***
Проведя последующие несколько дней в болезненном сосредоточении внутрь себя, Энви снова и снова упирался в беспросветный тупик, не позволяющий ему выглянуть поверх устойчивого ограждения. Там располагалась его слепая зона. Область, в которой, стоило признать, он был полным профаном. Легче не становилось. Только одна, кое-кем посеянная в почву его разума идея лишь крепчала и занимала всё более выигрышные позиции на этой передовой против его гордости — легче не станет, покуда он не сдвинется с места и не предпримет что-нибудь. И вот уже следующим утром, решив всё за него, взгляд Энви сам по себе упал на противоположный дверной проём, что был так призывно открыт. Против пробивающегося из окна света он смутно различил силуэт Эдварда, переодетого в свои излюбленные кожаные штаны и как-то небрежно заправляющего в них майку. Поразмыслив обо всём в который раз этой ночью, он уверенно двинулся к двери, заметив суету мальчика. Он знал, что братья периодически уходили из дома по бытовым нуждам, всегда по одному, чтобы кто-то оставался присматривать за ним. Делали всё из соображений безопасности, проще говоря. И сейчас был именно тот случай — его шанс. Движимый любопытством и скукой, он собирался настойчиво вмешаться в чужие планы. — Собрался куда-то? — без каких-либо церемоний шагнув в комнату братьев, он фамильярно плюхнулся на одну из коек в ожидании отклика. Эдвард проследил за нахальством зеленоволосого долгим испытующим взглядом, но промолчал, решая, стоит ли посвящать того в свои планы. В непривычном бездействии он стал чаще оглядываться в прошлое, и общество бывшего гомункула вряд ли благоприятно воздействовало на его взволнованный ум. Но отбросить чужие попытки выйти на контакт он никак не мог, иначе в чём был бы смысл. В конце концов, он склонился к варианту в пользу наглеца. — Нужно заглянуть на соседнюю ферму за продуктами… — нехотя ответил он, застёгивая свой мудрёный ремень, но в тяжёлых раздумьях позабыв заправить оставшийся клочок майки. — …Потом хочу сходить к нашему старому дому, — он бы и рад умолчать про данный пункт своего маршрута, но неоднократные нотации от брата и личные представления об эффективности «терапии» советовали быть откровенным. — А-а, — догадливо протянул тот. — К тому самому, где родилась Лень, я понял, — прозвучало, кажется, даже без издёвки, но при её упоминании естество учёного всколыхнулось, словно море от внезапно накатившей волны, однако наружность мальчика позволила его собеседнику наблюдать лишь прикрытые на пару секунд веки и сопутствующий этому длинный выдох. Поглядев на это с минуту, Энви озвучил свои вполне очевидные намерения, которые наверняка были для Эдварда также ожидаемы. — Я тоже иду, — безапелляционно заявил он, деловито сцепив руки в замок и всем своим видом показывая, что отказ не принимается. — Зачем? — непроизвольно напрягся алхимик. — Хочешь уйти подальше от остальных и тайком прикончить меня? — Конечно, коротышка, — Энви глумливо скривился. — Ты подал мне отличную идею. Тебе никогда не приходило в голову быть тактичнее? — теперь уже состроив выражение досады и глубокого сочувствия к алхимику, поинтересовался он. — Кто бы говорил про тактичность, придурок, — буркнул блондин и выставил указательный палец вверх. — Во-первых, я тебе не «коротышка», — процедил он. — А во-вторых, не советую тебе приближаться к этому дому. У меня нет желания унимать очередную горячку. — Лучше прикуси язык! — злобно шикнув, предупредил Энви. — Раз ты так озаботился моей судьбой, то должен прислушиваться ко мне. Я быстрее свихнусь от скуки здесь! — скрестив руки на груди, огласил он свой окончательный вердикт, но не удержался от ехидного замечания. — Кто бы мог подумать, что когда-нибудь прогулка с коротышкой будет для меня лучшей перспективой. — Да ты достал! — взорвался, наконец, блондин, из последних сил терпевший оскорбления доселе, приблизившись и грубо ухватив Зависть за грудки. — Заладил «коротышка» да «коротышка»! Продолжишь в том же духе, и тебе точно не светит эта так называемая прогулка! — Ты говорил, что не будешь удерживать меня в четырёх стенах! — вспыхнул Энви, уязвлённый возмутительным шантажом. — Я не сделал ничего плохого, ни на кого не набросился, даже помогал по дому, чёрт его дери! Что ещё я должен?! Эдвард присмотрелся к бледному лицу, признавая, что темноволосый действительно измотан этими сковывающими условиями в совершенно новой среде. Его нервы сдавали. Удивительно, что он продержался до сих пор и в самом деле не подорвал той толики оказанного ему доверия, пытаясь приспособиться. Со стороны алхимика было бы довольно жестоко игнорировать чужую просьбу. Да и Альфонс уже несколько раз советовал ему ослабить хватку. — Хорошо, я понял, — Эдвард замолк, отпустив чужой ворот, и раз уж они сравнительно адекватно разговаривали, решил добавить. — Если честно, я тоже устал сидеть на одном месте. Это… непривычно. Не после всего. Расправляя помятую рубашку, Энви кинул неожиданно понимающий взгляд на продолжившего сборы юного алхимика, но в ответ лишь сухо бросил: — Одёжку свою заправь.***
Вскоре, оповестив удивлённого Альфонса и покинув пределы дома, Эдвард уже вёл идущего позади экс-гомункула по знакомым просёлочным дорогам. Тот внимательно всматривался в почти нетронутый человеком рельеф, окружающий их, изучая, возможно, запоминая местность в своих корыстных целях, но подросток силился подавлять избыточное недоверие. Энви не выказывал явственно никаких предпосылок на мятеж, стало быть, нынешнее положение имело все шансы оставаться таковым и дальше. Мельком поглядывая назад, блондин был вынужден принять факт, что тот и впрямь оживился, а его вид куда больше располагал к себе, чем во время недель в заточении. Смягчение определённо должно пойти на пользу, да и пора было бы уже наладить какой-никакой контакт — сейчас, когда Зависть перестал проявлять прямую агрессию и даже, кажется, добровольно делал первые шаги навстречу. К тому же старший Элрик знал, что Альфонс успел сточить парочку углов, за что ему спасибо. Так они шли дальше, пока темноволосый беззастенчиво озирался и норовил поглотить взглядом всё, что видел, словно ненасытное животное, отчего у Эдварда сложилось впечатление, будто он и вправду выгуливает дикое существо. Энви всеми силами старался не подавать виду, когда задерживал взгляд на редких жилищах, людях и семьях, виднеющихся поблизости. Сверлил их глазами так пристально, что казалось, он не видел цивилизации по меньшей мере год. У всех этих людей есть кто-то близкий. Одна неказистая мысль сформировалась в уме, и лицо Энви скривилось, как от горькой пилюли. Он резко встряхнул головой, сбрасывая наваждение, и заставил себя продолжать ход более непринуждённо. Зависть не отставал от Эдварда, когда тот пересёк передний двор искомой фермы в поисках здешнего хозяина, и пока мальчишка вёл с ним беседу, задумался. У людей, что встречались по пути, одинаково с остальными, с этим фермером — у всех имелось своё место. Даже бедолаги Элрики вернулись сюда, в так называемый «дом» — что и у бывшего гомункула не возникло сомнений в вопросе их поиска. Так или иначе, ему было интересно, что двигало людьми в такие моменты. Он уже давно перестал испытывать привязанность к определённому месту и ему было не очень понятно желание испытать прежние эмоции, снова взглянуть на места из прошлого, «вернуться домой». Они постоянно передвигались, обосновывались в новых точках, а убежище Данте он никогда не смог бы назвать «местом, куда ему хочется вернуться». По сути, ему было некуда возвращаться, и оценить это стремление во всём его великолепии он попросту не мог. Покинув владения земледельца, светловолосый всучил Энви тюк с сырым мясом и молча взял курс к следующему пункту. У него в руках была котомка, полная ненавистного молока. Его компаньону в данном случае уже нечего было терять, так что сопроводить коротышку к памятному месту могло послужить своеобразным развлечением на фоне неподвижной обыденности. Так он подумал.***
Когда они вышли с соседской фермы, алхимик машинально замедлился. Он не мог избавиться от предчувствия, что действует непозволительно грубо; подвести экс-гомункула к границам былого дома всё равно, что опустить его в самую гущу тёмных течений души, позволить им обоим оказаться в опасной близости от своих рубцов. И вот он уже тут, следил, как Эдвард время от времени наклонялся к земле, лениво перебрасывая прогнившие или опалённые огнём доски, шаркал по углям ногами, поднимая в воздух пыль. За прошедшие годы ветра и дожди разметали останки дома во все стороны, далеко за пределы очерченной треснувшими камнями границы фундамента, равномерно покрыв близлежащие участки обломками и вымокшей, превратившейся в грязь золой. Брюнет тоскливо прохаживался по пепелищу чуть поодаль от мальчишки, также оглядывая то, что осталось от жилья, эти жалкие остатки воспоминаний. Местами, где пламя было менее беспощадно, ему удалось разглядеть едва уцелевшие корешки книг, осколки посуды и битую рамку с почерневшим клочком бумаги. Ещё повстречались какие-то старинные диковинки и металлический антиквариат — вероятно, оставшиеся от Хоэнхайма… Он не сдержался и фыркнул себе под нос. Значит, здесь этот старик «счастливо» провёл свои последние годы. Горечь проявилась вновь, гневным комом подкатив к горлу, затеняя сознание и перекрывая шаткое смирение, что едва обрело оформленность. Но Зависть лишь крепче сжал зубы, кое-как проглотив его. Вряд ли возможно искоренить вековую обиду в нём. Впиваясь в плоть и прорастая до нутра, она оставила непомерно глубокие следы, как ядовитые споры: попав единожды, насквозь пронизывают поражённую ткань, и сколько ни избавляйся от очага — уже не выведешь полностью. Но ему больше не посчастливится дать ей волю и направить на искомую цель. Единственным избавлением станет только сжечь эти споры дотла вместе с носителем. Превратить в такую же пыльную золу, что сейчас была у него под ногами. Ещё тогда, после поединка со Стальным, в день полный вязких и мучительных раздумий, он убедил себя, что вымещать ненависть на Элриках без толку. Ему пришлось это сделать, чтобы сохранить здравый рассудок и быть способным преодолеть случившееся. Братьям об этом знать, конечно же, не обязательно. Что будет, если он утолит свою кровожадность? Хоэнхайму он этим уже ничего не докажет, его больше нет, без него их убийство теряет смысл. С тем же успехом он мог бы убить любого человека, что будет на порядок проще. Энви посетило знакомое ощущение, будто отец опять покинул его, бросая один на один с неразрешимым конфликтом. Братья предали огню минувшие горести. Без сожалений позволили пламени сожрать этот маленький мирок одной семьи. Оставить обиды в прошлом требовало от него такой же бескомпромиссной решимости. Энви застыл в безрадостном мгновении, не отрывая глаз от останков былой жизни. Такое себе вышло развлечение. Увидев один знакомый из далёкого прошлого предмет, который Хоэнхайм, видимо, решил сохранить, зеленоволосый не выдержал. — Чёрт! — он с силой пнул его. Это привлекло внимание Эдварда, он сразу напрягся в ожидании худшего. Но дальше ничего не последовало. Зависть просто вышел на грунтовую дорогу, избегая смотреть назад, и послушно стал дожидаться алхимика. Последний изрядно удивился несвойственному поведению, однако, решив не испытывать чужую выдержку, вскоре поравнялся с ним. В голове вертелся навязчивый вопрос, но Элрик лишь перехватил склянки с молоком поудобнее, кивком указывая в сторону дома. Торопиться нельзя. Он получит необходимые ответы, когда придёт время.***