Мы

Летучекаминная сеть на лето была закрыта, и им пришлось добираться из Хогсмида пешком. Август выдался удивительно жарким, и на открытой дороге под лучами полуденного солнца черному псу было просто невыносимо. Гидеон, видимо, об этом не подумал. Он шел рядом, опутанный чарами свежести, и, совершенно забыв о собаке, насвистывал что-то веселое. Сириус пообещал себе две вещи: во-первых, в следующий раз уточнить погоду перед превращением, во-вторых, намекнуть Гидеону про ответственность за тех, кого приручили. Ну или напомнить, что собаки, пусть и не биологические, не могут колдовать. И что любой собаке в полдень в тридцать пять по Цельсию будет некомфортно. Жара не смущала только Минерву. Она стояла на ступеньках, бледная и недвижимая, как статуя. Лишь грудь ее еле заметно вздымалась. — Вы опоздали, — сухо резюмировала она. И, бросив быстрый взгляд на собаку, добавила: — Есть личности, которых я предпочла бы не видеть на территории нашего учебного заведения. Тонкие губы ее превратились в ниточку, а глаза недобро блеснули. — К сожалению, директор не во всем прислушивается ко мне. Идемте! Минерва развернулась на каблуках и с прытью, удивительной для своего возраста, взбежала вверх. Гидеон и тяжело дышащая собака последовали за ней. Прохладный полумрак поглотил их. Давно забытые запахи, обостренные собачьим восприятием, ударили в нос, и если бы Сириус умел плакать, то он бы разрыдался. Полумрак пах домом, детством, дружбой. Но собаки не плачут, а превратиться в человека не было времени: Минерва летела вперед по коридору, по лестницам, не оглядываясь, пытаясь сделать вид, что не узнает гостя. — Яблочный пай, — выплюнула она в лицо горгулье и, не дожидаясь полного оборота статуи, исчезла. Альбус же, все такой же высокий и худой, в одеянии, больше напоминающем халат, нежели мантию, встретил их в кабинете. Он весело блеснул стеклами полукруглых очков и вежливо отвернулся к книжным полкам, делая вид, что ищет какой-то фолиант. Сириус не любил моменты превращения. На длительные мгновения все смешивалось в голове: собачьи инстинкты и человеческие мысли, чуткость к звукам, накрывающим с головой, и внезапная яркость цветов. Безумие накатывало волнами, голоса сливались. Так, наверное, чувствовали себя магловские шизофреники. Вот только магическая медицина не признает этого недуга. Сириус закашлялся, отплевываясь от невидимых комков шерсти, и натянул протянутые Гидеоном джинсы. Превращаться на людях было довольно унизительно. — Я могу предложить чаю с сэндвичами и чудесным вишневым пирогом, — промурлыкал Дамблдор, подходя к дивану. — Мы по делу, — начал было Гидеон. — Но от сэндвичей не откажемся, — перебил его Сириус и тут же набросился на тарелку. Домашние эльфы Хогвартса обладали особой магией, которая делала их стряпню неповторимой. Младший брат Сириуса, Регулус, утверждал, что все дело в опыте и воровстве. «Бесхозные эльфы Хогвартса, говаривал он, из-под полы продают самые лакомые кусочки владельцу «Кабаней головы».» Сириус этому не особо верил, хотя и догадывался, что хмурый трактирщик не просто так долгие годы держится на плаву: с его кулинарными способностями он прогорел бы за месяц. — По делу, — всплеснул руками Альбус. — И по какому же? Гидеон взмахнул палочкой, и письмо, овитое защитными чарами, подплыло к директору. Тот благоразумно к нему не притронулся. — Его получили несколько дней назад, — пояснил Гидеон. — Вот как, — пробормотал Альбус. — Вы его написали? — Пару дней назад? О, конечно, нет! Я, знаете ли, был слишком занят четвертым томом «Бытовых применений драконьей крови». — Драконьей крови? — Да, знаете, пишу серию книг для домохозяек. Продвигаю применения крови дракона в массы. Она, между прочим, гораздо эффективнее, чем обычные чистящие средства и совершенно не сушит кожу! А еще… Но Гидеон прервал его: — То есть, вы не открываете подготовительную школу? — Конечно нет. — Но письмо написано вашей рукой. Дамблдор замер. Его высокий лоб прочертила глубокая складка. — Мной? — Вами. Как и характеристика Мастерсона. — Мастерсона? — Его характеристика для суда о применении магии в присутствии магла. Дамблдор тут же расслабился и заметно повеселел. — Это, должно быть, Дженни написала. Кажется, она планировала какую-то школу. — Но вы же сказали, что не открываете подготовительные курсы? — Так это же не я, это Дженни. — И где мы можем ее найти? — Она была… Дамблдор нахмурился. — Кажется, я не видел ее с прошлого вторника. Но она должна быть где-то здесь. Он вскочил, бросил щепотку серого порошка из банки и крикнул: — Учительская. Минерву, пожалуйста. — Но каминная сеть Хогвртса не работает летом. — Мы просто говорим так, чтобы родители не наведывались каждые пять минут с претензиями. Видите ли, почему-то дурное воспитание их детей — наша вина. Гидеон усмехнулся: — Не боитесь, что мы воспользуемся этой информацией во благо наших детей. Альбус бросил на них быстрый тяжелый взгляд, от которого у Сириуса по спине побежали мурашки. На мгновенные добрый волшебник исчез. — Сириус не доживет до собственных детей, а ты своих запихнешь куда-нибудь в Шармбатон или другую дыру, где никто не вспомнит, что из-за тебя Блэк на свободе. Гидеон замер маленькой птицей перед большой и страшной змеей. Сириус тоже не мог пошевелиться. Слова Дамблдора попали в самую точку. — Я очень рада компании, — сухо проговорил голос Минервы из камина, — но мне еще писать сотню писем первокурсников. Напряжение спало. Лукавый блеск снова появился в глазах Дамблдора. — Дорогая, всего один вопрос: куда делать Дженни. — Она уехала домой, — бросила Минерва и отключилась. — Бедняжка не в духе после общения с Боулами, — посетовал директор. — Общаться с ними совершенно невозможно! — Так где мы можем найти Дженни? — Она уехала домой. — И откуда она? — Кажется, из Суссекса.