Осколки нашей памяти

В пузыре снов мало что менялось. Для игроков жизнь после смерти походила на топкое болото или застывшее заколдованное царство. В настоящей реальности циклы следовали за циклами, а условия, в которых пребывали тролли, сохранялись незыблемыми практически постоянно, так как были навеяны их прежним опытом, впечатлениями о собственном прошлом. Калейдоскоп ландшафта, смена сезонов, окружение — все это было лишь отголоском того, что наши герои однажды уже видели в своем мире, не более того. Но и в этом «подвешенном» состоянии имелись свои «плюсы» — узники своих и чужих воспоминаний больше не взрослели, не старели и время для них как бы остановилось. Вроде бы живи, пусть и призрачно, да радуйся, что тебе предоставили второй шанс на то, чтобы исправить ошибки или просмаковать любимые моменты. Но для Руфио такое подобие на существование оказалось просто невыносимым. Он был слишком горяч, ему недоставало острых ощущений, приключений, требовалась смена действий. Но для того, чтобы проникнуть в иную сферу, троллям требовалось преодолеть преграду, за которой ждала опасная неизвестность. Бывшие обитатели Бефоруса находились в строго ограниченном мирке и чтобы перейти через его оболочку, пришлось бы рисковать шкурой, поэтому Нитрам предпочитал малодушно находиться в том пузыре снов, который изначально делил со своими товарищами по несчастью. Его мейтсприт, Хорусс, изо всех сил пытался хоть как-то скрасить серую призрачную скуку своего крылатого Разбойника, разделить с ним экзотические увлечения, всколыхнуть увядающие чувства, наладить с ним отношения. И тем самым Стрелец еще больше привязывался к источнику своих красных чувств, однако этот процесс не получился взаимным. Заххак менялся, хоть это трудно ему давалось, он лепил из себя новую личность, но, к сожалению, образ идеала отличался от взглядов и убеждений бронзокрового. Тот прежний холодный Хорусс, старательно делавший вид, будто с Тельцом его ничего не связывало, нравился Руфио гораздо больше, чем тот же самый Заххак, но полный влюбленной одержимости. Раньше, когда они оба были еще живы, Нитраму очень льстило то, что Хорусс воспротивился своим принципам, перешагнул через себя и завязал с ним, мутантом, «непотребные» для гемоспектра отношения, которые кроме всего были еще и тайными. Троллей разделяла огромная пропасть, и процесс ее преодоления доставлял удовольствие. Запретный плод казался слаще, чем он был на самом деле, кроме того, за него пришлось заплатить страшную цену. Когда Дамара узнала об измене, не поздоровилось обоим любовникам. Но все это теперь было в прошлом, где точку поставила смерть. В пузыре снов, в конце концов, произошло то, чего стоило ожидать — бронзокровый мутант засомневался в своих чувствах и отношениях. Ему не хватало новизны, он слишком привык к тому, что его парень был все время рядом, ловил каждый взгляд Нитрама, смотрел ему в рот. Было уже совсем просто и неинтересно перехватить дыхание у Заххака. Подтвердилось поверье, что если любить слишком сильно — можно и отпугнуть. Ветреная натура разбойника превозмогала здравый смысл. Может быть, он сам не понимал, чего именно хотел. Возможно, Руфио надоели знаки внимания, мелкие и внушительные странности Заххака, его неподдельное восхищение к своей персоне. Но факт оставался фактом — Тельцу требовалось отдалиться от навязчивого внимания. С некоторых пор Дамара делала туманные намеки на возможность возобновления прежней страсти и наивный Нитрам, как мотылек на огонек, потянулся к девушке — к своему прошлому предмету воздыхания. А Мегидо, во что бы то ни стало, потребовала у него порвать с Хоруссом. Хоть Руфио и говорил раньше, что не даст второго шанса бывшей пассии, но эти обещания вселили в него крохотную надежду на возвращение ностальгических чувств. Мутант не желал обманывать Стрельца, изменять ему, пропадать без объяснений, однако Нитраму было трудно признаться своему парню в том, что не может больше поддерживать с ним мейтсприт. Крылатый тролль все откладывал момент расставания, опасаясь разрушить то, что они вместе так долго строили. К тому же, Руфио не без основания боялся реакции индигокрового и его тяжелой руки, крутого нрава и тщательно сдерживаемой агрессии. Но вот однажды наступил благоприятный момент для признания. И случилось это, когда Хорусс неожиданно заинтересовался фидуспауном, намереваясь вывести лучшего хорсарони из возможных, а у Нитрама просто не было достойного повода, чтобы сбежать от обязанности в сотый раз объяснять правила сложной игры. Маленький лусус-бычок находился рядом со своим никудышным подопечным, навевая решительность и нужные мысли. Пока Заххак, будучи в отличном расположении духа, увлеченно изучал выданные ему карточки, Руфио осмелился начать тяжелый разговор. Он пару раз уже пытался сказать важную новость механику, но не был правильно понят. Однако теперь Нитрам все же произнес то, что так давно хотел сказать, правильно подобрав слова. — Хей, гангстер, а ты никогда не думал о том, чтобы… Ну, я не знаю… Начать встречаться с кем-то другим? Тебя не посещала мысль, что может… Есть кто-то, кто мог бы стать для тебя более подходящей парой, чем какой-то там разбойник вроде меня? — Ты лучшее, что было и есть в моей жизни. Зачем мне стреноживать кого-то еще или заглядываться на чужое пастбище? Я верный жеребец. У меня есть ты, а большего для счастья и не надо, — немного наивно и легкомысленно промолвил Стрелец, не особо вникая в скрытый смысл представленных ему намеков, продолжая возиться с набором фидуспауна. Руфио обозлился от того, что тема беседы опять пошла не в ту степь. Когда он исподволь пытался подвести Хорусса к итогу, тот всегда переводил тему на восхваление его достоинств. И от этого было… Немного стыдно? Поэтому большерогий тролль сразу перешел к главному вопросу, чтобы пресечь неудобный момент. — Я считаю, что нам пора расстаться. Ты не виноват! Наоборот, не было лучшего тролля, который мог бы так отвязно заполнить мой алый квадрант. Я благодарен тебе за все, что нас связывало. Просто… Прежде было лучше, до того, как умерли… Когда я не был для тебя идеальным! И мы не можем быть вечно в мейтсприте, чел. Это очень долго! А мне хочется свободы. Нельзя дыхание запереть в банку и ждать от него благодарности. Мне тяжело, когда тебя слишком много! Нитрам выдавал порцию фраз одну за другой, выплескивая накопившееся недовольство, а Хорусс застыл, не меняя восхищенного выражения лица, может быть в надежде, что его драгоценный Телец неудачно пошутил. Язык у Стрельца прилип к небу, не давая произнести ни слова в ответ. — Ну, мы типа клево тусили вместе. Мне было очень хорошо с тобой! Но нам, похоже, стоит отдохнуть друг от друга, — наконец завершил свой разрушительный монолог крылатый, ожидая реакции от своего уже бывшего парня. Заххак ощутил, как у него внутри что-то вдребезги разбилось, отдаваясь звоном в ушах, как разлетелся на осколки его мир, а в груди вновь разрасталась всепоглощающая пустота, затягивая в пучину отчаянья. Парень безмолвно кричал, проваливаясь в эту бездну, но на физиономии у него не дрогнул ни один мускул из-за полученного шока. — Бро, слышишь меня? Бангаранг! Прекрати хотя бы улыбаться. Я не шучу, а серьезно говорю, — потребовал Нитрам, уже сто раз пожалев о своем решении. Хорусс продолжал упрямо растягивать и чисто автоматически приподнимать уголки губ. Это маска въелась ему в лицо. Но притворяться дальше, что он ничего не расслышал, не хватало актерского мастерства. Улыбка сама собой превратилась в мученическую гримасу, зубы Заххака заскрипели от сдерживаемой ярости, а пальцы с хрустом сжались в кулаки. Заметив эти перемены, большерогий тролль быстро пошел на попятную, поднимая руки вверх и закрываясь ими в защитном жесте, напрягаясь и вовсе намереваясь при случае упорхнуть из опасной зоны. — Куколка, давай останемся друзьями. Терять из зоны видимости такого парня было бы совсем не круто. Заххак боялся, что если сейчас он сорвется, то сделает что-то ужасное с Тельцом. Заставит его страдать за каждую нанесенную им рану в душе. Можно было, конечно, даже сломать ему ноги и обездвижить, как это сделала раньше Дамара в попытке удержать Руфио рядом с собой. Но… Он был не такой, как раньше. Хорусс поднялся со своего места и… Молча развернулся и просто ушел. Точнее, он сбежал. От ответа, от объяснений, чтобы притвориться, что ничего и не было. Гордо удалиться не получилось, он даже сгорбился под прощальным и несколько испуганным взглядом Руфио. Индигокровный должен был всегда оставаться сильным, но это так сложно и трудно. Даже если нарастить на сердце броню и стать недосягаемым для стрел врагов, в глубине его все равно будет биться живое нутро, которому хочется тепла, добрых слов и заботы. И ранить нежную часть души легче всего тому, кому ты доверяешь больше всех, кого пускаешь в свои самые незащищенные слои личности. Нитрам что-то кричал вслед, но было уже совсем не важно, чем он еще хотел оправдать свой поступок. Стрелец, не оглядываясь, направился в тайное место, о котором знали лишь двое. Хорусс, покачиваясь, шел дальше сквозь пузырь снов, огибая голубые стволы деревьев с нежно-розовой листвой, туда, где можно выпустить боль, где никто не увидит и не осудит. Добравшись до уединенной полянки, Стрелец остановился, зная, что теперь можно было не стесняться. Брошенный тролль издал протяжный вопль и рухнул на землю. Следующие его действия нельзя было назвать нормальными. Заххак бушевал, как помешанный — разворотил ближайшую округу, выкорчевал и разбил кулаками деревья, чтобы хоть немного выпустить застилавшую глаза ярость. Выбившись из сил, он сел на колени, прямо на пожухлую листву. Не было слез, не осталось даже мыслей, лишь пустота. Так Хорусс и провел пару часов, жалея себя, пока его крепкой спины не коснулось нечто теплое и мягкое. Тролль инстинктивно дернулся, морально готовясь к самозащите, но через долю секунду понял, что рядом с ним оказался вовсе не подкравшийся враг, а его милый мойрал. Лейон убрала руку, зато сама переместилась поближе к страдальцу. Она, конечно, не могла услышать его криков, но будто почувствовала, что ему нужна ее помощь в успокоении и поспешила в место, где Хорусс предпочитал проводить тяжелые моменты. Меулин по-кошачьи ласково потерлась щекой о широкое плечо Хорусса, как раньше делал ее лусус, гибко выгнулась и положила свою голову на бедро Заххаку. В пустых бесцветных глазах Лейон отразился немой вопрос. Ей не было нужды спрашивать, чтобы понять, что случилось. Однако, ради подтверждения догадки, она указала на Хорусса и изобразила пальчиком, будто у нее на щеке прокладывает дорожку слеза. Таким образом, девушка поинтересовалась, почему ее мойрал такой грустный, и что стало тому причиной. Стрелец вздохнул — пантомимы до сих пор у него плохо получались, поэтому он избрал иной путь. Паж пустоты, смахнув опавшие листья рядом с собой, изобразил на песке зодиакальный знак Тельца, потом символ мейтсприта. Затем с особым усилием перечеркнул алый квадрант и сжал ткань мундира у себя на груди, показывая, где ему больно. Девушка резко обняла Заххака, как будто в попытке разделить с ним его чувства. Затем с особым удовольствием она растоптала изображенный на земле, уже ставший для нее ненавистным символ и похлопала ладошкой по ковру из опавшей листвы, давая знать механику, чтобы тот пока никуда отсюда не уходил и бесшумно растворилась в чаще. Хоруссу не пришлось долго ждать. Через некоторое время Мяулин привела с собой… Курлоза. Девушка стала активно жестикулировать, порой указывая на своего индигокровного мойрала, хмуря лоб, объясняя проблему. Некоторое время они с Макарой вели оживленную беседу в полной тишине. У Хорусса почему-то возникло четкое подозрение, что именно сейчас решалась его дальнейшая судьба, а он не мог на нее повлиять. Из безмолвного диалога, ведомого исключительно языком глухонемых, он смог понять большую часть слов, но не улавливал в них особого смысла. Он только понял что-то вроде «ему требуется скорая помощь», «шип потерпел катастрофу». Видимо договорившись, Макара приблизился к подскочившему Стрельцу, который тут же попытался задать интригующий вопрос. — Высшеконный, что проис…- Курлоз многозначительно приложил к губам ошалевшего от подобной чести Хорусса палец, призывая к тишине. Заххак скосил глаза на своего мойрала, а та утвердительно и одобряющее кивнула — мол, все в порядке. Тем временем Макара стянул с Заххака его странные очки, и взял его лицо в свои ладони так, чтобы тот не мог уже отвернуться. Хотя Курлоз не особо нуждался в том, чтобы глядеть на обрабатываемого им тролля, он все же предпочитал не сводить глаз с Хорусса и видеть его неподдельный ужас. — Расслабься. Если будешь от меня закрываться, будет больно, — в голове у Стрельца прозвучал почти забытый голос Макары, вспыхивая в мыслях огромными сиреневыми буквами. Козерог воспользовался своими скрытыми талантами на Стрельце, милостиво предупредив его о возможной опасности. Заххаку показалось, будто холодные пальцы проникли ему под кожу, а потом и в голову. Это было так, будто Курлоз воткнул в мозг иглу, разрывая разум Хорусса на части, раскраивая и сшивая эпизоды истории заново. Все его существо охватила пульсирующая боль. Это походило на то, как кислота разъедает ткань, а на получившуюся дыру заботливо накладывают заплатку. Несмотря на предостережение, Хорусс все равно внутренне сопротивлялся, он цеплялся за ускользающие осколки собственного разума и далекого прошлого, как утопающий хватается за соломинку. Индигокровный пытался спасти хоть малую часть драгоценного знания, утаить ее от разрушающего влияния Высшекровного, пусть это нежелание легко подчиниться власти было непозволительно. — Курлоз, не надо…- взмолился Хорусс. Но воспоминания о дорогом Руфио, те, что Хорусс хранил с особой заботой и любовью, растворялись одно за другим. Тайные встречи, первый поцелуй, близость, то время, когда Нитрам сам проявлял настойчивость и добивался своего — все уходило в небытие… На место знакомства с Тельцом пришло чужое воспоминание о том, как еще здоровый Митуна ослепительно улыбался и шутил, как он, добродушно походя, похлопывал друзей по спине и, смеясь, дружелюбно подтрунивал над Кронусом. Это не то, что было на самом деле. Потом возник сам Ампора с приторно-сладкой улыбочкой и стал непреднамеренно приставать, на что Заххак показал неприличный жест. Нет, он не мог такого сделать. Из забракованного воспоминания вдруг вынырнуло лицо Нитрама. — Руфио… — Я все исправлю, — пообещал Курлоз, увеличивая действие гипноза. Напор Макары усилился. Заххак начал заваливаться назад, но Курлоз легко, как куклу, встряхнул его, и вновь поставил на подгибающиеся ноги. Поток из слайдов, ворох пестрых мыслей мелькали уже с оглушающей скоростью. Вместо совместного полета с Руфио заняло яркое воспоминание с Канкри. Заххак что-то говорил, яростно жестикулируя и что-то доказывая, на что Вантас разразился очередной умопомрачающей лекцией, в итоге которой все неожиданно остались довольны. Вместо памяти о тайной встречи с Нитрамом в лесу под покровом ночи, возникло видение о том, как Мяулин трогательно нежно перебирала его длинные волосы, почему-то успокаивала, пыталась шептать слова утешения, но они звучали слишком громко. Все было продуманно так, чтобы не возникало сомнений. Хорусс уже больше не мог «взбрыкивать». Он, не отрываясь, уставился в мерцающие фиолетовым таинственным светом глаза Высшекровного. Где-то в подкорке мозга вспыхивали и гасли подсказки, что это не его, не Хорусса мысли. Это не его кусочки прошлого, не воспоминания Заххака, а чужие фрагменты истории, навязанные извне и заботливо пришитые к полотну его сущности. Курлоз просто заменял одни фрагменты мозаики другими, чтобы картинка в целом не разрушилась, сохраняя лишь антураж произошедшего, закрывал дыры в душе, чем-то более приятным, сделал иллюзию того, что на самом деле индигокровный все это время имел много друзей. Но эта истина не так далеко была от правды. Постепенно из сознания Стрельца почти полностью исчез образ бравого крылатого парня с рыжим ирокезом. Его Руфио остался для Хорусса в прошлом, которое безжалостно стерли. И вместе с ним ушла ноющая боль в груди и голове. Макара отстранился от Хорусса, задорно подняв большой палец, и Лейон успокоилась, видя, что Заххак пришел в себя. — Не беспокойся, мы найдем тебе подходящий корабль! Пурревосходный! Но Хорусс уже не догадывался, почему Мяулин так возбуждена, и почему она с таким жаром обещала ему налаживание новых любовных связей. Просто пустота, возникшая после ухода Нитрама, заполнилась. А как любить того, кого ты совсем не знаешь? Правильно — никак. Все кончено. Или начиналось заново. Нельзя сожалеть о том, чего не было, ровно как и нельзя плакать о том, что прошло и потеряно навсегда. Макара сделал для Заххака огромную услугу, поделившись с ним своими воспоминаниями. Или нет?