Россия в магической Британии - 2. Перезагрузка

Друзей в гостиной Брагинский не обнаружил, поэтому ничего лучше, как пошататься за пределами замка, не придумал. Искать Гилберта не хотелось, проблемы и приключения тоже. Хотя от приключений бы Брагинский явно не отказался. Шальная русская душа хотела праздника, адреналина и азарта. Поэтому, припомнив, что в субботу у кого-то на поле для квиддича должна быть тренировка, Ваня направился прямиком туда. В замке, на удивление, было очень тихо и пустынно. Многие ученики сидели по комнатам, в библиотеке – отдыхали. Выйдя из здания, Брагинский отметил, что осенний пейзаж Хогвартса очень красив. Побольше бы таких безлюдных мест в Англии – была бы неплохая страна. Озерная гладь была спокойна, несмотря на легкий осенний ветерок. Трава ещё зеленела, а вот кроны деревьев уже тронули желтые краски. Как Россия и предполагал, над полем летали цветные пятнышки на мётлах. Скорость летательных средств была настолько высока, что разглядеть фамилии на мантиях было затруднительно. Одно было понятно: раз мантии зелёные, то тренировался Слизерин. Ваня решил чересчур не утруждать себя физической нагрузкой и не стал подниматься на трибуну. Предпочитая смотреть на игру снизу, он присел на траву со спокойной мыслью «Кому и земля лавочка». Было интересно наблюдать за тренировкой слизеринцев. Капитан их команды только и делал, что орал на всех, не давая тренироваться как следует ни себе, ни людям. Было видно, что его, мягко говоря, недолюбливали. Вот так, наблюдая со стороны за людьми, понимаешь абсурдность всех стереотипов. Брагинский разбивал все эти мнения, которые у него давно сложились при чтении этой серии книг, уже второй год. Сначала оказалось, что пуффендуйцы не белые и пушистые и не тупые. Сейчас вот слизеринцы показывают, что на самом деле они действительно змеи, где каждая гадюка сама за себя. Это смотрелось несколько... забавно? Или просто Иван давно не наблюдал за людьми в спокойном умиротворении. Помнится, в каком-то двенадцатом, вроде, веке, когда Иван жил в малоизвестном селе, местные жители хотели его чуть ли не на кол посадить, ибо Брагинский был превосходным манипулятором и психологом, что дало ему славу колдуна. Отвлекшись от своих воспоминаний, пуффендуец заметил команду Гриффиндора, которая шла на поле со стороны раздевалки. Капитан команды Слизерина, заметив соперников чуть позже, сразу же подлетел к Анджелине Джонсон, которая являлась капитаном Гриффиндора. Следом за своим капитаном к гриффиндорцам подлетели все члены команды со змеиного факультета. - Вам чего? – нагло заявил капитан Слизерина. - Сейчас наше время, так что проваливайте. - Вообще-то смотреть на часы надо, - хмуро сообщила Анджелина, - так что это вы тут заигрались, господа. - Какая разница, Джонсон? Вам-то, на ваших брёвнах, тренироваться зачем? Летает со скоростью телеги, к такой метле и Долгопупс привыкнет быстро, - усмехнулся слизеринец, которого дружным гоготом поддержали остальные члены его команды. Анджелина не успела ответить сама, как за неё вступились близнецы Уизли: - Однако обычно выигрывает Гриффиндор на матчах, - Фред немного поиграл бровями, но при этом грозно посмотрел на капитана Слизерина. - А ещё говорят, что поспешишь – людей насмешишь. Много же вы обычно падаете со своих мётел, - подхватил Джордж, доставая из кармана мантии что-то угрожающее. Слизеринцы с опаской покосились на этот шарик в руках Уизли. От близнецов можно было ожидать чего угодно. - Ладно, мы уходим, - согласился капитан змеиного факультета. – Но в этой игре вы проиграете, - добавил он злобно. - Мы проиграем разве что в счетчике нечестных и запрещённых приемов, - парировала Анджелина, оставляя последнее слово за собой. Брагинский, который наблюдал с края поля за этой стычкой, успокоился. Он всё думал, что спор перейдёт в нечто крупное, где придётся разнимать обе стороны, однако всё разрулилось более-менее мирно. - Уходим, уходим, уходим, наступят времена почище, - пропел себе под нос Иван одну из песен, незаметно кивнув в приветствие Малфою, который, уходя с поля, заметил Брагинского, так же скрыто кивнул и поспешил за своей командой. Это странное чувство – быть наблюдателем – бесило Брагинского всю его сознательную жизнь. Из-за того, что людям нельзя рассказывать о странах (аналогично, простым маглам не стоит знать о волшебниках), воплощения всегда отсиживались в стороне до самого последнего момента, пытаясь как-то психологически повлиять на своих людей. Если этого не удавалось сделать, что было крайне редко, то тогда воплощение шло само в бой. Любая страна была гораздо сильнее любого человека. А если брать в расчет, что некоторые страны маги (хотя у всех есть к этому предрасположенность), то сразу понятно, что в любой схватке с человеком победителем выйдет страна. Поэтому у воплощений был свой собственный кодекс, первое правило которого гласило не вмешиваться в конфликты до крайних случаев. И вторым важным правилом было никому не рассекречивать свою личность. Исключения могли составлять лишь правители, но и то было на усмотрение самого воплощения. И если знал правитель, то информация всегда была засекречена. И самой страны не было в базе данных вообще. Как бы есть, как бы нет. И в этой ситуации, где вроде бы надо было вмешаться, Ване прям хотелось подойти и вытрясти из слизеринцев душу, но нельзя. Признаться, Брагинский всё чаще замечал за собой, что стал вновь молод и горяч из-за потери где-то во Вселенной части себя, не дававшей ему вернуться в прежний возраст. Не только телом, но и душой, характером. Трезвым умом он понимал, что нужно сохранять выработанную годами дипломатию, однако тут же посылал эти утверждения куда подальше. На поле уже давно летала гриффиндорская команда, словно не замечая Россию, что всё так же сидел на траве, прислонившись спиной к трибуне. Ваня отстранённо смотрел на мелькающие красные пятна – скорость мётел Гриффиндора, что бы ни говорили слизеринцы, была не такая уж и маленькая. А голова была занята всякой дребеденью. Сейчас Брагинский вполне понимал Гилберта. Да, Хогвартс действительно сделал его слишком мягким, а Ваня, подвергшись обмоложению, утратил своё четкое мировоззрение, что позволило жизни придать ему немного другую форму. Разве бы он раньше смог бы так легко согласиться помочь Англии? Что, у других никогда гражданских войн не было? Но все же справлялись сами! Так Иван ещё и других уговорил помочь Артуру. Да, он стал слишком добрым. Просто ему в тот момент было жаль Керкленда. Настолько жаль, что хотелось помочь. Россия помнил эти чувства – он был такой в молодости. Стремился сделать мир лучше, чище, добрее. Только вот не удержал он этого, став черствее. Может, это был его шанс исправиться? Судьба хочет, чтобы Ваня всё же не утратил вновь приобретённое чувство стремления нести добро? Это могло звучать странно, Брагинский сам понимал это, но всегда есть "но". Каждая страна, каждое воплощение... Они же и сами не знают, откуда появился мир, откуда появились люди, откуда появились сами страны. Просто в какой-то момент они очнулись, распахнули глаза, увидели этот мир. Они были детьми, у которых было только имя. И то имя – название страны. Затем каждый на своём опыте почувствовал, что он сильнее, нежели другие. Что у него есть какая-то связь с той землёй, на которой он впервые открыл глаза. Что есть ещё такие же существа, как он. На первых порах они думали, что их создали люди, поскольку без людей страна просто исчезала. Но люди сами не знали о существовании воплощений. Могло ли это значить, что существует что-то выше? И оно управляет, оно указывает, оно создает, оно следит, оно повсюду. Ваня, которого внезапно накрыл поток этого осознания мира, схватился за голову. Надо было что-то делать, но что – он не знал. Не зря же он знает о том, что случится. Не зря Роулинг смогла написать книгу-пророчество про волшебников для магглов, но которую не могли почитать сами волшебники. И не зря сейчас Брагинский и другие страны пытаются исправить то, что должно произойти. Только что ему делать? Вопить о том, что он всё знает? Что надо срочно искать крестражи и спасать тех, кто умер? Да, вроде бы Артур создавал что-то вроде плана, согласно которому страны поделились на группы, которые могут что-то маленькими шагами предотвращать. Но как можно быть уверенным, что эти маленькие шаги всё равно приведут к решающей битве именно в назначенный ей срок? Иван поднялся с травы, отряхнул мантию и поспешил в замок. Ему срочно нужно было поговорить с Гилбертом. *** - Скучно. Скучно. Скучно, - через каждые шесть секунд повторял Феличиано, словно читал мантру, катая по столу йо-йо. Делать было явно нечего. На формальных собраниях, на которые должны были собираться воплощения, без значительной массы народа стало скучно. Да и эти собрания, зачем они? Каждый понимал, что случись вдруг что-либо – не придется обзванивать каждого и просить приехать, можно на еженедельном собрании обсудить. Однако какие-то чрезвычайные ситуации были такой редкостью... Поэтому каждое собрание было либо балаганом, либо посиделками. В данный момент это была скорее посиделка, поскольку для балагана не хватало народа. Италия, его старший брат, за которым увязался Испания, Германия, Япония и Китай – вот и все лица, что сидели за столом. У некоторых до сих пор было недоумение – как пять стран могли всё бросить и идти помогать Англии. Да было бы не так странно, если бы все помогали России, но не Артуру же! Хотя магическая гражданская – есть магическая гражданская. В конце концов, можно было около года не видеть целых шесть стран! Братья с востока, которые терпеть друг друга не могли, несмотря на то, что были соседями, на краю стола устроили традиционное чаепитие, разговаривая о чём-то своём. Романо откинулся на спинку стула, мечтая либо свалить отсюда, либо наконец-то заснуть, ибо «скучно» через каждые шесть секунд, поддерживаемое таким же ритмом катания йо-йо туда-сюда по дубовому столу, раздражало хуже капельной пытки, где в абсолютной тишине слышен звук падающих капелек воды. Испания поначалу пытался как-то развеселить итальянца, но после понял, что это бесполезно. И поэтому сам улегся на стол, слушая краем уха азиатов. Как ни странно (а, может, это у Людвига в привычку – давать толчок к смене обстановки), но именно первым не выдержал Германия. - Перестань, пожалуйста. Лучше б пел, и то разнообразие, - буркнул Людвиг. Тут сейчас же взвыл раненным зверем Романо, прекрасно осведомлённый о музыкальном образовании братца. Нет, пел Феличиано прекрасно, но только либо на серьёзных мероприятиях, либо в одиночестве. А вот в ответ на такие просьбы Варгас-младший извращался, как мог. - Зибен-зибен, ай люлю, зибен-зибен, айн-цвай, - специально прогнусавил Феличиано, не забывая в ритм отбивать йо-йо по столу. - Всё, перестань, не надо, просто молчи, - Германия не вынес такого кавера на свой язык и такого «шикарного» исполнения столь же "шикарной" песни знаменитой украинской певицы-певца Верки Сердючки. - Ты определись, что мне делать, - фыркнул итальянец, смотря на настенные часы. Ещё пять минут до конца. Всего пять минут. Собственно, а зачем они сидят? Такое чувство, словно им всем в программу заложили, что нужно раз в неделю сидеть точно это время. Странно это. И едва подобная мысль посетила разум Феличиано, итальянец замер, не поймав укатившееся со стола йо-йо. - Что случилось? – обеспокоенный голос Германии, который почему-то схватил итальянца за руку, сжав его ладонь. Но тут же отпустил, словно опомнился. На этот вопрос все обернулись на Италию. Тот лишь потряс головой, словно снял наваждение. - Нет, ничего, всё хорошо. Время нашего собрания подошло к концу, до следующей недели, - и, резко встав, Варгас выбежал из зала собраний, оставляя стран в замешательстве.