В час столкновенья миров. Книга первая: Тайна Рун

- О чем задумался? – внезапно спросила Эсбелта. Вардамир вздрогнул и поднял на нее глаза. - Ты что-то спросила? - О чем ты думаешь? Впрочем, неважно. Мне даже нравится, когда ты сидишь вот так, смотришь на огонь… Ты так красив, когда задумчив, что я готова смотреть на тебя часами. Вот только мне немного тревожно. - Почему? - Не знаю. Я ведь даже сочинила стихи про тебя… Вот послушай: …Отсвет пламени ладонями лёг на задумчивый лик... Ты опять не со мной, где ты странствуешь в мраке вселенных?.. Она замолчала. - А дальше? - А дальше, наверное, не стоит. Это очень личное. Она насупилась и отвернулась от него. - А вообще-то думай, о чем хочешь, мне наплевать, вряд ли я способна постигнуть твои высокие мысли. - Постой… Ты на меня за что-то сердишься? - С чего ты взял? - Мне показалось, ты со мной не разговариваешь. - Я бы с удовольствием. Но какой смысл не разговаривать, если ты все равно сидишь, уставившись в одну точку, и молчишь. Она встала и подошла к нему. Опустилась на колени рядом с ним и коснулась ладонями его лица. - Ты прекрасен, - сказала она. – Ты так прекрасен, что не можешь мне принадлежать. И когда ты сидишь вот так и думаешь о том, чего я не в состоянии постигнуть, я понимаю это еще отчетливей. Она легко коснулась губами его губ и сделала движение, чтобы подняться. Но он удержал ее. - Нет, ты не права. Я весь твой. Прости, что задумался. Эсбелта улыбнулась и грациозным движением отпрянула от него. - Раз ты просишь прощения, я снова сержусь. Вардамир рассмеялся. - Но почему все-таки? - Не знаю. Меня раздражает, что ты такой скучный иногда. Он удивленно вскинул брови. - Тебе со мной скучно? - Не мне с тобой, но ты иногда сам бываешь таким занудным! Все эльфы такие? - Не знаю. Те, с кем я знаком, мне по душе. - Мне тоже. Но вы для меня слишком хорошие. Вот узнаешь обо мне что-нибудь отвратительное и разлюбишь меня. Вардамир призадумался. - Ты хочешь о чем-то попросить? – сказал он, наконец. - Гениально! Вот логика! Я пытаюсь быть самокритичной, так что избавь меня от подобных инсинуаций. Просто я иногда начинаю задумываться – а не слишком ли ты для меня идеален? - Если кого-то из нас и можно назвать идеальным, то уж никак не меня. Эсбелта досадливо поморщилась. - Не пытайся мне льстить. Мне уже надоело выслушивать, какая я прекрасная и грациозная. Мне это приятно слышать, но хотелось бы узнать… - Что? - Сексуально я тебя привлекаю? - И это все? Поэтому ты на меня дуешься? Но ты же прекрасно знаешь… - Ничего я не знаю. Если привлекаю, почему ты никогда… - Никогда - что? - Ну, не заставляй меня этого произносить! Почему ты никогда не предлагаешь мне ничего нового в этом отношении? Вардамир откинулся в кресле, заложив руки за голову, и уставился в потолок. - Так. И чем же конкретно я тебя не устраиваю… в этом отношении? - Ну, почему не устраиваешь? Просто мы могли бы иногда поэкспериментировать. - Знаешь, Эсбелта, я… как-то не одобряю всего этого. - Не хмурься, ничего «этого» я тебе не предлагаю. Я же не извращенка! Хотя иногда хочется. Но ты-то уж точно не извращенец. Меня вполне устраивают традиционные способы и позиции. Но может, все-таки попробуем пофантазировать. - Хорошо, - покорно согласился Вардамир. – Что я должен делать? - Ты меня спрашиваешь?! Да кто из нас мужчина?! - Иногда мне кажется, что ты, - пожал плечами Вардамир. - Ах, так? Ну и, пожалуйста. Поищи себе кого-нибудь… более женственного. С этими словами Эсбелта плюхнулась на кровать и гордо сунула голову под подушку. Вардамир подошел сел рядом с ней и осторожно погладил по спине. - Я действительно немного тебя идеализирую. Возможно, мне бы и хотелось… чего-нибудь запретного. Но я просто никогда не предлагал тебе этого, боясь оскорбить. Эсбелта вытащила голову из-под подушки. - Врать не умеешь, так и не берись. Чего ты там хотел? А вот я действительно… Иногда думаю, а как бы это было с кем-то другим. Но с другими - мне это противно даже представить. Вот если бы ты притворился кем-то другим… как бы игра. - И какие у этой игры правила? - Так ты действительно хочешь? Ничего такого Вардамиру особенно не хотелось, наоборот, он уже чувствовал легкую тревогу. Но отступать было поздно. Эсбелта уже обсуждала детали. - Вот некоторых людей возбуждает, например, приковывать себя наручниками или как-то по особенному одеваться… Но мы до такого примитива опускаться не будем, придумаем что-то более оригинальное. - О небо, я связался с мазохисткой. - А ты думал. Знаешь, давай вот как. Представим, что ты разбойник, а я твоя пленница. Невинная юная принцесса, которую он похитил. Можешь себя представить свирепым разбойником? - Я пытаюсь. - А что обычно делают разбойники со своими пленницами? - Мм… Разрезают на куски и едят? - Совсем спятил? - По крайней мере, в сказках поступают именно так. Эсбелта покачала головой. - Мы, по-видимому, разные сказки в детстве читали. Нет, в нашем случае, никто никого есть не станет. Он решил ее обесчестить. Возбуждает? - Пожалуй, да. - По тебе видно. Ну ладно, может, на деле лучше пойдет. Возникла небольшая пауза. - Ну? – нетерпеливо спросила Эсбелта. - Что? - Так ты собираешься меня изнасиловать или нет? - А что, я тебе настолько неприятен? - О! Сейчас я тебя просто ненавижу. Тебе никогда ничего не нравится, что бы я ни предложила! Губы у нее задрожали. - Ладно, ладно, - поспешно сказал Вардамир. – Я разбойник, как тебе угодно. Просто я имел в виду, что нужно очень сильно хотеть расстаться с жизнью, чтобы попытаться тебя изнасиловать… Что ж начнем. Допустим, мои люди тебя привели и оставили нас наедине. Эсбелта вскочила. - Тебе лучше сесть в кресло. Вардамир пересел. Она стояла перед ним, потупив взгляд. - Так, - он устроился поудобнее. – Кхм… Ну что ж, для начала – разденься. Она метнула на него быстрый взгляд исподлобья и начала раздеваться. Медленно и неуверенно. Казалось, она действительно напугана и пальцы ее не слушаются. Ее одежды одна за другой падали на пол. Наконец она осталась полностью обнаженной. Стояла, обхватив себя руками. И была так прекрасна, что Вардамир невольно залюбовался ею. - Знаешь, - сказал он, наконец, переводя дыхание. – А в этом и в самом деле что-то есть… По крайней мере, я сейчас кое-что ощущаю. - Ну, слава богу! Значит не все еще так безнадежно! Извини, вышла из роли. Продолжай. - Теперь ложись. Эсбелта легла на кровать, предварительно туго закутавшись в простыню. - Я это делаю из стыдливости, - пояснила она. – Но ты ее с меня сорвешь, лучше даже разорвать. Ты ведь не станешь со мной церемониться. Учти, я хочу почувствовать твою страсть, твою агрессию. Мне сейчас не нужен нежный и осторожный любовник, мне нужен бесстыдный зверь, который терзает свою законную добычу. И не смейся, ты все портишь. Кстати, я поначалу буду сопротивляться, может, даже закричу. Вообще-то в таких случаях полагается связывать руки, но сопротивление должно тебя еще больше завести. - Хорошо, если ты не будешь драться и царапаться. Он приблизился к ней. - Э, я… должен, наверное… раздеться? - Совсем необязательно, - томно промурлыкала Эсбелта, съеживаясь под простыней. – Первый раз можно и одетым. Но потом все-таки придется раздеться, ты ведь собираешься сполна мною насладиться? - Можешь быть в этом уверена. *** Несколькими часами спустя, они лежали обнявшись. Эсбелта дремала. Вардамир задумчиво перебирал ее волосы, пропуская между пальцами золотистые пряди. - ... laurefinve ve Laurelin... – пробормотал он задумчиво. Эсбелта сонно потянулась. - Что, прости? - Да так… Сказал, что мне нравятся блондинки. - Как немного, оказывается, надо, чтобы тебе понравиться! - Да, но, к сожалению, я знаю только трех симпатичных блондинок. Тебя, мою сестру и лучшую подругу моей матери. - Никак не могу вздохнуть с облегчением. Твоя мать выглядит лет на десять моложе меня и ее подруга тоже. Кстати, насколько мне известно, сын Лютиэн женился как раз на подруге своей матери. - Я бы предпочел, чтобы ты меня сравнивала не с ним, а с самой Лютиэнью. Эсбелта потянулась. - Угу. Лучше уж с Береном. То-то тебя все время тянет на подвиги. И не такая уж я симпатичная. Не в сравнении с тобой. Вот у тебя действительно чудесные волосы. Хочешь, я тебя причешу? Она накинула простыню и выскользнула из постели. - Кстати, есть хочешь? Правда, тут и нет ничего. Только глазированные пончики, но они холодные. - Ничего, я холодное больше люблю. - И ты меня еще называешь мазохисткой? Ладно, поизвращаемся. Они ели холодные пончики с липкой подтаявшей глазурью и запивали крепким несладким чаем. А потом она долго-долго расчесывала и приглаживала его волосы. - Я могла бы заниматься этим часами, - вздохнула она. – Какие они у тебя крепкие и мягкие, как шелк. А у меня просто какая-то мочалка на голове. - Напрашиваешься на комплименты. - Где уж мне. Кстати. Я придумала, чем мы займемся в следующий раз. Тогда уже ты будешь жертвой. Например, священником. Да точно. Христианским священником, молодым, неопытным, целомудренным… А я буду язычницей, воительницей из викингов. Ты попал к нам в плен, и мы хотим принести тебя в жертву нашим богам на рассвете. А ночью я решаю навестить тебя в темнице. Прекрати смеяться, слышишь? - Просто я в восторге. Мне уже хочется. Надо было тебе сразу же это предложить. - И кто из нас мазохист? Она снова легла на кровать и, завернувшись в одеяло, отвернулась к стене. - Что случилось? – встревожился Вардамир. – Ты снова сердишься? - Да нет… - Она повернулась к нему и улыбнулась. – Я вот тут подумала. Ты бы хотел иметь ребенка? - Что, прямо сейчас? – растерялся Вардамир. - Прямо сейчас не получится. Так, вообще. Мы же спим вместе. Вдруг я залечу… Или у эльфов это только по желанию? - Это зависит от женщины больше, чем от мужчины. И зачем ты спрашиваешь? Ты знаешь, как я к этому отношусь. - Я знаю, как ты к этому относишься. Но я спросила - хотел бы ты? Вардамир подошел и взял ее за руку. - Я бы хотел иметь от тебя ребенка, - сказал он. Эсбелта солнечно улыбнулась. - Спасибо. Ты знаешь… это я просто… ходила сегодня по магазинам, смотрела… Разные там куклы, волшебные палочки и другие безделушки. Я подумала, вот было бы здорово, если бы у нас была дочка, и мы бы вместе покупали ей подарки на рождество. Ведь это так интересно, ходить вместе, выбирать… что-то особенное. Думать, как она этому обрадуется… Он улыбнулся. - Конечно, так и будет. Когда бы ты ни захотела. Эсбелта улыбнулась – лукаво и смущенно одновременно. - Знаешь, чего я хочу прямо сейчас? Пойти, пофехтовать с тобой. Ты бы показал мне пару новых приемов… - Но я научил тебя всему, что знаю… - Никогда не поверю! Ну что, идем? - Там дождь, - напомнил он. - Ага. А потом мы будем греться у камина. И может, даже поиграем в священника и скандинавскую деву, если у тебя найдутся силы... - Найдутся. - Или лучше отложим это на завтра. Лучше, ты сыграешь мне на скрипке. Что-нибудь из «Времен года» Вивальди – согласен? - Все, что ты хочешь. - А чего ты хочешь? - Прочти мне то… свое стихотворение. Она снова улыбнулась ему… Так, как только она одна умела улыбаться. Отсвет пламени ладонями лег на задумчивый лик Ты опять не со мной, где ты странствуешь в мраке вселенных? Я не смею тревожить тебя, и с губ не сорвется мятущийся крик Ты один должен чаши весов соизмерить. И на чашу одну ты кладешь всю любовь и тоску, А на чашу другую бросаешь проклятье измены. Я не стану смотреть – это жизнь и смерть на весу. Ты молчишь… Только всплески огня бьются бесшумно о стены. Ты уходишь сейчас, и не в силах вся святость оков Удержать тебя, друг мой отважный. Сколько бы в небесах не звенел мой слабеющий зов, Ты уже не вернешься, никто не братается дважды. И я ждать не намерена последней вспышки огня. Я услышать не в силах из уст твоих это зловещее слово. Дай обнять напоследок – тебя я бросаю сама. Ты не станешь предателем, я тебя оставляю героем. Я сама ухожу, пусть очаг догорает мне вслед. Ты молчи, оглянуться не смей, я уже за порогом. Все, прощай, мой малыш, не волнуйся, меня больше нет. Все закончилось, можешь сказать: «Слава Богу!» *** …Потом он много раз вспоминал эту минуту, ее лицо, освещенное неверным отсветом пламени. Ее черты - неправильные, резкие, но исполненные загадочной прелести. И ее волосы цвета меда. И руки – тонкие нежные пальцы. Он спрашивал – не мелькнуло ли у него тогда предчувствие. Ведь говорят, что эльфы наделены даром предвидения. Да, он обладал им. Но этот дар, как и все, что дает природа, разумен и милосерден. Если бы в тот момент, когда они вот так смотрели в глаза друг друга, переплетя пальцы, если бы тогда ему открылось, что им суждено будет увидеться лишь однажды, только для того, чтобы расстаться навсегда… он бы не смог жить больше ни минуты. Он мечтал бы запомнить ее именно такой – прекрасной и смеющейся. Но всю оставшуюся жизнь, когда бы он ни вспоминал о ней, она представала в его воображении такой, какой он видел ее в последний раз. Когда она пришла за ним туда, куда не проникал даже луч солнца, когда она нашла его там, где никто не мог найти, и появилась пред ним в тот момент, когда всякая надежда его уже оставила. Какая сила вела ее? Через что ей пришлось пройти на пути к нему? Он так никогда и не узнал об этом. Она появилась на пороге его темницы, растерзанная и покрытая кровью, с обнаженным мечом в руке и яростью в горящих глазах. Скольких ей пришлось убить на своем пути, неизвестно, но ее тело было так изранено, что она должна была бы уже трижды умереть. …Видишь, кровь моя на клинке, Моя и только моя… Их разделяло всего несколько шагов. У нее на пути стояло трое мужчин, но их бы она смела несколькими ударами. Но в застенке была еще и женщина – и вот ее не стоило недооценивать. И в следующую секунду он почувствовал острие собственного меча у себя на горле. - Стой и не шевелись, - сказала она. – Ты быстра, но на этот раз не успеешь. Мне, конечно, ужасно жалко будет губить такую красоту, но если ты не бросишь меч – он умрет. Эсбелта и сама поняла, что не успеет. На секунду глаза их встретились. Она поняла, что он предпочел бы умереть прямо сейчас, чем видеть, как ее растерзают. А он понял, что она в состоянии жить и бороться, только пока есть шанс его спасти. Но если он погибнет, никакой надежды не будет. За эту секунду она сделала выбор и бросила меч. И не успел еще меч коснуться пола, как ее схватили. Один из них заломил ей руки за спину. Но и безоружная со схваченными руками, она еще не была побеждена. И стоило врагам расслабиться… Того, что стоял ближе всех, она ударила ногой в челюсть. Второго в пах. Затем нагнулась, перекидывая через себя того, кто держал ее. Все произошло моментально. Вместо того чтобы поднять меч, Эсбелта ринулась вперед на свою главную противницу. Та уже отвела лезвие от шеи Вардамира и такой стремительной атаки не ждала. Эсбелта вцепилась в ее запястье и вывернула. Хрустнули кости, и меч оказался в ее руке. Эсбелта повернулась к Вардамиру, отшвырнув его мучительницу. Нескольких взмахов меча хватило, чтобы перерубить оковы. А потом она подхватила его под руки и помогла подняться. Он знал, что встать не сможет – слишком он был измучен и истощен – но он встал. Она подняла его своим взглядом. Она вложила ему в руку меч и подняла свой. Им предстояло еще выйти отсюда – но они были вдвоем, и никто не смог их остановить. Пока был жив кто-то из их врагов, пока его жизни угрожала опасность – Эсбелта жила, принимая на себя большую часть ударов, ему предназначавшихся. Потом ему скажут, что на ее теле было около восьмидесяти ран. В ней почти не оставалось крови, но жива была душа. До тех пор, пока она не убедилась, что ему больше ничего не грозит. Тогда она умерла, и даже ничего не успела сказать на прощанье. У него остался только ее взгляд. Взгляд, который вернул его к жизни. И ему пришлось остаться в живых. Он хотел умереть, когда понял, что ее не стало. И позже, когда его мать с Мирилью выхаживали его – он не хотел жить. Но он не смог умереть, потому что все время видел перед собой эти глаза – ослепительно прекрасные и яростные. И потому, что его мать смотрела на него точно так же. Все те дни и ночи, пока он метался между жизнью и смертью, она не сводила с него взгляда. И предать эти глаза он не мог. А потом он узнал, что она могла прийти за ним и раньше. Но ей помешало одно обстоятельство – нужно было родить ребенка. Его ребенка. *** Это самое трудное, что Вардамиру когда-либо приходилось делать в своей жизни. Прийти и поговорить с ее родителями. Он и сам не понимал – зачем. Но не сделать этого не мог. Он не привык склонять голову перед кем бы то ни было, и никто не мог принудить его сделать это… но на этих людей он так и не смог поднять глаза. Ему казалось, что стоит встретиться взглядом с отцом или матерью Эсбелты, и он прочтет в их глазах упрек, осуждение, немой вопрос: почему умерла их дочь? Почему она умерла такой молодой и так страшно? И что он сможет им ответить на это? Потому что хотела, чтобы он жил? Вряд ли они сумеют это понять. Возможно, ничего такого и не было, а просто давило собственное чувство вины – все равно. Даже если они и не знали причины смерти Эсбелты, в их глазах он выглядел малопривлекательно. Человек, который встречался с их дочерью, спал с ней, а потом исчез неизвестно куда почти на год. И появился только после ее смерти. - Понимаете, - говорил он, внутренне содрогаясь от чудовищности лжи, которую приходилось произносить, - я не знал о ребенке. Мы расстались… до этого. И она мне ничего не сказала. - Она знала, где вы находитесь? – это спросил отец. Вардамир покачал головой, задыхаясь от стыда, не в силах ответить. - Я не бросил ее… - проговорил он. – Я был вынужден с ней расстаться, но… Все это звучало глупо и неправдоподобно. Но рассказать правду было невозможно. - И чего вы хотите от нас теперь? - Ничего, - быстро сказал Вардамир. – Но ведь если я отец… И если я должен… - Вы думаете, мы отдадим ее вам? – воскликнула мать Эсбелты. – Вам, человеку, которого даже не знаем? Нашу внучку? - Я просто подумал, у меня ведь есть деньги. И я мог бы… - Мы не нуждаемся в ваших деньгах, - сухо ответил отец. - Зачем вы так? Я же должен хоть что-то сделать для своей дочери? Если вы настаиваете, чтобы мы не виделись… - Так будет лучше для нее. - Возможно. Но я не хочу, чтобы она в чем-то нуждалась. Я могу положить на ее имя в банк достаточно большую сумму. Прошу, позвольте мне хотя бы это. - Поймите, - сказал отец, смягчаясь. – Мы уже старые люди. И нам, кроме этого ребенка, нечего уже ждать от жизни. Вы – другое дело, вы еще так молоды… У вас еще будут дети. Вардамир кивнул. Он знал, что это неправда. Ничего у него уже не будет. - И еще одно обстоятельство. У малютки пока нет имени. И фамилии тоже нет. Эвка была против того, чтобы дать ей нашу фамилию. Я понимаю, вы думаете, мы поступаем жестоко. Но мы ведь должны думать, прежде всего, о девочке. Вы нам человек чужой и – простите – не производите впечатления заботливого отца. Но то, что вы не отказываетесь от своего ребенка и предлагаете деньги на ее воспитание, это делает вам честь. И я думаю, справедливо, если девочка будет носить вашу фамилию. И если бы вы дали ей имя… какое бы вы хотели? - Понимаете, Эвка была увлечена этим модным течением: давать странные имена, - вмешалась мать. – Думаю, ей хотелось чего-то не совсем обыкновенного. А мы в этом мало что смыслим. Так что бы вы посоветовали? Вардамир прикрыл глаза на секунду. В памяти мелькнули волосы Эсбелты, просвеченные солнцем. - Она блондинка? – спросил он. – Девочка? - По крайней мере, сейчас – да. - Мьель, - сказал он. – Я бы хотел дать ей это имя. Думаю, Эсбелта... Ваша дочь не стала бы возражать. - Вы действительно ее любили? – спросила мать. Вардамир стиснул кулаки, чувствуя, как в глазах закипают невыплаканные слезы. Как можно вот так об этом спрашивать? И какого ответа она ждет? Клятвенных заверений, что да, любил как жизнь саму? Тогда почему он еще жив? Ведь ее нет. Нет лучшей из женщин. Которая так верила ему, что не усомнилась в нем ни на мгновение, он знал это. Когда возлюбленный, заподозрив твою беременность, вдруг исчезает бесследно, что о нем можно подумать? Что он бежал, бросив ее, или же, что с ним беда? Она не ошиблась. Она так его любила, что нашла его и в аду и спустилась в этот ад за ним. Она спасла его, и теперь он вынужден жить, потому что нет большего предательства, чем отринуть такую жертву. …И в светлой земле, что не ведает зла, Истает ли тень, что на сердце легла? Исчезнет ли боль, что как в сердце игла?.. Он знал, что никому и никогда не сможет рассказать об этом, ни своей матери, ни даже Мирили. Хотя она и понимала его лучше, потому что относилась более непредвзято. Но он не сможет заговорить об этом, потому что тогда его сердце разорвется от боли. Он мог бы запереть эту боль в себе и нести ее, но перебороть ее было не в его силах. И поэтому никто и никогда не узнает об Эсбелте, так же, как и о его дочери. Была еще одна причина для этого. Внутренне чутье, которое люди называют предчувствием, а эльфы предвидением, подсказывало ему, что Мьель лучше жить среди людей, а не среди эльфов. И лучше вообще ничего о них не знать. Он не думал о том, как истолковали его молчание родители Эсбелты. Поняли ли они, что ему больно об этом говорить, или решили, что ему просто нечего сказать, в любом случае, больше они вопросов не задавали. - Так, какую фамилию дать девочке? – уточнил отец Эсбелты. – Вы ведь так и не сказали нам свою, пан Вардамир. Вардамир растерялся на секунду – о фамилии он никогда не думал. Потом вспомнил свою мать, которой никогда не суждено будет увидеть внучку. - Пусть носит фамилию Раута, - сказал он. *** Плач Эсбелты Ты не вынесешь этой боли, Не перенесешь, У тебя не хватит на это воли, Ты умрешь. Ты умрешь для всего земного, Для семьи, друзей. И не будет на свете боли Горше боли твоей. Твои волосы снегом станут, Льдом – глаза, Этот лед никогда не растает, Не придет слеза. Станет кровь твоя черным ядом, Станет воздух горчить, как дым, Но все ближе я с каждым шагом К непролитым слезам твоим. Ты будешь в клетке железной биться, Но эта клетка внутри тебя. Я стану раненой, сбитой птицей, И тьма родится внутри меня. Твою пытку отменишь лишь смертью, Тьма сомкнется вокруг тебя, Но ты будешь проклят навеки, Если бросишь теперь меня. Может, думаешь, я не страдаю? Каждый стон твой – игла в мой мозг, Но сейчас я тебя покидаю, На последний ступая мост. Льдом пронзающий ветер уносит, И так скользко идти одной. Я тебе не прощу, если бросишь, Не придешь за мной. Мою руку сожми в ладонях И зови, зови! И вернусь я из тьмы бездонной Для моей любви! Ты придешь за мной? Не оставишь? Я дождусь, обещаю, дождусь. Если верить и ты перестанешь, Я уже никогда не вернусь. Я умру для всего земного, Для семьи, друзей, И не будет на свете боли Горше боли моей. Я не вынесу этой боли, Не перенесу, У меня не хватит на это воли, Я умру… КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ.