Жители одичалых городов

      Во дворе дома Сербии пахло малиной. Кусты этой самой малины были буквально везде: у ограды, у стен под окнами, у тропинки, что вела к крыльцу дома. На ветвях большого дерева висели спелые груши, их налитые бока красиво переливались на свету.       Германия осмотрел быстрым взглядом сперва бревенчатый дом с мансардой, довольно милый на вид, а потом небольшую саванную пристройку, двери которой были распахнуты. Внутри виднелись корзины с виноградом и какие-то бутыли. Звучала музыка. Людвиг вдруг не без удивления понял, что он уже очень давно не слышал игры на баяне. Когда-то он проводил время с Иваном Брагинским, и тот играл ему на этом музыкальном инструменте и пел что-то народное. Сколько же много лет прошло с тех пор, сколько всего произошло. Тогда у них было нечто вроде зарождающихся отношений, он нравился Брагинскому и прекрасно это понимал. Понимал и Пруссия, который был против их встреч.       Германия помотал головой. Не время сейчас об этом вспоминать. Все прошло, и с тех пор жизнь переменилась кардинально. Гилберта уже нет в живых, Иван, судя по всему, и вовсе давно смещен своим двойником, а если так, то точно не ясно, кем он сейчас стал. Помня о словах Америки, Людвиг сперва просто постоял на месте, прислушиваясь к музыке, но держа руку на поясе, поближе к пистолету. Он огляделся. Было как-то слишком безлюдно, настолько, что это все казалось какой-то подставой.       Выругавшись себе под нос, Германия все же пересек калитку и направился по выложенной гравием тропинке в сторону крыльца. Он не стал окликать хозяина дома, знал, что сам его найдет по звукам музыки. Эта мелодия казалась смутно знакомой, Людвиг точно ее слышал прежде, но не смог вспомнить, когда и где это было.       Сербия обнаружился в саду под яблоней. Он сидел на плетеном стуле, облаченный в простые домашние брюки и тапки. Торс был обнажен, красивые руки с крепкими мышцами уверенно держали тяжелый музыкальный инструмент. На шее Драгана висел серебряный православный крест на черной веревочке, черные волосы закрывали лоб, глаз и черную повязку. Он, казалось, был очень глубоко в своих мыслях и, судя по музыке, далеко не в самых радостных.       — Привет, Германия.       Что ж, заметили его сразу, едва Людвиг успел хотя бы подойти.       — Здравствуй, Сербия. Прости, что без предупреждения.       Тот усмехнулся.       — Ну, что ты, я всегда рад гостям. Присаживайся.       Он подбородком указал в сторону, где стоял еще один плетеный стул, притом игру на баяне Драган не прекратил и ни разу не посмотрел на Германию. Людвиг лишь пожал плечами.       — Хорошо, спасибо.       Он подошел ближе. Сербия совершенно точно не был вооружен, да и настроенным враждебно не казался, так что Германия присел и посмотрел на него.       — Стаканчик ракии?       Байльшмидт мотнул головой.       — Нет, спасибо. Мне нужно поговорить.       Драган кивнул.       — Это мой второй гимн, — сказал он, перестав играть. — Называется «Тамо далеко». Когда моя столица была в руинах, а люди рыдали и не знали, как спастись от артобстрелов, я нашел этот баян. Он был сильно потрепан, а рядом с ним лежала девочка лет десяти. Ее маленькие ручки словно цеплялись за этот баян из последних сил, — наконец, Сербия посмотрел на Германию. — Как думаешь, дети понимают, что такое смерть? Я просто понадеялся, что она в лучшем мире, там, где нет зла и нет войны, а потом взял баян и стал играть «Тамо далеко». Люди услышали меня, они даже успокоились немного.       Людвиг прекрасно понимал, о событиях какого года говорит Милошевич, но не понимал, к чему его вообще прорвало на воспоминания.       — Сербия, ты знаешь, где твой двойник? — спросил он решительно.       Времени и так слишком мало, ему сейчас не до душевных излияний Драгана. Тот, к слову, кивнул, чуть растрепав свою челку.       — Знаю. А что, ты решил выяснить, в сговоре ли он с твоим двойником? Или хочешь узнать, являюсь ли я оригиналом?       Германия поджал губы.       — И то и другое. Ситуация сейчас нестабильная.       К его удивлению, Милошевич расплылся в улыбке.       — Да, я слышал. Кажется, Европу накрывает чем-то очень нехорошим. Впрочем, что тут странного, Европа давно стоит на коленях. Видно, прав был батюшка Иов.       — Сербия, — прервал его Людвиг, — на это нет времени. Скажи мне, где твой двойник?       Улыбку Милошевича словно вмиг стерло. Он нарочито медленно поставил баян у своих ног и откинулся локтями на колени, выставляя напоказ свое красивое спортивное тело.       — Мой двойник, значит, — кивнул он. — Его звали Радован. Знаешь, он был очень хорошим. Он меня всегда поддерживал, какая бы заваруха ни происходила. Сколько себя помню, он был рядом.       Байльшмидт решительно не понимал, к чему Сербия вообще клонит и почему просто не отвечает на поставленный вопрос.       — А сейчас он где?       Единственный целый глаз Драгана смотрел странно, словно чего-то выжидая, или же у Людвига началась паранойя.       — Скажи, Германия, как именно умер твой брат?       Такая смена темы не нравилась Людвигу.       — Причем тут мой брат?       Сербия натянуто улыбнулся.       — Похоже, ты тоже веришь в то, что его убил Россия. Забавно. Вот она — сила самовнушения. Ты однажды убедил всех в том, что смерть двойника непременно сводит с ума оригинала, да так сильно, что его самого необходимо убить. Теперь ты в это веришь.       Байльшмидт едва не вскочил с места.       — На что это ты намекаешь?       На сей раз Милошевич демонстративно откинулся на спинку стула.       — Ты знаешь на что. Иван тогда просто промолчал, но он знал, что случилось. Он рассказал мне обо всем. Ты так отчаянно взывал к жалости себе и своему брату. Ты выставил все так, будто Гилберт сам лично убил Гюнтера. До сих пор поражаюсь твоему безграничному лицемерию.       Людвиг замер. Выходит, кому-то Брагинский все же сказал о том, что он видел. Сказал о том, что Гюнтер умер сам, он каким-то немыслимым образом оборвал свою жизнь после того, как Германия заявил, что капитуляции не будет. Гюнтер хотел закончить войну любыми средствами. И, разумеется, его смерть повлияла на Гилберта, однако он не сходил с ума. Он налетел на младшего брата, обвиняя его в том, что именно он, Людвиг, обезумел, раз не признает их поражение. Он взывал к его разуму, а Германия сорвался особенно сильно.       Уже позже появился уставший и израненный Россия, который все видел. Он видел смерть Гилберта, он сильно ранил Людвига и дождался, когда подтянутся Англия и Франция. А уже потом была капитуляция.       Да, Германия солгал о смерти Пруссии, выставив все так, будто его брат убил своего двойника, а потом обезумел и стал мешать подписанию капитуляции. Все поверили, никто не стал ничего выяснять, а Брагинский просто промолчал. Людвиг никогда не гордился своим поступком. Более того, он долгие годы убивался от осознания того, что сам лично убил родного брата. В конце концов, он решил убедить себя в том, что Гилберта убил Россия, а Гюнтера убил Гилберт. Так было проще. Да, он почти начал в это искренне верить.       — Что бы там не сказал Россия — он лжец.       Милошевич хмыкнул.       — А ты — сама честность.       — Где твой двойник?       Германия не был намерен обсуждать это с Сербией. Он не позволит никому бередить его старые раны. Драган все так же не спешил с ответом. Мужчина провел кончиками пальцев по баяну.       — Это произошло в 1999 году. Вы ведь даже не поняли, никто не понял. А я держал это в себе столько лет.       Людвиг поднялся на ноги и решительно шагнул в сторону Сербии.       — Хватит себя жалеть. Югославская война давно закончилась.       — Хватит себя жалеть, просто признай, что ты убил своего брата, лицемерная гнида, — тут же отозвался Драган. — Но я себя не жалею, я лишь отвечаю на свой вопрос, — он тоже поднялся на ноги. — Ты спросил, где мой двойник. Так вот ответ — он умер еще в 1999 году. Его давно нет, и никто этого не заметил, ведь всем плевать.       Такого ответа Германия совершенно не ожидал. Он недоуменно замер, смотря на Милошевича и понимая, что тот не лжет. Его двойник умер? Да еще и так давно? Но почему это не сказалось на нем? Почему он не сошел с ума?       — Этого… не может быть…       Сербия смотрел на него с откровенной неприязнью, но ничего не говорил, в то время как сам Людвиг пытался подобрать слова и аргументы.       — Германия!       Он вздрогнул от неожиданности и обернулся, дабы увидеть Америку, который слишком уж припозднился. Джонс решительно приблизился к ним. Драган покосился на него и поджал губы.       — Тебя тут только не хватало.       — И я рад тебя видеть, — хмыкнул Альфред. — Германия, я же просил без меня не соваться никуда.       Теперь, когда Америка тут, Германия мог действовать решительнее. Нужно было вывести Сербию на чистую воду и разузнать, что ему известно о происходящем.       — Альфред, он утверждает, что его двойник мертв.       — Да, я слышал, — Джонс оказался рядом с ним. — Сейчас со всем разберемся. Ты вооружен?       Людвиг кивнул.       — Да, конечно.       Он был готов достать оружие, даже не спрашивая, для чего вообще, но Альфред сделал то, чего он никак не мог ожидать.       — Вот и хорошо.       Он вдруг несильно ударил Германию рукой по шее. Ощутив, что кожу кольнуло, Байльшмидт с недоумением уставился на Америку и увидел в его руках шприц. Тело тут же сковала неприятная судорога.       — Что…       — Прости, Германия, — проговорил Джонс, отбросив в сторону уже опустевший шприц. — Но я все знаю. Ты сильно заигрался.       Людвиг понятия не имел, что ему вкололи, но от этого препарата его тело начало быстро неметь. Он даже не смог ничего сказать, но прежде, чем его объяла тьма, он увидел Россию, который медленно шел к ним. Он прибыл с Америкой. Германию обманули.       Как только Людвиг вырубился, Джонс кивнул и обернулся к России.       — Дело сделано. Теперь мы узнаем, где прячутся двойники, у меня есть хорошее средство, чтобы развязать ему язык.       Иван Брагинский покосился на беспамятного Байльшмидта и кивнул, а после улыбнулся Джонсу.       — Спасибо тебе, Альфред. Спасибо, что поверил мне.       Он легко коснулся щеки Америки, а тот довольно кивнул.       — Я же обещал, что не дам тебя в обиду. Я люблю тебя.       Да, он на самом деле любил. Когда Россия рассказал ему о том, что Германия в сговоре с двойниками и хочет возродить Третий Рейх, подмяв под себя всю Европу, Альфред не мог не поверить ему. Брагинский снова был с ним, в его объятиях, и это было именно то, чего ему так отчаянно не хватало. Он, как видно, был готов на все ради обладания Россией.       Иван кивнул.       — Я тоже тебя люблю, Альфред. Прости…       Он резко отстранился. Не успел Джонс удивиться, как его оглушил сильный удар в затылок. Брагинский отвернулся и отступил еще дальше, а Альфред повалился на зеленую подстриженную траву. Сербия критично осмотрел плоды своего труда, а после хмыкнул.       — Я еще тогда пообещал, что разобью этот баян об голову Америки, — он ударил Джонса ногой, сильно, а потом еще раз, дабы тот вырубился. — А обещания нужно выполнять.       Россия лишь кивнул. План полностью сработал.