Ороборо: Арлекин

Вокруг торгового центра скопились патрульки, среди них красовались даже два фургона с характерными пометками — кинологи. — Собак-то зачем? — удивился мимоходом Чанёль. — А чтобы были, — огрызнулся обычно спокойный и сдержанный капитан Бан. Видимо, даже он разволновался. — Где тебя носило? — Нигде. Я же сразу приехал. Что тут? Они зашли в торговый центр и двинулись к лестнице. — Этот придурок на третьем в кафе. Естественно там полно народа, и он никому не позволил уйти. На нём мина. Или это уже бомба? Короче, хрень с таймером. Пикает. Там по времени два часа. Взрывчатки на нём около пяти кило, если не больше. Требует пять миллионов в евро вот прямо сейчас, иначе взорвёт всё к чёртовой матери. Вроде бы. Такими были его требования полчаса назад. Теперь он требует... — Человеческих жертвоприношений? — Поязви мне тут. Человека для переговоров он требует. Хочет ещё что-то. — Угу. И кто пойдёт? — Ты. — Чего? Меня в жертву? — Чанёль остановился на последней ступеньке у цифры «два», нарисованной на стене, и возмущённо уставился на капитана. — Почему я? Я же просто лейтенант. И меня не готовили к ведению переговоров. Чёрт, господин капитан, что я ему говорить-то буду? И вспомните историю — парламентёры всегда плохо кончали. — Что-нибудь да скажешь — у тебя рот никогда не закрывается, балаболка. Тебя решили послать, потому что у тебя язык хорошо подвешен. Ты кого угодно заболтать можешь. — Поэтому и решили. Послать. Ага. — Не придирайся к словам. Отправить. — Угу, а то в случае «послать» есть нюансы, — вошёл в роль парламентёра Чанёль. — Так ты пойдёшь или нет? — Прямо сейчас? — А когда? Завтра после взрыва? Тик-так. Времени мало. — Ладно, так что мне ему говорить-то? — Куртку снимай. Смотри сам по ситуации. Дескать, деньги будут, надо подождать. И потяни время, пока ждём снайперов. Постарайся его подвести к окну, что ли. Ну и погляди, что с миной, можно ли вообще стрелять. Разберёшься, не первый же раз. Ты в полиции уже три года, не новичок. Всё снимай! — Что значит «всё»?! — возмутился Чанёль и отдал куртку капитану. — Свитер тоже. И пистолет отдай. Он должен видеть, что ты без оружия и не представляешь никакой угрозы. Рожу попроще и смотри ласково. — Ласково? — И не рычи. Ты должен быть обаятельным и симпатичным, расположи его к себе. Пусть вообще смотрит на тебя влюблёнными глазами. Задури ему голову, короче, и время потяни. И к окну гада, к окну. Пистолет! Чанёль неохотно отдал оружие капитану, свитер и перчатки, поправил светлую рубашку и передёрнул плечами от озноба. В торговом центре было тепло, но поручение капитана Бана так освежало, что мороз по коже продирал. — Готов? — Конечно нет. Ну я пошёл? — Надень это, — капитан вручил ему гарнитуру, которую он послушно нацепил на ухо. — Включено. Радиус — пятьсот метров. Чанёль вздохнул, проверил телефон в кармане джинсов и стал медленно подниматься по лестнице на третий этаж, где засел террорист. В кафе Чанёля ждала дивная картина: все посетители и персонал лежали на полу и таращились на него большими испуганными глазами, «виновник торжества» торчал в углу под прикрытием барной стойки. Террористом оказался бодрый мужичок лет шестидесяти, коренастый и плотный, с цепкими руками и обритой, словно у буддистского монаха, головой. На нём был военный жилет, перехваченный ремнём на поясе. На ремне крепился таймер, который показывал один час и пятьдесят минут с секундами. А ещё террорист держал в руках тяжёлый пистолет с длинным стволом. Если из такого пальнуть в голову, от головы ничего не останется. Чанёль на всякий случай поднял вверх руки, чтобы террорист убедился в его безвредности. Тот жестом велел ему приблизиться. Чанёль сделал несколько шагов по прямой, обогнул три столика и остановился в паре метров от террориста. — Доброй ночи, — выдал он и широко улыбнулся, не придумав ничего другого. — Вы хорошо поели? Террорист как-то странно на него уставился и моргнул. — Я вообще не ел. Поешь тут... Ты кто такой? Тебя на улице подобрали, что ли? — Э, нет. Лейтенант Пак, вообще-то. — Чанёль демонстративно оттянул карман на джинсах и двумя пальцами выудил корочки, протянул дедку. Тот взял, внимательно изучил документ вдоль и поперёк, нахмурился. Чанёль перестал улыбаться и попытался скопировать собственное выражение лица на фотографии в документах. — Так лучше? — Да, спасибо. — Террорист вернул ему корочки и напыжился. — Так, мне нужны пять миллионов евро и... — Велосипед и фонарик? — предположил Чанёль, припомнив анекдот о террористах, захвативших винный погреб. — Нет, вертолёт. — Это вы зря. Велосипед не такой приметный, выследить сложнее. — А ты юморист, как я погляжу... — Цель не вижу. Лейтенант Пак, вы можете выманить цель из укрытия? — прозвучало в ухе у Чанёля, и он сохранил самообладание не без труда, потому что этот низкий голос принадлежал Чонину. — Не думаю, — ответил сразу и Чонину, и террористу Чанёль. — Не юморист? А так бодро начал, — проворчал террорист, разглядывая Чанёля ещё внимательнее. — Мне нужно разобраться с бомбой. Она на террористе? Скорее всего, вмонтирована в жилет, так? — продолжил расспрашивать Чонин. — Да, я тут пошутить пытался и разрядить обстановку. Вы бы поели, на полный желудок веселее дела делать. Так вы уверены, что хотите только денег и вертолёт? Велосипед точно не хотите? А фонарик? — Таймер на час сорок шесть? — Да, тут и вертолёт посадить проблематично. Чисто технически. А велосипед я лично могу припарковать там, где скажете... — Посмотрите, у него есть в руках пульт или что-то похожее? Он в любой момент может взорвать бомбу сам или от него уже ничего не зависит? — Кстати, эта штука, — Чанёль указал на жилет слегка сбитого с толка словесной атакой террориста, — вы, правда, можете взорвать её в любой момент? Или она... — Она взорвётся либо по таймеру, либо в том случае, если со мной что-нибудь случится, — любезно ответил Чанёлю террорист. — Чёрт, — прозвучало в ухе у Чанёля, затем Чонин кому-то приглушённо пояснил: — Трансмиттер, скорее всего. Лейтенант Пак, помимо таймера вы видите на жилете какие-нибудь мигающие детали? — Паршиво, а что это у вас мигает на груди слева? — Передатчик, отслеживающий мой пульс. — Не стрелять, — резко скомандовал Чонин и вновь приглушённо велел кому-то отозвать группу захвата. Но поздно. Чанёль затосковал, когда у лестницы замаячили тёмные силуэты, а террорист ухватил его за шкирку и упёр в подбородок холодное дуло пистолета. — А ну стоять! Дёрнетесь — будете потом его голову по кусочкам в пакетик собирать! Ну-ка... Террорист сдёрнул с уха Чанёля гарнитуру и рыкнул в микрофон: — Пять миллионов и вертолёт. Через час! У меня заканчивается терпение! Разбив гарнитуру, террорист вновь ухватил Чанёля за шиворот и потащил к другой лестнице, прикрываясь им как щитом. Положение стремительно ухудшалось, и Чанёль не знал, что делать в этой патовой ситуации. Хуже того, ему ещё никогда так сильно не хотелось опять услышать спокойный голос Чонина. Снайперы... Точно, капитан Бан говорил же, а до Чанёля не дошло. Он совсем забыл, что теперь Чонин... — Эй! — Террорист резко дёрнул Чанёля, развернув к лестнице и больно ткнув дулом пистолета. — Брось оружие! Они стояли на площадке малой лестницы у спуска, а на ступенях, ведущих на четвёртый этаж, стоял на одном колене Чонин и обеими руками держал лёгкую штурмовую винтовку без оптики. Простой чёрный комбинезон без нашивок, взъерошенные волосы — от ветра, наверное, спустился с крыши... Красивый... Чанёль невольно слабо улыбнулся ему. Террорист тихо выругался и попятился, утягивая за собой Чанёля. Чонин поднялся на ноги и с той же скоростью двинулся следом. Молчание и спокойствие его заставляли террориста нервничать. — Брось оружие, я сказал! Или пристрелю этого умника! — Чанёль поморщился, когда в него вновь ощутимо ткнули дулом пистолета. — Всё равно ты ничего мне не сделаешь. А если сделаешь, нас троих будут долго смывать с этих стен. Если стены вообще уцелеют, конечно. Как об стенку горох. Чонин будто бы и вовсе не слушал дедка и не опускал винтовку. Спускался по лестнице с той же скоростью и ничего не говорил. Только пристально смотрел из-под тяжёлой длинной чёлки. На месте террориста Чанёль бы всё бросил и дал стрекоча, потому что под таким взглядом было жутко неуютно — до дрожи в коленях. — Я с тобой разговариваю. Ты же не думаешь, что пока у меня бомба и заложник... Чонин внезапно чуть опустил дуло винтовки и выстрелил. — А-а-а, сволочь!.. — заорал Чанёль и тяжело плюхнулся на пол, прижав ладонь к бедру. Пальцы и джинсы залило красным, и он застонал от боли. — Придурок, ты не в того попал, — хмыкнул террорист и заткнулся после следующего выстрела, выбившего у него пистолет из рук и оторвавшего большой палец на правой руке. Мозгов, правда, он не растерял и кинулся вниз по лестнице. Чонин опустил винтовку и поправил слева наушник с микрофоном. — Сядьте ему на хвост, пусть отъедет туда, где народа поменьше, тогда открывайте огонь. Заложника у него больше нет. И вызовите скорую. Ранен офицер, огнестрельное сквозное правого бедра, артерия не задета, кость тоже цела, кровотечение... Чонин опустился на колено рядом с Чанёлем и отложил винтовку, отбросил в сторону ладонь Чанёля и осмотрел рану, потом расстегнул на Чанёле ремень и с его помощью перетянул ногу над раной, чтобы остановить кровотечение. — Козёл. Ты меня подстрелил, — грустно пробормотал Чанёль, разглядывая Чонина. Смотрел на склонённую голову, на чёлку, завесившую глаза, твёрдо сжатые полные губы и подбородок с любимой ямочкой. — Потому что таких идиотов, как ты, отстреливать надо. На кой чёрт ты в переговорщики полез? — Эй! Ты. В меня. Стрелял! На минуточку, да? Всегда знал, что ты мечтаешь всадить мне пулю в задницу. Козёл ты... — На минуточку, да? — передразнил его Чонин. — Я тебе пулю в ногу всадил вообще-то. Задница с другой стороны. Твои тылы надёжно прикрывал террорист собственной... гм... грудью. И не волнуйся, я знал, куда стреляю. Всё будет хорошо. Поваляешься немного на койке, отдохнёшь. Считай, что у тебя отпуск на две-три недельки. — Иди ты в задницу! Ты в меня стрелял! Поверить не могу! В меня! — Думаешь, надо было позволить ему утащить тебя с собой и потом грохнуть? И в задницу не получится, ты же меня бросил. Чанёль понимал, что Чонин прав, и что террорист избавился бы от него в любом случае, но всё равно было жутко обидно, что его подстрелили, словно какого-то преступника. Стоп! — Я тебя бросил? Сдохнуть хочешь? Это ты трусливо удрал и даже не попрощался! — Я письмо тебе написал, — возмутился Чонин. — Исключительно для того, чтобы оставить за собой последнее слово! — Что?! — А то! Я, что, должен общаться с тобой посредством переписки? Ты в каком веке вообще живёшь, ископаемое? И ты даже не оставил адрес, куда слать свои возмущения и возражения! Как есть козёл! И вообще... Чонин сжал пальцами волосы у него на затылке и прижался губами к его губам, мягко прикусил кончик языка, собственным после провёл по нижней губе, отстранился, чтобы через миг прислониться лбом ко лбу Чанёля. — Прости... — Прикрыв глаза, едва слышно повторил: — Прости, Ёлли. — И ещё камень погас, — с горечью в голосе пробормотал Чанёль, прижав к себе Чонина крепче, — тот, что ты подарил. И... всё плохо. Без тебя. И... ты вернёшься? Не будет больше лжи, обещаю. И я... — Помолчи. А ещё лучше — потеряй сознание. Потом поговорим. Сейчас... не слишком удобно. — Чонин отодвинулся вовремя, чтобы набежавшие полицейские не застали любопытную картину. Следом набежали медики и всерьёз взялись за Чанёля. Он искал взглядом Чонина, но не находил, а после стало не до этого. Чонина он увидел на третий день своего пребывания в больничной палате. Проснулся — и увидел. Чонин что-то заворачивал во влажную салфетку и пристраивал на подоконнике. — Не прошло и года... — сонно проворчал Чанёль и зажмурился, потёр глаза пальцами и поморгал. Ну мало ли, вдруг галлюцинация. «Галлюцинация» передвинула ширму так, чтобы перекрыть обзор всем вошедшим в палату, и присела на край койки. Горячая ладонь легла на лоб Чанёля. — И как самочувствие? — Так... как будто в меня стреляли и даже попали. — Попробуй найти в этом плюсы. Ты же оптимист. Чанёль на миг задумался, потом просиял. — Это ты так решил меня пометить? — М-м-м? — Ну ведь след останется. Типа метка. Твоя. Ты же у нас собственник, ага? — Не ага. Об этом я не думал, но знаешь... — Чонин закусил нижнюю губу, разглядывая Чанёля из-под спадавшей на глаза чёлки. — Да-да? — Нет, ничего. — Эй... — Новости рассказать? — Ну давай, — подумав, согласился Чанёль. — Поймали террориста того, бывший военный. У него с головой проблемы. Слегка. Та мина на вокзале — его рук дело. Но в тот раз он не рассчитал Х-фактор в твоём лице. И подумать не мог, что какой-то полицейский в свой выходной обнаружит проститутку с миной раньше положенного. Си-четыре он, кстати, покупал у тех контрабандистов, которых сейчас берут за жабры военные, но это уже не дело полиции. Это же дело официально закрыто. Тебе там, кстати, собираются какую-то медаль даже вручить и послать отдыхать в Японию на горячие источники. — Послать, да? — Ну отправить, — поразмыслив, предложил более удобный синоним Чонин. — Одного отправить? — Естественно. — А можно нас вместе? Чонин тут же ядовито прокомментировал: — Представляю буквально воочию сие душераздирающее зрелище. Если учесть твою уникальную склонность огребать себе на пятую точку даже по выходным и в праздники, то мы влипнем в историю, едва сойдём с самолёта в Японии. А потом нас будет провожать всё население Японии в полном составе, махать вслед мокрыми от слёз платками и умолять, чтобы мы никогда больше не возвращались в эту благословенную до нашего нашествия страну. — Тебе бы только позубоскалить, да? Когда ты стал таким треплом? — Беру уроки у лучшего. Как вспоминаю, что ты вешал на уши террористу, так вздрагиваю от ужаса и просыпаюсь в холодном поту. Иногда даже задаюсь вопросом: ты сам вообще слушаешь, что говоришь-то? Чонин вдруг поднялся и отступил к окну, смахнул с подоконника скомканную салфетку и опять присел на край койки, медленно развернул салфетку и положил на ладонь Чанёля ту самую подвеску с опалом. — Вот. С ним всё в порядке. Камень в самом деле сиял и переливался всеми цветами радуги точно так же, как в тот день, когда Чонин подарил его Чанёлю. — Но... почему? — Я же тебе говорил, он любит чистоту. Грязь убивает его. Надо было просто окунуть его в чистую воду и дать высохнуть. — А-а-а... — протянул Чанёль, завороженно любуясь сиянием «арлекина». Потом тихо спросил, не отводя глаз от камня: — Ты вернёшься домой... ко мне? — Считаешь, в этом вопросе есть необходимость? — после долгой паузы отозвался Чонин. И Чанёль посмотрел на него, залюбовался так же, как камнем. — А разве нет? Чонин покачал головой и сверкнул ослепительной улыбкой, той самой, по которой Чанёль так скучал. — Мне проще приказать сердцу остановиться, чем... без тебя жить. Всё, что я могу — вернуться или уехать как можно дальше от тебя. — Первый вариант, пожалуйста. Второй не подходит нам обоим. Полежишь со мной рядом? — Если только просто полежать. С твоей ногой на большее рассчитывать пока не приходится. — Пф... Сам подстрелил — сам и мучайся теперь. Так ты полежишь? Чонин молча улёгся рядом с ним на койке, повернулся на бок и бросил ладонь ему на грудь. Он накрыл горячую ладонь собственной и умиротворённо прикрыл глаза, согревшись теплом Чонина почти мгновенно. — Без своей птички я совсем замёрз, — прошептал он. — Назови так ещё разок — я тебе в другой ноге новое вентиляционное отверстие прострелю, — тут же обрычал его Чонин. — Бесплатно. — Угу. Я тут подумал... а если ты ограничишься пальцами? Тихий вздох рядом с ухом и дрожь под ладонью, преступно громкое биение сердца. — Не будь эгоистом. Я же сдохну. И вообще, не дразни. У меня почти месяц секса не было. — К твоему сведенью — у меня тоже, — грустно пробормотал Чанёль. — Давай страдать вместе, — подумав, предложил Чонин. — Мне не хочется. Ты мог бы... мог бы... — Нет. — Нет? — возмутился Чанёль. — Нет, — повторил Чонин и уткнулся лбом ему в плечо. — Я не железный, Ёлли. Просто поправляйся поскорее, пока мы оба не сдохли. Потом будет всё, что захочешь. — Прямо уж так и всё. — Угу. — Тогда хочу танец. — Что? — Ты станцуешь для меня, ладно? С раздеванием в конце. — А тебе не треснет? — хмыкнул Чонин, вытянувшись на спине и подложив руки под голову. — Ты сам сказал, что я могу захотеть всё, что пожелаю. — Кажется, погорячился. — Чонин приподнялся, склонился над Чанёлем и потёрся носом о его щеку. Осталось бросить ладонь Чонину на затылок и подставить губы для поцелуя. Мягкого и долгого, запутанного и нежного. Горячие пальцы тронули скулу Чанёля, и поцелуй стал глубже и жарче, с ощутимыми нотками сдерживаемой страсти. Чонин немного отстранился, позволив Чанёлю сделать вдох и ощутить такой родной аромат хвои и мандарина. Яркая улыбка на смуглом лице как добивание. — Я обещал, что лжи больше не будет, да? — прошептал Чанёль, кончиком пальца обводя контур улыбки. — Так вот, я... люблю тебя. Чонин закусил нижнюю губу на миг и потом снова просиял улыбкой. — Знаю. — И это всё, что ты можешь мне ответить?! — М-м-м... А ты хочешь услышать что-то ещё? — Ты!!! Да ты!.. Чонин увернулся от удара подушкой, слетел с койки, сшиб ширму и удрал из палаты за миг до того, как Чанёль швырнул подушку ему вслед. Подушка встретилась с лицом врача, проходившего мимо палаты и заполнявшего на ходу какой-то журнал. Чанёль зажмурился и зарычал от бессильной ярости. — Ну только подожди у меня! Вот выберусь из этой койки, и я найду твою наглую задницу! И плевать на все твои пояса и даны, и прочую боевую муть! Будешь сутками стриптиз танцевать! — Сынок?.. — внезапно прозвучал голос матери. Чанёль уставился на ошарашенную мать, потом полюбовался на ехидно улыбающегося Чонина, заглянувшего в палату из коридора. Чанёлю впервые хотелось заорать так же, как в далёком-далёком детстве: «Мама, а он меня обижает!» Останавливали его лишь два соображения: во-первых, он уже далеко не ребёнок; во-вторых, он точно знал, что его чувства к Чонину взаимны, и Чонин сказал ему о своих чувствах первым, но иными словами. Было ещё и третье соображение — Чонин не мог не отомстить за «птичку» — просто оно Чанёля не устраивало. «Мне проще приказать сердцу остановиться, чем... без тебя жить». «Мне тоже, Чонин-и. Мне тоже».

Alles, выносите!