! Всех, всех ненавижу, и то что сейчас начну реветь, и то что идет дождь, и то что чертов Француз вообще существует, и вообще всех ненавижу. И Марка, и Диану, и все, всех, всех! Шмыгаю носом, крепче сжимая в руках сумку, словно ожидая, что кто — то выйдет из двери и кинется ко мне с объятьями, но этого не будет! Ничего не будет, и у меня совсем не осталось друзей… — Привет, — почти вскрикивают сзади с поразительным оптимизмом, и я вздрагиваю от неожиданности, но мысленно успокаиваю себя, что это не голос Марка и поворачиваюсь к парню. Маар над головой держит папку, по которой тарабанят капли, явно прикрывая свои кудряшки от дождя, и улыбается так заразительно, что я сама растягиваю губы в улыбке, а затем еще раз всхлипываю, и продолжаю пытаться улыбаться. — Привет, — губы мелко дрожат от слез, которые начинают собираться в уголках глаз, и Маар подозрительно осматривает меня и улыбка на его губах медленно тает, как впрочем и моя, и вот откуда в людях столько позитива. Когда жизнь, с большой буквы «Г»?! — Ты чего ревешь? — интересуется он, легко подмигивая мне, протягивая руку, к моему портфелю, и я с секунду удивленно смотрю на него, а затем скидываю портфель со своего плеча на его руку, и все еще не верю, что это происходит. По теории меня сегодня все должны послать, — у тебя течет туш, а я замерз, может в школу, — он кивает головой на двери, и малышню, которая то ли от счастья визжит и бегает под дождем, то ли от страха быть мокрыми, но все равно бегают под дождем. — Нельзя в школу. — качаю головой, неосознанно вытирая под глазами, и усмехаюсь сквозь слезы, когда на руке остается след черного. — Как это нельзя? Все нам можно, пошли, а то заболеешь, а Норт потом скажет… А хотя этот болтун много чего скажет, но я все же предлагаю заболеть в теплом месте. Ну, или хотя бы сухом, — пожимает плечами, и улыбается. Боже! Как он может так спокойно себя вести, а еще и улыбаться! Знал бы он, что твориться, ну конечно, ему же не объяснишь! Он же блин ничего не поймет, еще осудит, и Норту расскажет, так что лучший вариант промолчать, и молча пошагать домой. — И я знаю, что у тебя еще уроки, — добавил он, а я широко распахнула глаза и виновато склонила голову вниз, — и если мы сейчас попадем в теплое место, то Норт ничего не узнает, — пообещал он, подталкивая меня в сторону входа, — и твой портфель все равно у меня, — добавляет он, проходя вперед, почти доходя до дверей, раскрывая тяжелую дубовую дверь в школу, откуда раздается звонок. — Выхода все равно, нет, — горько усмехаюсь, двигаясь за ним, хотя есть желание рвануть как можно дальше от школы, и забыть сюда дорогу, раз и навсегда, но телефон все равно у него, а значит вся моя свобода тоже. — Выхода нет, милая, — усмехается и по - отцовски хлопает по плечу, заводя в коридор. — Ты к Фэш…иару Диамановичу? Удивительно, но Маара на «ты» мне легко называть, словно он мой однолетка и плевать на разницу в шесть лет! — Этот Мистер Темнота еще не дорос до: Фэшиара Диамановича. Но в принципе да. А вообще он жуткий… Изверг, раз заставил меня в такую погоду тащиться к нему, да еще и не одного, — обреченно добавляет он, когда зазвонил телефон у него в кармане, — секунду,— попросил он, разблокирую телефон, который тут же выключился, — я сойду с ума. — усмехнулся он, вновь что—то набирая, продолжая удерживать мою сумку. — Броннер! — вскрикивают со стороны дверей, при том довольно возмущенно и недовольно, — я из — за тебя замерзла! И прибью тебя в следующий раз этой папочкой, ты дурак мои снимки взял, а не документы братца, — усмехается совершенно беззлобно и шагает к нам девушка, которая мне очень кого-то напоминает… братца? Так вот как выглядит сестра Фэша. Они чем—то похожи, лицом определенно, нос похож, а еще глаза, вот только у него голубые, а у нее карие, и цвет волос разный, а так… а еще она явно моложе и беременее его. Улыбаюсь на последней мысли, потому что она выглядит так мило в джинсовом комбинезоне и яркой белой футболке с принтом из героев какого—то мультика, и двумя хвостиками, а еще она даже без макияжа очень красивая и улыбчивая, что мне даже плакать больше не хочется. И где он в ней монстра увидел? Я представляла ее другой, какой—то мрачной. Холодной, в татуировках, и с накрашенными губами, включая пирсинг, но она была другой, и о ее взрывном характере свидетельствовала небольшая татуировка на плече и кучку браслетов на запястье, ну и кеды. Наверное, я так же буду выглядеть, когда… а хотя у меня такого никогда не будет. — Сухарик, я не хотел, — он примирительно поднимет руки вверх. А девушка складывает зонтик, и стряхивает с него воду. — Я не Сухарик, — бурчит она, но все равно улыбается и покачивается с ноги на ногу, во влажных от дождя кедах, — а еще ты забыл кондиционер в машине включить, а я если снова что—то включу обязательно сломаю, — смущенно добавила она и на ее щеках заиграл легкий румянец, который совершенно ввел меня в ступор. — Сухарик, ты неизменна, — вновь улыбнулся Маар и протянул ей папку, в который явно были ее анализы — значит они с больницы? — Знаю, — отмахнулась та в свою очередь, протягивая папку ему, — Захарра, — представилась она и легко улыбнулась, но руку протягивать не стала и я слегка замешкалась, не зная, что ей ответить. — Василиса. — поспешила ответить ей, и тоже не смело улыбнулась. — Это твоя богиня? — хмыкнула она и мне показалось, что какое—то недоверие проскользнуло в ее словах, и она скосила взгляд в мою сторону и внимательно осмотрела фигурку. — Чего?! — удивленно крикнула я, на Маара, который в скорее начал хохотать и пытаясь что—то сказать лишь покачал головой, — Я чего—то не знаю?! — Огнева… мать вашу… вы сговорились, — едва успокаиваясь риторически поинтересовался Маар, а затем приобнял настороженную Захарру за плечи, — Сухарик, она… кстати, а где у вас одиннадцатые классы? Я тебе ее как раз и покажу. Только, чур, ребенка не пугать, — предупредил Маар, шутливо пригрозив Захарре пальцем. — Ребенка, — передразнила Захарра, — веди меня к моему брату, — гордо произнесла девушка, указывая рукой вперед, — а то он мне весь мозг вынес, теперь моя очередь! Я хихикнула и тут же пожалела об этом потому, что оба тут же посмотрели на меня, и Захарра явно как—то оценивающе прищурилась. — Простите. — прикусила губу, виновато опуская голову вниз. — Этот изверг до того довел дитя, что она людей боится, а что с моим племянником будет, — наигранно сердито упирая руки в бока, поинтересовалась Захарра, толкнув Маара в бок, — а вдруг—то и его так воспитывать будет? Я ж с ума от такого робота сойду… ой бежать надо, — покачала головой девушка, под улыбку Маара, который, покачав головой, лишь потрепал ее по волосам. — Хоть убей, но на ее месте вижу маленькую девчонку, которая в пятом классе разрисовала мне все тетради краской, — пожаловался парень. — Это были кролики, — смущенно прошептала Захарра, склоняя голову вниз, прижимаясь к плечу Броннера, и не зная всей истории, я бы приняла их за пару, но сейчас они выглядели как брат и сестра. — Где у вас учительская? — Маар, приобнял девушку за плечи и та с готовностью кивнула мне и подмигнула. — Выглядишь замученной… я же говорила, что он изверг. Он как дите замучил, что она ревет из—за него, — продолжала причитать девушка, явно не ожидая, что всхлипну от того, что снова вспомню из—за чего только бежала впопыхах со школы, — что серьезно из—за него?! Ну все мы к этому извергу! — уверенно проговорила девушка, освобождаясь из объятий Броннера, — на поиски этого изверга! Протянув носом, неуверенно кивнула, но вот никакого желания идти искать Драгоция у меня не было. Не прочь отсидеться дома, и волнение захлестывало с головой от одной мысли, что я снова его увижу. Я позорно разревусь! Нельзя к нему!.. — Она в конце коррида не пропустите, — я, не глядя, махнула вперед потому, что картинка снова начала таять перед глазами, и уже явно не от слез, хотя и они были помехой, надо срочно домой… — Василис… — Маар. Я домой, — улыбнулась и протянула руку к сумке. — Я ничего Норту не скажу. — подмигнул он мне, и осторожно повесил сумку на мое плече, — и… — Диана Фрезе учится в одиннадцатом классе и просто обожает ванильное мороженное, и ромашки, — подмигнула я, порядком догадывалась, кто именно стал той богиней, о которой причитал тогда Маар и котором причитает Диана. — А откуда ты знаешь? — какое—то восхищение пробежало в глазах Маара, и тот широко распахнул свои зеленые глаза и как—то шально улыбнулся, так, что я вновь не смогла сдержать улыбки. Поразительный человек. — Ну—у—у… я с ней одиннадцать лет учусь, и еще больше дружу, — пожимаю плечами а в голове бьется одна мысль — «дружила». Я с ней дружила. И поругалась из–за мелочи, — я пойду. До свидания, — теперь я улыбнулась, слегка подвисшей Захарре, которая одобрительно улыбнулась. — Поразительный цвет волос, — всхлопнула она руками, и я не поняла: это она так оригинально попрощалась или просто проконстатировала факт? — с таким цветом определенно характер не мед, может и мне надо будет в рыжий покраситься? — она подняла глаза вверх на Маара. — Тебе красного не хватило, — хмыкнул тот и снова по доброму потрепал ее по волосам, на что она пробурчала что—то невнятное принявшись их приглаживать, — пока Василиса, — он подмигнул мне и Захарра лишь кивнула мне на прощанье. — Ищь, дите довел, — вновь возмутилась Захарра, когда я почти дошла до двери. Поскольку был уже урок я решила, что глупо будет искать Марка на улице, он явно на уроке, и вот теперь самое трудное, надо будет отшутится от него, потому что признать, что я ему нравлюсь… ну не могу я! Он мне как друг! И меня крайне пугает это. Объяснить почему я не могу… но ведь мне как бы нравится Фэш и на этом все, но он же мой друг! Марк то есть! Мы с ним с пятого класса, дружим. И наша дружба началась с самого странного — драки! Мы чуть не сломали друг другу нос, но ведь она началась, и я не хотела, да я даже не предполагала, что ему может быть на меня не все равно. А что если он все это сказал, чтобы меня поддержать? Драгоций обидел и Марк решил, что, сказав это уверит меня в том, что я красивая? Хотя—я—я… Господи! Какой бред лезет в мою голову, пока она же мокнет под дождем! Холодно, мокро и противно, может я и люблю дождь, но в это время предпочитаю сидеть в теплом месте, с одеялом и чашкой чая, но ни как не находится на улице и обнимать себя за плечи, чтобы согреться, но в итоге мокрая блузка лишь мерзко липнет к телу, а холодный ветер продувает насквозь и морщу нос, поправляя сумку, которая вот—вот спадет с плеча, и кажется весь мой макияж уже смылся и по щекам текут тени и туш, от дождя и слез. И самое обидное, что меня это больше не волнует. Не хочется больше красится, красиво одеваться, хочется как раньше — надеть первое, что вывалится из шкафа, просто расчесать волосы, или даже без этого, и свалить в закат! Усмехаюсь, забегая в подъезд. Прежде чем на улице действительно начнет лить как из дождя, и весь пол в подъезде почти в воде, из—за него приходится придерживаться одной рукой за стенку или перила, чтобы не упасть, а затем понять, что не работает лифт, и придется идти пешком на вверх, и стучать зубами от холода надеясь, что я попаду домой как можно скорее. — Я дома, — кричу, как только захлопываю за собой дверь и надеюсь, что брата нет дома. Но в любом случае свою бледность и растрепанный вид можно объяснить ливнем на улице. Стягиваю вниз мокрые балетки, потирая ноги о ковер, потому что они едва не задубели от холода. Прохожу вперед, в сторону, где комод, с зеркалом скидывая свою сумку, и обнаруживаю, что выгляжу куда хуже, чем мне бы хотелось, и представлялась. — Василиса! Иди—ка сюда… — подозрительно резко выкрикивая мое имя, Норт тише добавил вторую часть фразы, но и это не успокоило легкую тревогу во мне. Узнал, что прогуляла? — Иду… — тихо проговорила я, опасливо косясь за спину на часы, понимая что вроде причин волноваться нет, и даже если математичка позвонила, что я ушла с урока, то вполне могу притворится больной, особенно сейчас когда всхлипываю через раз. Сейчас еще и накажут, и тогда точно хоть вешайся! Я же блин победитель по жизни, и плевать, что проблем увеличилось и стало раза в три больше чем было и ожидалось, я же блин… черт бы побрал всех Французов в мире! — Ничего объяснить не хочешь? — подозрительно мягко интересуется Норт, когда я не спеша, прохожу в гостиную и удивленно распахиваю глаза, обнаружив рядом сидящего Марка, который потягивал черный чай, сидя в кресле, и взгляд прям такой напыщенный, словно долг свой выполнил, — ну не надо так удивляться… Он сам ломился к нам в дом, потому что… — тут нервы брата кажется, сдали, и я испуганно попятилась назад, наградив недовольным взглядом этого предателя, который подставил не только меня, но и Диану, которою я тоже, кажется, наградила проблемами. — И так… — медленно начала Норт, — первое: почему вы оба не в школе, — я только хотела ответить, как меня прервали: — Не надо, — остановил жестом Норт, — Второе, почему… какого черта! Огнева, почему я узнаю от твоего друга, что ты вляпалась по самые уши. А я то думаю, какого черта ты так разоделась, подругу свою таскаешь, придирчива к еде, а ты у нас, оказывается, решила повторить подвиг этих… мелодрам, — прозвучало как оскорбление и на стол полетела моя книга, точнее одна из многих, звонко шлепнувшись о стол и Норт угрюмо уставился на меня, а я не знала, что ответить, но стояла как громом поверженная, а в голове крутилось одно: Марк рассказал о Драгоцие… Но зачем?! Из мести?! Зачем?! Зачем всем ломать мне жизнь, я сама могу разобраться, все шло, как надо пока Француз не решил сыграть в благородного и не выставить меня полной дурой. — Норт, я все объясню… — медленно начала я, уже порядком беспокоясь, не устроил ли он такой же разнос Драгоцию, и вот тогда мне точно там ничего не светит, да еще и стыдно как будет. — Не надо! По—моему ты зажралась Огнева! Не одному ребенку не дают столько свободы, сколько у тебя! Я свои восемнадцать в шоке пережил! Нет я не жалуюсь… Но имей совесть! Я разрешаю много, не спорю… И тут я чуть не задохнулась от возмущения, мне-то разрешают много?! Да… а что мне не разрешают?.. и вот тут я замолчала и склонила голову вниз. У меня все равно не жизнь, а тюрьма строгого режима, и причины называть не обязательно! — Но знаешь, даже если это подростковое, то не обязательно кидаться в крайности! Старше… он старше тебя! Пойми ты это! И я не думаю, что ему нужны цветочки и поцелуйчики, и я… знаешь мне как—то еще рано племянников иметь… — Но—о—орт, — осуждающе протянула я, склоняя голову вниз, чувствуя как стыд и смущение наполняют меня, и спасибо братику большое, что устроил истерику прямо во время того, как тут сидит Марк и смотрит на все это. Предатель! — Я то думал она одумалась! Думал, что она уже выросла, и весь свой бред оставила за спиной, но нет, она полезла в дебри, да еще и какие?! Он хоть не женат? — было сказано с каким—то обречением и надеждой, что я покачаю головой в знак отрицания, но я лишь пораженно застыла на месте. Марк ничего не говорил! Точнее не сказал, кто это… Боже, как гора с плеч и дышать даже легче! — Нет, — тихо почти не слышно, и Норт облегченно выдыхает, но явно пока еще не доверяет. — Ну, хоть в чем—то плюс! Да любви все возрасты покорны! Но ты школьница… тебе даже восемнадцати нет, и ты в конце концов живешь в моем доме, на мои деньги! — сзывается тот растерянно, проводя рукой по волосам, медленно выдыхаю, а я нервно поджимаю губы. — Ах так — да? Твои деньги, дом, так может и я твоя собственность и меня надо на коротком поводке водить как щенка? А?! — гневно выкрикиваю от раздражения, которое накрывает с головой, ведь он не в праве так считать! Раз так ему важны эти бумажки, то могу собрать все свои вещи и свалить… в закат блин! — Да я уже подумываю что да! Да ты и с него сорвешься! Я позволил тебе очень много! Вот ты и привыкла, что все можно и границ нет и обнаглела в конец, учти, узнаю… — продолжал Норт, а Марк в то время сидел, понурив голову вниз, не уверенно копошась рукой в волосах, явно чувствуя себя лишним, а еще больше ему было стыдно… но я и в этом неуверенна! Может ему просто хочется уйти подальше, пока я его не прибила, к чертям собачим! — Не узнаешь, не переживай, — вырвалось, прежде чем я успела что—то сказать и высоко задрала голову вверх, гордо расправляя плечи, с вызовом поглядывая на брата ожидая, что он мне ответит, но тот молчал, сжимал губы, и медленно выдыхая, пытался успокоиться. — Василиса… тебе уже не десять, и ты понимаешь, что за все нужно нести ответственность, за все слова и действия, — мой косой взгляд в сторону Марка, и говорящего Норта, — но ты же не понимаешь этого кажется! Ты все делаешь мне на перекос, что за упрямство?! Что ты хочешь и кому доказать! Зачем ты все это творишь?! Мне на зло? Чем я тебя обидел? Чем — а? что я снова сделал не так, что ты решила прыгнуть в постель — и не к парню, а к мужику?! А?! Оу… ну спасибочки Марк, теперь я еще и шлюха, и вот если это дойдет до Драгоция, то сверну тебе шейку, милый, и всю жизнь ты будешь работать на нашу медицину! — Не в чей постели я не была, — с нажимом произношу, ощущая как закипает злость внутри меня и вот сейчас сорвусь, хотя по прежнему призываю себя успокоиться и понять, что все не так плохо, как бы мне хотелось! — Еще не дошло до нее? — как—то слишком невинно интересуется Норт, и работает автоматический рефлекс, и я ударяю его по лицу, при том сама не успевая осознать как, я всегда считала, что так может быть только в фильмах, и я не способна дать человеку пощечину, но вот на своем брате убедилась в другом. Страшно, и стыдно, но молчу и пытаюсь казаться гордо и непоколебимой, и я не буду перед ним унижаться и извиняться, у меня есть гордость! Сам виноват! Напряженно выдыхает, потирая ушибленное место, и внутри меня что—то обрывается и падает вниз, и у меня такое чувство, что сейчас он правда схватится за ремень, и выпорит как сидорову козу! — Иногда у меня тоже появляется желание тебя треснуть… я старше тебя на гребанных пять лет! Помнишь?! Мозгов в моей черепушке больше! А в твоей их кажется, нет вообще… ты ведь не глупая девочка, но нет, ведешь себя так наивно, ты правда, думаешь, что взрослому мужику нужна глупая школьница?! Об таких как ты вытирают ноги и смотрят как на сброд, а потом такие как ты, — грубый тычок пальцем в меня, и я отшатываюсь назад, — остаются одни, и ревут по ночам, и обижаются на весь мир, будто им что—то нужно, но так или иначе виновата лишь ты! Никто не заставляет тебя доказывать мне, что ты взрослая и самостоятельная! Но считаешь, что ты должна это сделать и пытаешься показаться лучше чем ты есть, и все вот это твое поведение, — подцепил край мокрого пиджака и не плохо встряхнул, — доказывает не то, что ты взрослая, а то, что тупая как пробка! Я не против музыки, плакатов, рисунков, спорта… но все это перешло границы, особенно это, — а теперь Норт достает из кармана джинс пачку сигарет, которая по теории должна находится в моем портфеле, но она сейчас тут.. рядом с ним, и вот теперь у меня кружится голова от всего этого. Марк сдал меня капитально! — Слишком взрослая, да? Куришь… парни крутые, брат ничто, как и семья, да? Я чуть не завыла от раздражения, одна и та же лекция из раза в раз! Что я эгоистка, что я думаю только о себе. Что мне на все по барабану, и у меня впереди целая жизнь, а я ее гроблю сейчас, что мне надо учится, чтобы выбиться в люди. А я не хочу! Не хочу! Меня все устраивает, как сейчас есть… и я поступлю ему на зло! И уеду, что меня никто не увидит, и буду жить как сама захочу, у меня будет все как я мечтала… будет внешность, которую захочу я! Красные, да хоть синие волосы, или же зеленые! Пирсинг, нет – два. И татуировки, я буду зажигать в клубах… вот все, как будет! И я даже не посмею вспомнить о своей семье, потому что у меня ее нет! Нет! Вообще нет, она вся осталась на фотографиях, на бездушных фотографиях, где люди улыбаются…. А теперь нас объединяет лишь одна фамилия. — Да, Норт! — неожиданно выкрикиваю, потому что теперь и мои нервы сдают, — Да милый… Марк какой ты добрый, позаботился обо мне, — мило скалюсь, всхлипывая, прогоняя ненужные слезы, и впиваюсь ногтями в руки, пытаясь приглушить слезы и направить все мысли на боль. — Я хотел как лучше… ты не видишь себя со стороны, — шепотом произносит Марк, отставляя чашку в сторону, явно собираясь встать и уйти, но брат придерживает его за плечо, едва заметно подавая знак глазами. — Не вижу?! Да ладно по—моему мы с Маришкой копия, — нервно хихикнула и сильнее сжала руки, боль… в голове должна быть лишь боль, сильная, чтобы я пришла в себя. — Василис… я правда хотел, как лучше, — словно извиняясь начал Марк, — я просто… я просто был в шоке от того, что ты начала творить?! А что дальше будет?... прости, но я за Норта, — признался Марк, и я неожиданно всхлипнула, понимая то, что потеряла еще одного друга, и ведь из—за чего ломается дружба, из—за какой—то глупости! — Василис ты, правда, должна понять, что мы хотим, чтобы у тебя все было хорошо, — примирительно произносит Норт, подходя ближе намереваясь обнять и успокоить, но я отскакиваю назад, потому уже тошнит от их помощи, себе бы помогли! — Да хватит лезть в мою жизнь! Норт, ты все только портишь, как и ты, Марк, — слезы брызнули из глаз, и я уставилась на Марка, поджимая трясущиеся губы. И казалось еще слово, и я просто не смогу нормально говорить, и все слова будут тонуть в слезах, — Семья?! Норт, ты серьезно?! Пока только ты пытаешься выгрестись из того во, что мы влезли, я уже давно перестала верить во всю эту чушь и уверенна в одном: как раньше точно не будет! Да, мама хотела по–другому, да, она мечтала о том, что все у нас будет хорошо, да, она мечтала о внуках, о большей семье, отец мечтал о том, что мы будем жить нормально! Понимаешь?! Без них все развалилось… ты не ребенок и понимаешь, что ничего не будет! Не будет хорошо, и пора позаботится о самом себе, о своей девушке и вашем будущем, а я лишь причина, которая мешает тебе это сделать! — Не говори так… — угрожающе произнес Норт, хотя вид был слишком наигранный, и брат тоже был на грани истерики, такого скандала в нашем доме не было давно, — мы с тобой семья… — Нет, Норт! Мы не семья… А вот теперь я получила по щеке, и слезы наполнили глаза, и стало не столько больно, сколько обидно, но и я заслужила, надо было меньше говорить, и держать свое мнение при себе, сколько раз мне это говорили?! Но я же решила выпендриться. А ведь этот день должен был быть лучшим в моей жизни. — Извиняться не буду, — жестко произнес Норт, проходя вперед даже не наградив взглядом, а я так и осталась стоять на месте: обиженная, униженная, зареванная, и краснею под виноватым взглядом Марка, который не спеша поднялся с места, и проходя мимо меня на секунды остановился, и что—то хотел сказать, но промолчал и тяжело вздохнул, едва коснулся плеча в знак поддержки, но я нарочно не обратила на это внимание. — Пока, — все–таки решился Марк начать говорить, — прости. Так будет лучше. Просто поверь, — выдыхает тяжело, измученно и неловко проводит рукой по волосам, рассеянно глядя по сторонам, и больше не говоря не слова, буквально вылетает из дома. А я что? Мне холодно в мокром костюме, и щека горит от удара, а еще я выгляжу жалко, как брошенный на улице щенок, спасибо, что не попинали. — Иди, переоденься, — кидает Норт, при том же звучит как приказ, который я просто обязана выполнить, а то вдруг еще раз ударит! Шикарно поговорили! Упертый осел! А ведь я помню, как шутил отец, когда я называла Норта ослом… ведь у нас одни родители значит и я Ослиха. Такая же упертая. Наглая, вредная, чертов один характер! Потягиваю носом, но особо не сопротивляюсь и медленно следую в комнату, плюя на телефон в сумке, на мокрые учебники и тетради, на балетки, которые скоро расклеятся, если их не поставить на батарею, да в принципе на все, захожу и закрываю дверь на замок и пытаюсь утрировать. Привычка что ли, пытаться выглядеть еще жальче, чем есть? Мне наверное надо, чтобы на меня обратили внимание, и пожалели. Присаживаюсь около двери, мелко дрожа от холода, и обнимаю себя за колени, утыкаясь в них носом, и медленно всхлипываю. Теперь и пореветь можно, ему все равно, рано или поздно начнет долбиться в дверь и требовать ее открыть. — Открой, — говорит тихо, и его голос звучит приглушенно из—за двери, но я лишь качаю головой и молчу, и плевать, что он меня не видит, — открой, — повторяет требовательнее и увереннее, но не спешит бить по двери, — или я выломаю замок как только ты откроешь дверь… шоколада в твоем шкафу не хватит на долгие запасы, — пытается усмехнуться, но получается как—то жалко и я растягиваю губы в подобии улыбки, сквозь слезы, шмыгая носом. Не видит, не слышит, а паника растет. Он правда может выломать замок, что больше я не закроюсь, но уверенна: сегодня мне уже можно все, и все равно что будет завтра, хоть потоп, хоть пожар! Плевать! — Я отключил Интернет в твоей комнате, - тем временем продолжает он, но у меня нет сил возмущаться, да и не хочется, — забрал твой телефон, — на нем блокировка, рано или поздно отдаст, смирится и отдаст, — теперь ты будешь учиться, и я буду контролировать каждый твой приход и уход в школу, понадобиться буду встречать, и плевать на работу. Буду сидеть рядом с глупым ребенком. — нервно смеется и тут же замолкает и шаги отдаляются от двери, но я не маленькая и не куплюсь на эту шутку, да и смысл открывать дверь. — Больше ты эту дверь не закроешь, — обещает Норт, и больше не пытается сопротивляться, и даже говорить, и его шаги гулко звучат за дверью, а у меня пелена слез пред глазами и я понимаю, что мне очень стыдно, очень страшно, и больно… голова болит просто жуть. Прикрываю глаза, откидываясь головой назад, и она мгновенно тяжелеет, и глаза закрываются сразу, и слезы неприятно скатываются по щекам и шее, и так холодно. Но поздно понимаю одно: Марк ничего не рассказал о моих приступах. Но улыбнутся больше не получается, и мне кажется, что если я усну, боль пройдет и ее больше не будет и все будет хорошо. Надо просто уснуть…

***

В классе было довольно шумно и дети вместе со звонком выскальзывали с парт, недовольно обсуждая что—то, а точнее отношения учителя к ним, и оставляли двойные листочки на столе учителя, который провожал всех угрюмым кивком, сжимая между пальцами колпачок руки, и напряженно вглядывался в каждую работу. Это девчонка довела его! — Маришка, остановись! — потребовал Драгоций круто крутанувшись на месте лицом к взволнованной блондинки, заставляя ту перестать переговариваться с какой—то девчонкой, которая явно о чем—то горячее с ней спорила. — Я… хорошо, — кивнула Маришка, и помахала рукой девушке, на что та лишь пожала плечами и прошла дальше, а Диана все еще собирая сумку, напряженно уставилась в сторону учителя в надежде что—то подслушать. — Вам отдельное приглашение, — выразительный взгляд в сторону Фрезер и та качает головой и спешит выйти из класса, закрывая за собой дверь, примыкая к ней ухом, и поглядывает вперед: где черт носит Огневу и Ляхтича? А между тем отмахивается от хохочущих одноклассников, ей плевать как она сейчас смотрится, репутация подруги значит больше. Но как назло из—за шума в коридоре ничего не слышно, и Фрезе грязно ругается, заслужив редкие аплодисменты одноклассников, и пытается вслушаться, но ничего не слышит. — Фэш… иар Диаманочивич, если вы о том случае после урока французского то я… я не знаю, что на меня нашло я просто хотела… — Марина, — одернул лепечущую и краснеющую Резникову, Драгоций тяжело выдыхая: чего ей от него надо? Он знает и пусть это несправедливо по отношению к девочке, но может это использовать по своей нужде, — я хочу, чтобы никто не распространялся про то, что произошло сегодня в кабинете, я про инцидент с Огневой, — подтвердил свои слова Драгоций, и Маришка заметила одно — когда он зол, он переходит на деловую речь, а ведь как приятно было слышать свое имя, а на это сухое «Марина». — Зачем? — она непонимающе хлопает глазами. — Затем, что о вашем инциденте никто не знает, — Маришке в этот момент показалось, что она резко побледнело и ее тут же бросило в жар, — Огнева так же не думает своей головой, и мы не будет ломать ей жизнь из—за такого пустяка… — Пустяка?! — возмутилась Маришка, — да она оскорбила меня! Вас! Всех… ее давно пора вышвырнуть из этой школы вон! Напряженно выдыхает, эта девчонка его бесит еще больше чем Огнева, хотя они обе стоят друг друга, и в чем—то очень даже похожи. — Мариш, — было произнесено примирительно, и Резникова тяжело вздохнула — злость как рукой сняло, — я понимаю тебя, но и ты пойми: я закрою глаза на то, что ты пыталась сделать и даже выкину этот позорный момент из головы, — Резникова резко покраснела: вот она—то не выкинет из головы момент как чуть не поцеловала своего учителя, а тот резко ретировался в другое место, лишь бы ее избежать. — Зачем вам ее выгораживать? Зачем? Из—за ее брата? Она правду сказала? — Резникова попыталась вновь гордо расправить плечи, но взамен получилось слишком жалкий тон и хмурый вид. — Из—за того что… — Она тоже не думает головой, но это же не повод, поставить в известность завуча? Да и зачем выгораживать такую шлюху ряди ее брата? — было добавлено из—за женской мести, раз Огнева так ему нравится надо портить мнение об этом рыжем ангелочке всем возможным! — То есть? — неожиданно вырвалось у Драгоция и Маришка поняла, что попала в цель. — Я не удивлюсь, если Огнева уже не невинна. Все знают, что она связалась с местными парнями: курит, пьет, нюхает определенно что—то… а потом делает вид, что она хорошая и правильная перед своим братиком, а тот все ей позволяет, включая это, потому что не знает, — Маришка самодовольно улыбнулась, большей растерянности на лице человека она не видела, — так что… — она невинно развела руки, — Я бы не советовала вам выгораживать ее! — То есть у нее… — То есть она в конец обнаглела, и я не удивлюсь, если все это она проворачивает со своими дружками, я не раз видела ее после школы, пьяной и смеющейся в компании — каждый раз нового — парня. — Иди, — разрешил Драгоций тут же добавляя, — личная жизнь твоей одноклассницы это последнее, что меня волнует, а ты будешь молчать. И я оставлю тебе пять, — выдохнул, тут же ругая себя за глупость, эта девчонка куда умнее чем, кажется и все понимает. — Шлюха она, а на таких все ведутся, — с внезапным омерзением прошептала Резникова, вздернув свой носик, но внимательно рассмотрела, то как в дневнике и журнале ей вывели пятерку, и в целой четверти. — Иди, — Фэш улыбнулся, — и запомни, ты молчишь, молчу и я, — и приторная улыбочка, и Маришка неуверенно улыбнулась в ответ, тут же смущенно краснея. Как бы не было стыдно признавать, Маришка совершенно не такая какой кажется, и Огнева оказывается не такая… а еще Фрезер четко слышала последние слова Маришки. Но на свое удивление решила молчать: Огнева перестанет сходить с ума, если Драгоцию будет на нее все равно. Так ей будет лучше.