Башня

Калитка лязгнула и медленно двинулась со ржавым скрипом, открывая путь к поросшим буйной растительностью каменным постройкам. Он осторожно сделал первый шаг и замер. Брусчатка мягко завибрировала под ботинком, заставив его вздрогнуть. Он двинулся дальше, медленно, настороженно, аккуратно ставя ноги на словно оживленные его появлением гранитные плитки. Оглядывая двор, он понял, что не только камни оживились - все тянулось к нему, тихо покачиваясь, словно под ветром, но никакой ветер не сумел бы увлечь их за собой в одну точку посреди двора. Он заметил это, и тревожное чувство, засевшее в груди с того момента, как он увидел калитку, усилилось. Тем не менее, ни дрожащая под ногами брусчатка, ни тянущиеся к нему ветви, похоже, опасности не представляли - скорее, предупреждали, упрашивали повернуть назад. Он не позволил им уговорить себя и двинулся вперед решительнее. Пышно разросшиеся розовые кусты скрыли под собой то, что некогда было узкой лестницей со ступенями из камня. Он неторопливо, с опаской извлек из-за пояса клинок и замер, ожидая реакции, но кусты оставались спокойны. Он занес лезвие, оглянулся вокруг и рубанул. Сухой треск прорезал вибрирующую тишину. Он настороженно вгляделся в отрезанные ветви, но те не спешили проявлять никакой активности. Он немного успокоился и заработал клинком, прорубая свой путь сквозь колючую растительность. Дом, который он увидел, поднявшись, выглядел менее заросшим и вообще словно был моложе всего остального. Брусчатка перед входом была практически цела, не считая пары островков сдвинувшей плитку зелени. Стекла в высоких оконных рамах оставались нетронутыми и чистыми, без пыли и пятен, будто только что помытые, но внутреннего убранства за ними было не разглядеть - свет словно отказывался идти дальше. Он подошел ближе к дому, но всего на чуть-чуть. Сам не понимая почему, он по-настоящему испугался. Задержавшись, он двинулся дальше, еще медленнее и осторожнее, чем прежде, стараясь перебороть подступающий к горлу страх. Но стоило ему преодолеть половину расстояния до входа, дом преобразился. Нет, он не сдвинулся с места, не начал разрушаться, не изменил ни одной детали отделки. Но теперь по штукатурке, вдоль высоких окон, на большой двустворчатой двери, на полуколоннах по бокам от нее - повсюду проявились вибрирующие, наслаивающиеся друг на друга надписи. Они появлялись, когда он отводил взгляд, и исчезали, когда он пытался из прочесть; слова, написанные кистью и баллончиком, маркером, углем, кровью и еще бог знает чем, выведенные каллиграфическим почерком и небрежно нацарапанные, размашистые разноцветные граффити и скромные полусмазанные почеркушки. Он не смог ни разглядеть, ни разобрать их, но сумел уловить их пугающее пестрое разнообразие. Большого усилия воли ему стоило продолжить путь, но он сумел перебороть себя. Надписи мельтешили перед глазами, издавая неприятное жужжание. Он старался не вслушиваться в шум, но сознание все же выхватило из него пару голосов - похоже, у каждой надписи был свой голос, читающий ее. Он подошел к двери. Буквы на ней побледнели и притихли, когда он приблизился. Хромированные ручки тускло поблескивали. Он протянул руку и дотронулся до одной, но она тут же исчезла, стоило ему лишь коснуться ее кончиками пальцев. По руке пробежала дрожь, окутывая кожу мурашками. Ладонь пронзила боль. Он охнул и схватился за кисть, но боль отхлынула так же внезапно, как и пришла. Он поднес ладонь к глазам и с удивлением обнаружил на ней слова. Послание гласило:"Оставь имя". "Оставь имя? Как это вообще понимать?" подумал он. Но тут внезапно осознал, что за надписи покрывают дом и что за непонятные слова произносили голоса. Именно это обладатели голосов когда-то сделали, и то же предстоит ему, если он хочет внутрь. Внутрь он совершенно не хотел, даже не был больше уверен, что это так необходимо, но отступаться сейчас ему казалось неразумно и недостойно. К тому же было очевидно, что дом просто не отпустит нового посетителя. Дом уже хочет что-то отобрать, и это только на входе - значит, ему нужно больше. "Что ж, имя - вещь сейчас не самая необходимая" - подумал он и решил, что с ним может и расстаться на время. А в том, что имя у него в прямом смысле отберут, он не сомневался. Но теперь вопрос был в другом - чем его написать? Ни краски, ни угля с собой у него не было. Он прошелся туда-сюда по площадке вокруг дома в надежде найти старое кострище или брошенный кусочек мела, но ничего не увидел. Похоже, дом вовсе не собирался как-то помогать ему. Он вздохнул, закатал рукав и вытащил из кармана складной ножик. Поморщившись, с усилием провел лезвием чуть ниже сгиба локтя. Кровь тут же тонкой струйкой заскользила по руке. Он быстрым движением спрятал ножик и обмакнул два пальца в кровь. Дверь тут же очистилась от надписей, готовясь принять новую жертву. Он торопливо нанес кровь на холодное гладкое дерево, обмакивая пальцы по новой на каждой букве. Как только он закончил, имя исчезло и появилось вновь, подтверждая правильность действий, но ручка не появилась, а дверь по-прежнему оставалась закрытой. Он в недоумении коснулся надписи, но кровь уже высохла и плотно въелась в дерево. Рана под локтем все еще кровоточила. Он вытащил остатки бинта из поясной сумки и наспех перебинтовал ее. Жужжание голосов совсем стихло. Он заметил это и до него дошло, что должно быть следующим шагом. Он коснулся надписи вновь и произнес имя вслух. Вновь поднялся неистовый гул, оглушив его, подхватывая и скандируя его имя. Он упал на колени и закрыл уши, сморщившись. А потом все вдруг стихло. Он настороженно, медленно снял руки с ушей. Внезапно образовавшуюся тишину прорезал мерзкий скрип ржавых петель. Дверь отворилась.