хочешь, я стану твоим Лекарством?

      — ГРЁБАНЫЙ ПЭНСИ, ЭТИ КАЧЕЛИ РАЗВАЛЯТСЯ ПОД ТОБОЙ! НЕМЕДЛЕННО СЛЕЗЬ С НИХ!       Было забавно наблюдать за орущим во всю глотку Рэнди и хихикающим Джерардом с высоты, которую я набирал благодаря детским качелькам во дворе Тёрнера. Карусель принадлежала младшей сестре Рэнди — Нэнси, которая находилась с нами во дворе. Уэй устроился на траве, наблюдая за взбешенным другом и счастливым мной (боже, это же качели!), пока девочка заплетала ему косички, попутно распутывая его волосы. У Джерарда реально гнездо на голове, в котором воробей может легко высиживать своих птенцов. Мистер и миссис Тёрнер как всегда пропадали на работе, поэтому мы решили устроить небольшой пикник без сандвичей и содовой на их заднем дворе.       — Фрэнки, думаю, тебе стоит всё же оставить качели в покое, потому что если Рэнди продолжит так орать, он сорвёт связки к чёртовой матери, — улыбаясь, сказал Джи.       — Ладно, окей.       — ДА НЕУЖЕЛИ!       Как только качели начали замедляться, я тут же спрыгнул с них и побежал к Джерарду, надеясь, что он сможет защитить меня от друга-орка. Уэй поднялся с травы, а я встал за его худощавой спиной, ожидая наступления. Нэнси хлопнула в ладоши и побежала к качелькам.       — Вы бы видели себя со стороны, боже, — засмеялся Тёрнер. — Парень с косичками на голове пытается защитить какого-то карлика? Умора.       — Джи — добрая принцесса, которая готова пожертвовать своей жизнью ради принца Фрэнки, а ты, Рэнди, упырь.       Скрипели качели; я улыбнулся, Рэнди надул щёки, а Джерард принялся расплетать косички, которые ему так усердно плела Нэнси.       И мы с Тёрнером не выдержали. Кажется, наш смех было слышно в Нью-Йорке.       — Принцесса Джи. Нет, вы слышали? — Рэд уже чуть ли не давился от смеха, схватившись за живот.       — Вечно я в роли девчонки, - пробубнил Уэй.       Я продолжал прятаться за спиной Джерарда, ухватившись за его плечо, чтобы не упасть в обморок от хохота.       — А я буду фе-е-ей! — Прокричала сестра Тёрнера, раскачиваясь на качелях.       Просмеявшись, наш упырь громко выдохнул и сделал шаг в нашу с Джи сторону.       — Ты должен гордиться своей принцессой за её храбрость, принц Фрэнки, — выпалил Рэнди и с разбегу запрыгнул на меня, повалив на землю. Джерард успел вовремя отпрыгнуть.       — Отпусти, придурок!       — Пощады не жди, грёбаный принц Фрэнки, — прорычал друг-упырь, оседлав меня. — Ты обречён умереть от щекотки!       — А-А-А-А! ВСЁ, ЧТО УГОДНО, ТОЛЬКО НЕ ЭТ…       Я смеялся до коликов в боку, пока Тёрнер бегал своими длинными пальцами по моим выпирающим рёбрам. Господи, щекотка — это самая ужасная пытка для меня. Лучше бы он меня ударил. Нэнси что-то пела, качаясь на качелях; Рэнди рычал, брызгая слюной; я смеялся и думал, что задохнусь от хохота, а Джерард…       — А-А-А-А!       Джерард запрыгнул на спину Тёрнера, и друг завалился на меня, отходящего от смеха. Из нас получился неплохой бутерброд, я вам скажу. Всё-таки я ошибался, когда сказал, что наш пикник без сандвичей.       — В-вы раздавите меня с-сейчас… — прохрипел я, заваленный телами друзей. — Я задыхаюсь, идиоты!       Джерард упал на спину с одной стороны моего парализованного тела, а с другой — Рэнди. Все мы тяжело дышали, даже не пытаясь заговорить. Я устремил взгляд в небо, наблюдая за плывущими вдаль облаками. Форма одного облака напомнила мне черепаху, и я вспомнил о Скороходе, черепахе Джерарда. Я улыбнулся и повернул голову в сторону Уэя. Он посмотрел на меня, подарил мне какую-то половинчатую улыбку и сплёл наши пальцы. Я взглянул на наши ладони и почувствовал тепло в груди. Когда я снова перевёл взгляд на Джи, он уже смотрел в небо, а не на меня. Я только крепче сжал его ладонь и вернулся к своему прошлому занятию — разглядыванию облаков.       — Я так и не смог расплести косички, — подал голос Уэй и мы все дружно засмеялись.

***

      — Иногда мне кажется, что я лишний в этом мире.       Я и Джерард лежали на старом ватном одеяле, которое я нашёл дома на чердаке и принёс сюда. Мы называли это «нашим местом». Этому дому было порядка около ста лет точно. Я давно знал об этих развалинах, но никогда не совался сюда, потому что мне просто было всё равно. Но с появлением Джерарда в моей жизни я как бы стал видеть во всём смысл, что ли. И когда он привёл меня в этот заброшенный дом, сказав, что его стены хранили столько разных секретов, я понял, что у нас теперь тоже есть тайна. Только между нами. «Давай назовём это нашим местом», — сказал он, когда мы оказались на чердаке этого дома. Мы расстелили одеяло на полу, прямо под огромной дырой на крыше, чтобы можно было любоваться звёздами, и приходили сюда чуть ли не каждый вечер. Мы говорили обо всём на свете. Иногда я просто смотрел на него, пропуская мимо ушей всё то, что он там рассказывал, изучая его красоту. Он был обычным, но мне нравилось всё обычное. Я видел красоту во всём обыкновенном и даже ненужном, но Джерард не был ненужным. Для меня он был самым нужным и самым обычным парнем, в котором я разглядел свой смысл жизни. Он стал моим смыслом, даже не подозревая этого, но я не торопился ему об этом рассказывать.       — Почему?       Апрель подкрался незаметно, но я был рад ему. Снег давно растаял, обнажив гнилую листву, которая пряталась под сугробами. На улице пахло весной. Холод сменялся теплом, и теперь кататься на мотоцикле в одной пижаме было не так уж и зябко.       — Когда я иду по улице, то наблюдаю за людьми. Я люблю смотреть на них. Каждый по-своему интересен и привлекателен. Иногда я улыбаюсь, когда до меня доносится какой-нибудь разговор или спор, например, друзей. Они кажутся такими счастливыми и беззаботными, что во мне возрождается что-то вроде зависти. Но я им не завидую: это, наверное, какой-то побочный эффект одиночества или что-то типа того, но я чувствую себя таким чертовски лишним в этом мире, когда люди бегут мимо меня, торопясь по своим делам, а я слоняюсь тенью по улице. Я хочу, чтобы меня видели, но я только тень в этом мире, на которую никто не обращает внимания.       Джерард смотрел на ночное небо. Он был так сосредоточен на разглядывании звёзд, что я уже подумал, будто он их пытается сосчитать, но когда он прикрыл глаза и придвинулся ближе ко мне, я понял, что ему грустно. Он был такой чертовски нужный для меня, но другие его даже не замечали, и я хотел кричать всем этим людям в лицо, чтобы они посмотрели на этого замечательного мальчика. На мальчика, который не хотел быть тенью в этом мире.       — А ты знал, что тень появляется только там, где есть хоть крупица света?       Джерард поднял голову и взглянул мне в глаза. Пару минут он изучал моё лицо, потом погладил по щеке, улыбнулся и опустил голову мне на плечо, прижавшись ко мне всем телом. Я обнял Джи, вдыхая аромат его волос. Его пряди имели пряный аромат.       — Как ты меня заметил, Фрэнки?       — Ещё тогда, в январе, когда я впервые встретил тебя на детской площадке: луна была слишком огромной и яркой, а так как тень появляется от света, я не мог тебя не заметить, Джи.       И он просто поцеловал меня. Его пряди волос упали мне на лицо, щекоча нежную кожу под веками. Губы Джерарда были тёплыми и мягкими. Я чувствовал вкус какао, который мы пили сегодня на чердаке перед тем, как Джи признался мне, что он чувствовал себя лишним в этом мире.       Мальчик, который каждую ночь звонил мне, чтобы спеть песню, и я засыпал под его убаюкивающее пение. Мальчик, который каждый вечер приводил меня на этот чердак, рассказывал мне о звёздах и пил какао из термоса, который носил сюда с собой. Мальчик, который целовал меня сейчас, а я видел звезды, которые теперь тоже знали о нашей тайне. Мальчик, который не может быть лишним в этом мире. Мальчик, который так чертовски был нужен мне, потому что жизнь без смысла — это не жизнь, а грёбаное существование.       — А ты знал, Фрэнки, что тень умирает, когда этой крупицы нет или, наоборот, когда света слишком много?       — Тогда я буду не только твоим Лекарством, но и этой самой крупицей света, Джерард.