Himmel auf Erden (Рай на земле)

Лукаш вышел из здания танцевальной школы в компании своих шумных друзей, широко улыбаясь, он весело что-то рассказал, активно жестикулируя руками. Матис сидел на капоте своего Мерседеса, подаренного на восемнадцатилетие, и наблюдал за омегой, слегка прищурив глаза. Они встречались уже больше года, а альфа все не мог поверить, что это белобрысое чудо его. Лукаш со временем стал только красивей и изящней. Активное занятие танцами сделало его тело ещё более гибким и… Фигурным. Плавные изгибы, упругая попа, тонкая шейка с бьющейся венкой… Все это не переставало сводить альфу с ума. Каждый раз, зарываясь рукой в мягкие волосы и вдыхая любимый аромат, он дурел, не замечая больше ничего вокруг. Он целовал пухлые губы с таким удовольствием, будто ел любимую сладость, словно боялся уронить самую маленькую крошку, а Лукаш млел в родных руках и отвечал. Самозабвенно и полностью. Но когда шаловливые руки альфы начинали оглаживать плоский животик, поднимая футболку, пытаясь её снять – отстранялся и качал головой. Матис нервно ерзал, сидя на диване или кровати, или на сидении своей машины, в зависимости от места, где они находились и, тяжело вздыхая, понимающе улыбался. Позже пытаясь, вручную унять бешеный стояк. Год. Прошёл год с тех пор, как они стали официально встречаться, как Лукаш впервые сказал, что любит, что вроде как доверяет, но… Дальше, чем поцелуи у них не заходило. Матис первое время терпел, думал, что омега просто боится, нервничает, потом спрашивал открыто, в чём собственно дело, и, когда Лукаш не давал нормального, вразумительного ответа, начинал психовать. – Я тебя не понимаю, – говорил он. – Мне казалось, что у нас все в порядке. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Но я тебя не понимаю! Лукаш опускал голову и мычал что-то про то, что ему нужно время и все такое. Матис тогда нервно взлохмачивал себе волосы, брал пачку сигарет со стола и шёл на балкон успокаивать накатившее возбуждение. Трясущимися руками поджигал сигарету, вдыхал горький дым и зажмуривался от обиды. Да, он сильный альфа, он должен держать себя в руках, но иногда так хотелось полностью обладать этим телом, что альфа боялся сорваться. – Мати! – из воспоминаний альфу выудил подбежавший Лукаш. – Привет. – Привет, солнце, – он обнял своего любимого, нежно улыбнулся и поцеловал в кончик носа. Лукаш довольно поморщился, прикрывая глаза. – Домой? Матис спросил это с некой опаской. Он сегодня взял отгул, родители с маленьким Тони уехали к Полди и Николасу, и квартира была в полном их распоряжении. Лукаш напрягся в миг, посерьезнел, поднял голову, глядя в глаза. – Может, погуляем? Ребята идут в кино. Давай тоже пойдем? Гулять Матис не хотел, тем более, в компании друзей омеги. Он вообще не любил делить свое белокурое сокровище с кем-то ещё, а в том, что Лукаш будет уделять внимание не только ему, но и друзьям, сомнения не было. Омега вообще был душой компании. Матис не редко закатывал ему небольшие сцены ревности, даже ставил пару раз ультиматумы, типа: «либо я, либо они». Но Лукаш только ласково улыбался, подходил к альфе, клал руки на плечи и нежно прикасался своими губами к его. Просто прикасался, не углублял поцелуй, но делал это так соблазнительно, что Матис вздыхал и в раз успокаивался, разрешая делать несносному мальчишке всё, чтоо тот хочет. – Малыш, а давай в другой раз, м-м-м? Я хочу отдохнуть только с тобой. Мы можем взять что-то в прокате и посмотреть дома. – Но мы с тобой никуда не выходим вместе. Постоянно дома, я тебя даже с друзьями нормально не познакомил, – заупрямился омега. Матис сжал зубы, понимая, что мечты о тихом вечере за просмотром фильма плавно переходящим в горизонтальную плоскость с треском рушатся. – Так давай ты меня сейчас познакомишь, и мы поедем домой. Ну, пожалуйста, – он даже попытался сделать милое личико, но Лукаш покачал головой. – Не-а, идем в кино и точка. Наверное, если бы Лукаш не сказал это финальное «точка», Матис и смолчал бы, и, взяв его за руку, всё-таки пошел в кино, но противная альфья сущность решила взбунтоваться именно в тот момент. – Ты не хочешь оставаться со мной наедине? – зло прошипел он. – Ну, конечно, куда интересней развлекаться с ними, чем с собственным парнем. Знаешь что, дорогой, а иди-ка ты один. Лукаш от такого даже дар речи на минуту потерял, но, к сожалению, этой минуты Матису хватило, чтобы сесть в машину и рвануть, как только она завелась. Альфа мчался по магистрали, давя педаль в пол, не задумываясь, что его могут остановить полицейские. Сжимал руль до побеления костяшек и мысленно материл и себя, и этих чёртовых друзей, с которыми сейчас его Лукаш. Наверняка, он просто махнул рукой сбежавшему ненормальному жениху и пошёл веселиться, смотреть кино или что там они ещё собирались делать. Думать о том, что омега может заниматься чем-то не столь скромным не хотелось. Хотелось убиться головой о стенку. Он приехал позже, чем думал. Как назло, попал в пробку, затем заехал в магазин за сигаретами и только потом отправился домой. Альфье эго немного успокоилось, здравый смысл убедил, что Матис выглядел полным придурком в глазах своего омеги, и он, скрипя зубами, решил, что надо извиняться. Пусть Лукаш только придет домой. Правда, время на раздумья и придумку оправданий и извинений тот ему не дал. Как только Матис открыл входную дверь, он увидел стоящего в коридоре и прислонившегося к стене парня. – И где мы шляемся? – устало пробормотал он. – Гулял, – рыкнул Матис. – С «друзьями». Тебе же можно, почему мне нельзя. Да-да, он уже раз триста дал себе мысленного подзатыльника, за то, что его язык живет собственной жизнью, и он понимал, что должен говорить совсем не то, но… Совладать с собой от чего-то не получалось. Может это из-за той развязной позы, в которой находился Лукаш, может из-за его упрямого колкого взгляда или из-за этого обидного «шлялся»… Но… Кого он обманывал…. Больше всего от того, что вот такой колючий и строгий Лукаш заводил его с полуоборота и осознание того, что он, Матис, не может к нему прикоснуться просто выбешивало, заставляя говорить гадости. – Мати, не говори ерунды, – в своем вечно спокойном тоне заговорил омега. – Ты сделал проблему из ничего. Я просто хотел погулять с тобой и своими друзьями. – А что я хотел тебя не позаботило? – ярость не то чтобы закипала, но уже пускала со дна кучу пузырьков. Уравновешенный тон омеги Матиса раздражал ещё больше, чем всё выше перечисленное. Он вёл себя так, будто обсуждает с альфой погоду, а не проблемы в их отношениях. Лукаш выдохнул и оторвался от стены. – Когда успокоишься, тогда поговорим нормально. В холодильнике курица, покушай, – развернулся, и, было, хотел уйти, но это стало последней каплей для альфы. Матиса убивало равнодушие, и он взорвался. В один прыжок он оказался возле хрупкого омеги, схватил его за руку, прижал спиной к стенке. Сильно сжал тонкие запястья и уткнулся носом в шею, глубоко вдыхая. – Что ты делаешь? Пусти, мне больно! – У тебя кто-то есть? – Лукаш ещё никогда не видел таким Матиса. В глазах пылали ярость и гнев, руки всё сильнее вжимали его, грудь высоко вздымалась, от учащенного дыхания. – Что за бред, Франке? Пусти, я сказал! – Лукаш попытался вырваться, пару раз дёрнулся в крепких тисках, но за этот год изменился не только он. Матис стал выше, шире в плечах, сильнее. – Почему бред? – шипел альфа. – Ты меня избегаешь, становишься отстраненней и не подпускаешь к себе ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Кто я тебе? Игрушка? В глазах омеги заблестели слезы, но он быстро взял себя в руки. – Если ты меня сейчас не пустишь, – копируя тон парня, ответил Лукаш, – то… – То что? – ухмыльнулся тот. Лукаш опустил взгляд и резко успокоился. – Ты прав, – зашептал он. – Ни-че-го. Чего ты хочешь? Хочешь, чтобы я отказался от друзей? Был только с тобой? А хочешь, я вообще дома буду сидеть и тебя ждать у окна, томно вздыхая? А когда ты придешь, я подам тебе в зубах тапки, накормлю ужином и лягу на кровать, пошло раздвинув ноги?! С каждым словом в голосе омеги становилось всё больше стали и холода, он медленно, по мере произнесённого поднимал глаза и последнюю фразу, словно выплюнул в лицо остолбеневшему альфе. – Ты просто гребанный эгоист, которому жмет в штанах, и который готов приковать меня к батарее, дабы не делиться больше ни с кем. Только, обломись, милый, я не буду собачкой на поводке. Я люблю свободу, люблю свою жизнь, танцы и веселье, и я не собираюсь отказываться от этого. Но ты так и не понял, что всё это не мешает любить тебя. Пусти. Матис послушался. Он испуганно отстранился, отступая назад, пытаясь переварить информацию. Лукаш перевел дыхание, оттолкнулся от стенки и шагнул к входной двери, хватая на ходу куртку и запрыгивая в кроссовки, загибая задники, на манер тапок. Альфа сполз на пол и обхватил голову руками. В груди сердце оборвалось и упало с громким гулом, разбиваясь в щепки и разлетаясь по дальним углам.

***

– Папа, он уже третий день не ест и из комнаты не выходит, – шептал Эмиль, качая в кроватке Тони. – Я уже начинаю переживать. Может, у него проблемы какие-то? – Ясен пень, – в своем репертуаре, слегка небрежно бросил Полди. – У меня дома такой же коматозник лежит. Только мой ещё и ревёт по ночам. Чес слово, если бы не знал, что это он, то подумал бы, что это у нас привидение завелось. – Папа! – пристыдил его Эмиль. – Прекрати. Они поссорились, неужели не ясно. Надо что-то делать. – Не надо ничего делать, – отрезал старший омега. – Сами разберутся. Немаленькие уже. – Ой, кто бы говорил. А кто недавно чуть Нику лицо не расцарапал и не разговаривал с ним неделю только из-за того, что он встретил омегу одноклассника и тот его в щеку поцеловал в знак приветствия? – Это другое! – И ничего не другое. Вот поговорили бы сразу, так не мучали бы друг друга так долго. И ты, между прочим, тогда не хуже Лукаша завывал по ночам. – Я что-то не понял. Кто из нас твой папа? – Папа – ты, а умнее – я. А теперь включай соображалку. Надо детей мирить.

***

Детей мирить решили самым проверенным способом – семейным вечером. Полди с Эмилем решили организовать ужин в кругу семьи, явка на который обязательна и обжалованию не подлежит. Матис вышел из комнаты только после того, как Ад вошёл в комнату и жалостливым голосом попросил поехать, а то ему уже все мозги проели. Отказать парень не мог. Молодой отчим не раз выручал его, прикрывал перед папой, подбрасывал денег, если с подработки не хватало. А зная, как Эмиль умеет кушать данный орган, встать с постели пришлось. Шёл четвертый день, как он не разговаривал с Лукашем. Не видел его, не слышал, не имел возможности поцеловать, обнять. Он уже кроме как «дурак» и «идиот» себя не называл. В голове никак не могло уложиться то, что он сделал и сказал. Обвинил в измене, принюхивался, пытаясь учуять посторонний запах… Бред же. В голове не переставали вертеться слова, которые говорил Лукаш. Острые, жестокие, в самое сердце ранили. А ведь он просто хотел быть чаще вместе, вдвоем. Да, наверное, Лукашу надоело, наверное, он хотел развлекаться и другим образом, но разве можно упрекать влюбленного по уши человека в том, что он хочет полностью и без остатка раствориться в любимом? За эти пару дней он уже тысячи раз порывался взять телефон, набрать выученный наизусть номер и попросить прощения, но останавливал его банальный страх. Матис попросту боялся, что Лукаш его отвергнет, скажет подобное смерти: «Нам надо расстаться» и бросит трубку. Они приехали в загородный дом Николаса и Полди необычно быстро. Матис удивился такой несправедливости. Обычно, когда они ехали туда, то обязательно попадали в пробки, или ломалась машина, или папа что-то забывал, и они должны были возвращаться под недовольный бубнёж Адлера. В этот раз Матису хотелось ехать дольше, чтобы собраться с духом, набраться храбрости и поговорить с Лукашем нормально. Хотел он этого или нет, но в их отношениях надо было поставить хоть какой-то знак препинания… Полди выскочил из дома, как только услышал шум мотора во дворе. Матис даже слегка улыбнулся, когда увидел весёлого, помолодевшего дедушку, которого и дедом-то грех было назвать. Стройный, с модной стрижкой, с ненавязчивым макияжем и потрясающей сияющей улыбкой на губах. А небольшие морщинки в уголках губ и глаз делали его образ только мудрее. Омеги бросились друг друга обнимать, Полди тискал мелкого Тони, который на это лишь заливисто смеялся, Ник пожал руку вначале Аду, а потом и самому Матису, по-отечески похлопывая его по плечу. Тогда-то в голову юноше и закралась мысль об истинной причине организации такого спонтанного семейного вечера. Лукаш не вышел. Ни во двор, ни в зал, и даже к столу не соизволил спуститься. Но никто ничего не говорил на этот счет. Закравшаяся мысль начала укрепляться. Матис сидел как на иголках. С одной стороны ему хотелось сорваться с места, ворваться в комнату пока ещё своего парня и, прижав его к кровати, впиться в любимые губы поцелуем, а с другой стороны он был зол на злопамятного паршивца. Ведь он не мог не знать, что Матис здесь, Полди не мог ему не сказать об этом. И всё равно не вышел, игнорировал. Было, конечно, ещё одно обстоятельство, которое заставляло злиться – это красноречивые взгляды явно что-то замышляющих папы и деда, но юный альфа решил игнорировать их точно так, как это делал по отношению к нему вредный омежка. Апофеозом и, собственно, кульминацией коварного плана Эмиля и Полди стал… Сердечный приступ. Когда было съедено всё вкусное, были обговорены все темы, и подан чай, Ник, тяжело вздохнув, начал с наигранными стонами заваливаться на бок, хватаясь за сердце. – Никки, Господи, что с тобой?! – рванул к нему перепуганный муж, падая рядом на колени, заламывая руки, плача. Эмиль прижал к себе Тони, крича, чтобы Ад вызывал скорую, а тот, медленно поднявшись со стула, по-геройски сказал: – Милый! Зачем скорая, я сам отвезу его в больницу! Матису вставить реплику не дали, сказав, пусть он остается в доме и охраняет его, а сами в считанные минуты покинули его, сев в машины и рванув в неизвестном направлении. Альфа бросил в рот последний кусочек торта, запил его остывшим чаем и заметил про себя, что больница-то в другой стороне находится. – По-моему, лучше всех свою роль сыграл малыш Тони, не находишь? – Лукаш вышел спустя минуты две после «фееричного» представления. – Чтобы отрыгивать и агукать особого таланта не надо. А вот твой папа, по-моему, долбанулся копчиком, когда падал. – Дурдом, – сделал вывод омега и присел напротив Матиса, подхватывая и себе кусочек торта. – Как ты? – поинтересовался он. – Нормально. А ты? – Уже лучше. Поговорим? – Да, неплохо было бы. Они, не сговариваясь, переместились в гостиную, где тлел камин, и устроились на широком диване. – Я не хотел тебе тогда всего этого говорить. Просто испугался. – Ты меня тоже извини. Правда. Я просто не понимаю, что с тобой происходит. – Мой папа умер при родах. Он переспал со своим парнем и в первый же раз залетел. Мной. Тот альфа отказался от него, едва услышав о беременности. Николас мне дед. Матис открыл от удивления рот и совсем некультурно выпучил глаза, но шок не давал возможности отреагировать адекватно. – Он усыновил меня. Муж Ника тоже умер при родах. У тебя цепочка складывается в голове или мне продолжать? Матис отрицательно покачал головой. Цепочка полностью складываться не хотела, мозги крутить шестеренки отказывались, но в общих чертах было понятно, что: – Ты боишься забеременеть? – Лукаш кивнул и покраснел. Матис нежно улыбнулся и уже без опаски придвинулся к своему омеге и крепко обнял. – Глупый. Во-первых, я не откажусь от тебя, во-вторых, с чего ты взял, что тебя постигнет та же участь, что и папу с дедом? А в третьих, есть штучка такая, презервативом называется, ею обычно пользуются, когда не хотят ещё деток. Альфа наслаждался тем, как быстро щеки смущенного омеги становятся пунцовыми, как он что-то бормоча, зарывается носом ему в грудь. И такая нежность разлилась у него внутри, что он был согласен не спать с Лукашем столько, сколько он захочет, будет согласен усыновить ребенка, если он не захочет рожать, лишь бы видеть улыбающееся милое личико. – Сердишься? – когда щёки перестали пылать, и Лукаш понял, что сможет нормально смотреть своему альфе в глаза, он поднял голову. – Ни капли, – заулыбался тот, гладя шелковистые волосы. – Позвоним им или пусть мучаются? – хохотнул Лукаш, жмурясь от поглаживаний. – Пф, мы на них ещё и обидеться можем, что в нашу личную жизни нос суют. – А Адлеру надо дать Оскар за самую плохо сыгранную роль. Ты видел, как нехотя он от торта отрывался. Парни засмеялись, вспоминая неудавшееся представление, а потом и то, как рожал Эмиль, какой из этого шухер сделал Полди, как Ник его успокаивал, за что и поплатился синяком под правым глазом. И, наверное, так бы и продолжалось, пока Лукаш после очередного воспоминая не потянулся к Матису и, совершенно для того неожиданно, чмокнул в губы. – Малыш, ты чего? – удивился он. – Хочу тебя поцеловать. – И всё? – лукаво прищурился альфа. – Может и не всё, – отвечая таким же взглядом и забираясь на колени к счастливому парню. – Там видно будет. Видно было. Матис в тот вечер думал, что сдохнет от исполнения своих желаний. Лукаш, наконец-то, ему доверился, отдался, открылся. Ещё никогда альфа не был так нежен с кем-то, ещё никогда он так не заботился об удовольствии кого-то другого, и ещё никогда так не сносило крышу от секса. Они уснули под утро, когда камин совсем потух, и комнату освещали уже первые солнечные лучи. – Почему ты решился именно сейчас? – Матис поглаживал кончиками пальцев острое плечо, лежащего на нём, почти дремлющего Лукаша. – Потому что понял, что хочу от тебя ребенка, пусть и умру от этого. – Не говори глупости, – альфа совсем легонько пихнул хихикающего омегу. – Ты не умрешь. Я тебе не дам. – Ну, вот и посмотрим. – Только не в ближайшее время, – Матис прижал блондина сильнее к себе, зарываясь носом в ароматные волосы. – Ты меня год динамил, поэтому я намереваюсь отыграться. Лукаш зевнул и удобнее пристроился на широкой груди. – Так я ж не против. Пара уснула прямо там, на диване, в гостиной, вызывая шок и злость в глазах Ника, вошедшего первым в дом. И, скорее всего, он бы бросился на эдакого паскудника, испортившего его сыночка, но вошедший следом Полди довольно взвизгнул и утащил раскрасневшегося Николаса назад к машине. – Он… Там… Моего Лу-Лу! – открывал и закрывал от негодования рот доктор. – Никки, солнышко мое, а ты думал, что им деток аисты принесут? – Но… – Никаких «но», – отрезал Полди. – Поехали-ка обратно к Эмилю с Адлером. Пусть молодые отдохнут. Может, даст Бог, скоро свадьбу сыграем. Всего этого Лукаш с Матисом не слышали, сладко посапывая после бурной ночи. Ночи, которую никогда не забудут, которая расставила все знаки препинания в их отношениях, после которой на плече омеги красовалась очаровательная метка. «Теперь уж точно никуда не денешься, мой ангел, – думал Матис, когда ставил её. – Мы будем вместе строить свой Рай на Земле».