Убирайся из моих снов

Медленно и нехотя просыпаясь, я почувствовала что-то мягкое и теплое под своими руками. Открыв глаза я ничуть не удивилась тому, что увидела, но все же поспешила убрать руки прочь и быстро встать с импровизированной лежанки. — Не хотел тебя будить. Ты опять разговаривала во сне… Кажется, тебе снова, — Винсент замялся, думая, следует ли ему продолжать. Я поправила куртку и отвернулась. — Да, мне снова снился он. Извини. — Да ничего. Последнее время ночами стало холодно, так что я не против того, что ты обнимаешь меня, — он сказал это без присущей старому Винсенту слащавости. Он сильно изменился за последний год. После той страшной ночи мы бежали на север Ксинга. Скрываться было просто. Мое лицо пестрило на куче плакатов о розыске, не говоря о старых картинах, изображающих Арлию в ее лучшие года. Ее стилизованные портреты висели у многих жителей в домах, в посудных лавках, на росписях ваз… Это лицо, без сомнений, знал каждый житель огромной страны. Однако, как бы то ни было грустно — меня теперь сложно с ней спутать. Как-никак, половина моего лица выглядит… Ладно, на самом деле все не так плохо. У Винсента были какие-то сбережения с собой, и он, не сомневаясь ни секунду, потратил их на приведение меня в хотя бы относительно человеческий вид. Сначала мы нашли лекаря, который заживил мои раны и ожоги, а потом, совершенно случайно, познакомились с восточным алхимиком. Каким-то чудом нам удалось упросить его помочь, и он, используя, рентендзюцу, избавил меня от самых явных шрамов. Все стало выглядеть намного лучше, но полностью убрать последствия ночи моей казни не сможет даже самый опытный алхимик. Впрочем, этого мне и не нужно — чем меньше я похожа на саму себя, тем безопасней мне находиться в этой стране. И все-таки после моего исцеления мы пару раз натыкались на людей, узнавших мое лицо. Это были остатки сектантов, не присутствовавших на казни, и, соответственно, переживших ее. Они прекрасно знали о том, что я выжила. Как и о том, что половина моего тела и лица обожжена. Нужно было что-то делать — с ними-то мы разобрались, но что если объявятся новые? Эти обстоятельства и привели к тому, что теперь я — никакая не Арлия Редфри. Итак, меня зовут Джон Янг. Моя мать была родом из Ксинга, а отец — драхмиец. Мне четырнадцать лет. Я рано осиротел и перебрался из Драхмы в Ксинг вместе со старшим братом — Винсентом Янгом, надеясь найти свою бабушку, но та, как оказалось, тоже умерла. Мы зарабатываем на жизнь, устраивая акробатические представления на площадях городов. Копим на билет из Ксинга, но пока что с этим все плохо — большая часть денег уходит на еду и оплату жилья. Кстати, о нем. Сейчас мы живем на пыльном, продуваемом со всех сторон чердаке. Не знаю, как у хозяйки хватило совести брать деньги за такое сомнительное убежище, но других вариантов мы не нашли. Здесь пыльно, темно и холодно. Нам приходиться спать в одежде, но даже при этом мы вечно мерзнем по ночам. Мягко говоря — жизнь не сахар. Я подошла к старому зеркалу. Из него на меня смотрел мальчик с волосами чуть выше плеч и длинной челкой, скрывающей мерзкий шрам от ожога. Осталось только перетянуть грудь и никому и в голову не придет, что на самом деле я — совершеннолетняя девушка. — И все-таки у нас отличное прикрытие, братишка, — Винсент усмехнулся, — думаю, тебя в таком виде родная мать не узнает. — Надеюсь, что мы с ней никогда не встретимся, — я вздохнула, — как-никак, она хочет, что бы Ари завладела моим телом. — Не беспокойся, она ведь живет в другой части страны. Не думаю, что мы с ней когда-нибудь пересечемся, — он подошел сзади и похлопал меня по плечу, — и вообще — перестань наконец думать о своих родителях. Они — чужие для тебя люди, будешь вспоминать — только лишний раз расстроишь себя. Я улыбнулась ему и кивнула. Мы сильно сблизились с Винсентом за это время. Ни у меня, ни у него никого не осталось. Пережитое сильно повлияло на его отношение ко мне — теперь, кажется, он не испытывает ко мне никаких романтических чувств, и это радует. Раньше, когда я была больше похожа на девушку, его влекла моя внешность. Сейчас же он нашел во мне единственного друга, родственную душу. Если бы ни он — я бы пропала, но… Если бы ни я — он сейчас был бы в кругу своих друзей в бродячем цирке. Я все еще не могу оставить эти мысли… Из-за меня погибло много людей. Я не заслуживаю его дружбы. Внезапно мою голову пронзила жуткая боль — я упала на колени, болезненно простонав. Винсент опустился ко мне и бросил на меня сочувствующий взгляд. — Снова? — он прекрасно знал о моих приступах. — Да, но… — я начала заваливаться, но Винсент вовремя подхватил меня, уложив мою голову себе не колени, — это не Ари, это… Это он… — Интересно, что же сейчас происходит у него в башке, — Винсент вздохнул. Да, похоже, что Энви сам не понимает, что он делает. Он пытается проникнуть в мое сознание, но я думаю, что это ненамеренно. В конце концов — меня не осталось в его воспоминаниях. «Это не может продолжаться вечно, дорогая. Однажды ты просто сойдешь с ума» — в голове раздался притворно-участливый голос Ари. «Сама разберусь, иди уже к черту!» К слову влияние Ари на меня с каждым днем становиться все сильней. Иногда я сама не понимаю, что делаю — я забываюсь, а когда прихожу в себя уже пью кофе, который по натуре своей ненавижу или убираю волосы назад. Я не знаю, когда я — это я, а когда — Ари. И это очень сильно пугает. — Нам надо что-то делать, Лея. Нужно работать усерднее, чтобы наконец свалить с этой страны. Наш план был прост и одновременно практически невыполним. Единственным решением своей проблемы я видела Отца — кто, если не он сможет привести в порядок мою душу, в которую нагло вросла Ари? По рассказам Энви я знала, на что способен первый гомункул. Думаю, ему не составит труда помочь мне, но вот захочет ли он? Из рассказов Ари я знала, что Отец испытывает к ней симпатию и поможет скорее ей, чем мне. И все же это — единственное, на что я могу рассчитывать. В противном случае меня ждет незавидная участь. — Я не уверенна в том, что у нас что-то получится. Я постоянно думаю об этом… Может ли вообще быть какое-то другое решение? — боль потихоньку начала отпускать меня и я встала, оперевшись на плечо друга. — Ты действительно хочешь, что бы я это сказал? — Винсент вздохнул. Я кивнула, примерно представляя, что он мне скажет. — Если твой гомункул… — Не мой, — я перебила его, не в силах слышать столь болезненное для меня слово. — Хорошо, просто гомункул. Он ведь мог поддерживать твой рассудок в порядке, так? Если бы мы могли найти какого-то другого гомункула, который пойдет на это ради тебя… Ты вроде говорила, что среди них есть своего рода изгнанник, может стоит обратиться к нему? — С чего бы ему мне помогать? Да, мы с ним вроде как приятели, но это вовсе не означает то, что он станет делится со мной своей жизнью. — А если все же попытаться? Это лучше, чем идти к Отцу и просить у него помощи. — Нет, не выйдет. Винсент, я знаю, о чем говорю. Грид не поможет. — Окей… — он вздохнул, бухнувшись в старое кресло, — а Энви? Ты же можешь… — Винсент! — рявкнула я, тут же поняв, что переборщила и прикрыв рот рукой. Друг одарил меня понимающим взглядом, — прости. — Нет, я понимаю. Не стоило об этом говорить, — я кивнула. Нет, и речи не шло о том, что бы возобновить отношения с Завистью. Я загнала себя в тупик мыслями о том, что такая «я» не нужна ему. Я медленно провела рукой по своему шраму, еще раз посмотрев в зеркало — нет. Это будет слишком больно, я не хочу. Я должна забыть о том, что он где-то существует, но как мне его забыть если он постоянно пытается меня вспомнить, врываясь в мое сознание? Я схожу с ума и без помощи Ари. Винсент сообщил мне о том, что он пойдет готовить декорации к представлению и оставил меня в комнате наедине со своими мыслями. Я быстро разделась, обмотала бинтами грудь и оделась все так же быстро — здесь и правда было очень холодно. Собравшись, я наконец покинула пыльный чердак и направилась на площадь. *** Чертов Ксинг. Ненавижу холод, ненавижу зиму — да меня все бесит в последнее время! У меня едет крыша. Перед глазами в любой момент может появится мутный силуэт — нет, пожалуй, это все-таки тень. Это началось год назад. Я не знал, что произошло. Очнулся весь в человеческой крови, посреди леса. Вокруг меня царил хаос — огонь и трупы, откуда все это взялось я не понимал. Где я, черт возьми, нахожусь я тоже не понимал. Я будто бы был в прострации. Выбравшись из леса, я наткнулся на город. Уже по местной архитектуре я понял, что нахожусь в Ксинге — но какого хрена?! Вопросов было все больше, но мне было некому их задать. Когда я вернулся в Аместирис и спросил Отца, что произошло, он отмахнулся от меня. Сказал, что я внезапно пропал, а потом так же внезапно объявился — больше он ничего не знает. Я ему не поверил, но настаивать на ответах не стал — хрен знает, что старик мог бы со мной сделать за такую навязчивость. Однако, те же вопросы я задал Прайду и Ласт. Ожидаемо, они оба так же отмахнулись от меня — проклятые черти! Но я понял, что от меня специально что-то скрывают. Было, конечно, любопытно — что же все-таки произошло? Но я сумел подавить в себе гребанное любопытство и жить дальше. Моя жизнь потихоньку вошла в прежнее русло и я уже начал забывать о той непонятной ситуации, но потом это началось. Я начал сходить с ума. Когда это произошло первый раз я возвращался домой после очередного убийства. Я был доволен собой — в этот раз мне удалось на славу поглумится над своей жертвой. Раз за разом я прокручивал в голове этот момент — девчонка лет семнадцати встречала своего хахаля, вернувшегося из горячей точки, но тот вместо жарких объятий подарил ей мучительную смерть. Она смотрела мне в глаза с немой мольбой, но мне не было жаль ее, ни капли. О, это было божественно! Ее отчаянье — прекрасный подарок для моей извращенной сути. И я был доволен, и я преспокойно шел себе домой, когда перед глазами мелькнул смутный образ. Я остановился — подумал, что меня переглючило, но это случилось снова — более того, теперь видение сопровождалось голосом. Нет, криком. «…Только не дай мне умереть!..» Я вздрогнул. Голос показался мне до боли знакомым, но я никак не мог вспомнить, где я слышал его прежде. Он был девичьим, звонким и при этом надрывным. Где, где я его слышал? Кто она? Вернувшись домой, я не стал никому об этом рассказывать — мало ли что обо мне подумают. Вдруг Отец решит сделать со мной то же, что и с Гридом? Нет, этого я точно не хотел! Я старался вести себя естественно. И все вроде как успокоилось, но спустя пару недель произошло снова. Потом — спустя неделю. Дошло до того, что видения стали приходить ко мне по нескольку раз на дню. Они стали более явными и четкими — я не мог разглядеть ее лицо, но глаза… Ярко-голубые, чертовски знакомые. Я действительно сходил с ума и больше не мог этого скрывать — уж лучше пусть Отец сотрет мне память, чем я снова увижу эти глаза. Я рассказал ему о том, что со мной происходило последние несколько месяцев, но вопреки моим ожиданиям он не стал стирать мою память. Вместо этого он поведал мне о том, что все-таки случилось со мной в Ксинге. «В давние времена жила одна женщина. Я знал ее, когда еще жил в пробирке… Она сбежала из Ксеркса в Ксинг и стала там императрицей, а после смерти ее мужа начала проводить опыты над людьми, пытаясь вернуть его. Она умерла в глубокой старости, оставив потомкам кусок своей души, что бы они смогли однажды вернуть ее к жизни. И однажды они действительно смогли это сделать. Специально для этого они вырастили девочку, которой еще в младенчестве подсадили кусок философского камня с душой старухи внутри. Со временем девочка потеряла себя и старуха полностью завладела ее телом, потом она отправилась в Аместрис и решила свергнуть меня, захватив власть. Каким-то образом чертова старуха узнала о моих планах, она решила завершить то, что начал я, и вместо меня стать божеством. Но до меня еще надо было как-то добраться, поэтому она начала проникать в сознания моих детей — тебя, Ласт, Прайда… Она пыталась свести вас с ума, переманить на свою сторону. Остальные быстро смогли избавиться от ее влияния, но ты — нет. Ты сбежал в Ксинг, к ней. И там какое-то время делал за нее черную работу, убивая неугодных ей людей. Ты, кажется, даже полюбил ее, но она… Для нее ты был лишь инструментом, игрушкой. Она пользовалась тобой, пока я не нашел способа вернуть тебя. Я смог стереть твою память и заставить тебя вернуться домой. Надеюсь, ты понимаешь — я не мог сразу тебе обо всем рассказать, но теперь… Теперь выбора нет — тебе придется отправиться в Ксинг и убить ее. Она просто так тебя в покое не оставит, продолжит сводить с ума, пока наконец не сведет. Готов ли ты к этому? Хорошо. Отправляйся в Кинг и найди ее. Вот портрет — ты узнаешь ее, не сомневайся. Пока ты не убьешь ее ты не сможешь жить спокойно» Сказать, что я был в ярости — ничего не сказать. Какая-то сука столько времени манипулировала мной, а что я?! Черт, как же это было унизительно! Я не стал медлить ни секунды — отправился в Ксинг первым же поездом. Я уже месяц ищу эту дрянь по всей стране, но пока что все, что я узнал — это то, что какие-то сектанты пытались сжечь ее на костре и кто-то думает, что им это в итоге не удалось. Я вспомнил огонь и гору трупов — видимо, в ту ночь я был рядом с ней. Если им все же удалось подпалить ее шкуру — мне стоит искать девчонку с ожогами. Я прибыл в город на севере Ксинга. Утро было холодным и я шел, съёжившись и сунув руки в карманы. Город был тихим, однако из его центра раздавались гулкие звуки музыки. Мне вдруг стало интересно, что там происходит — а почему бы не проверить? В последнее время мои дни стали просто дико однообразными и скучными. В конце концов — я ничего не потеряю. Добравшись до центральной площади я увидел большое скопление народа. Что бы понять, что происходит, мне пришлось пробиваться сквозь улюлюкающую толпу, мне хотелось просто раскидать всех этих людей в разные стороны, но я все-таки был под прикрытием. Взял себе образ того военного, роль которого я обычно играю в штабе. Когда я добрался до края толпы передо мной предстала странная картина. Двое парней — один постарше, а другой, кажется, совсем еще мальчишка раскачивались на канатах, натянутых между двумя высокими зданиями. Их ловкость меня поразила — зрелище было просто потрясающим! Прежде я никогда не видел подобного — подумал я. И тут, внезапно, на секунду перед моими глазами промелькнуло очередное видение — силуэт девушки, выполняющей трюки, похожие на то, что сейчас делают эти двое. Я схватился за голову, но видение быстро исчезло. Я продолжил наблюдать за представлением пока они, наконец, не закончили. — А сейчас, дорогие господа, мы хотели бы попросить вас, если вы имеете на то желание и возможность, выразить свои восхищения нашим мастерством материально! — поклонившись, выпалил тот, что постарше. Оба, широко улыбаясь, пошли по кругу вдоль толпы, протянув шляпы. Воодушевленные люди кидали монетки, в то время как с лиц парней не сходили благодарные улыбки. У меня с собой не было денег, да я бы и не дал — мне плевать на этих двоих. Им и без меня помогут, хотя мне и на это совершенно похер. Мелкий пацан шел по той стороне толпы, где стоял я. Когда он проходил мимо меня наши взгляды встретились, и тут мальчишка замер. Он уставился на меня своим единственным видимым голубым глазом, и мне показалось, что он дрожит от страха. Мальчишка даже выронил шляпу из рук, и по земле рассыпались собранные им золотые монетки. Странно, но мне показалось, что я уже видел его прежде… Впрочем, это неудивительно — все-таки я провел в Ксинге какое-то время, пока служил той старой стерве. И тут, вспомнив о стерве, я заметил кое-что, что заставило меня вздрогнуть — из-под челки мальчишки торчал здоровенный шрам от ожога. Что, если… Но тут к нам подскочил его брат, он схватил мальчишку за плечи и оттащил его от меня. Вглядевшись в его лицо я понял, что и его уже когда-то где-то видел. — Прошу прощения, господин, мой брат… — он запнулся, — видите ли, вы очень сильно похожи на нашего покойного отца. Брат сильно скорбит о нем, видимо, он испытал шок, увидев знакомое лицо, — он сделал пару шагов назад, потащив брата за собой. Я думал было пойти за ними, но вокруг было слишком много людей. Быстро поблагодарив народ за щедрость, эти двое ретировались с площади и я даже не смог увидеть, куда они пошли. Лицо мальчишки не уходило у меня из головы. Черт, это она! Он слишком сильно похож на нее, еще и этот шрам! Но что, если я ошибаюсь? Нет. В любом случае — я ничего не потеряю, если убью мальчишку. Я должен, должен найти его!