Четыреста шестьдесят два

В Калифорнии летом тепло даже по ночам, в Калифорнии уже сотню лет не видели волков - настоящих волков, - вокруг Бэйкон Хиллс нет даже диких зверей, кроме, конечно, стаи оборотней, периодически выясняющей свои непростые семейные отношения посреди леса. Питер не очень любил старшую племянницу - Лора была на шесть лет младше и в свои двадцать была отвратительно вздорной особой, еще не способной полноценно нести ответственность за себя и свои поступки, но уже не признающей никаких авторитетов кроме альфы. Со стороны Талии по меньшей мере нечестно было вновь и вновь просить младшего брата поговорить с девицей. В какой-то степени Питер Талию понимал - сейчас времена были нелегкие, отношения с охотниками - напряженными, а Девкалион кругами бродил у границ территории Хейлов, дразня. Но в любом случае, Питеру было действительно сложно сдержаться и не разодрать глупой девчонке все лицо, когда вместо словесного аргумента она просто воткнула дяде под ребра когти и рванула, скребя по кости. Питер с места не двинулся, давая ей, испуганной собственной вспышкой ярости, скрыться в лесной чаще. Можно догнать её и надрать ей задницу, но в таком случае она останется частично пострадавшей стороной. Питер предпочитал съязвить по этому поводу в разговоре с Талией. Не докладывая напрямую, но ясно давая понять сестре, что воспитанием старшей дочери нужно заняться плотнее. В таком случае Лоре влетит на полную катушку. Но, даже несмотря на то, что здесь не водится диких зверей, а до ночи еще далеко, Питер считает, что человеческому ребенку совершенно точно нечего здесь делать одному. Но он здесь - идет, глядя под ноги, не отрывая взгляда от камешка, который пинает, судя по скучающему виду, уже очень давно. Из родных племянников Питер больше всего любил Кору, которая была старше этого мальчугана, судя по виду, на пару лет. Коре было семь и даже ей нечего было делать одной в лесу, тем более во второй половине дня, когда до прозрачно-вязких летних сумерек остается пара часов. Питер мысленно закатывает глаза, выдавая Луне-покровительнице длинный список претензий, на этот раз включающий в основном пункты о постоянно вьющихся вокруг Питера разновозрастных детях и, плотнее запахнув куртку, чтобы не пугать мальчика расползающимся по футболке кровавым пятном, почти бесшумно подходит ближе, становясь на пути сосредоточенно шевелящего губами мальчика и принюхиваясь. Пахнет коричным печеньем, яблоками и молоком. Домашним уютом, счастливой семьей, легкими цветочными духами - наверно, матери. Такие не должны бродить по лесу в одиночестве, без присмотра. Такие должны играть с друзьями на заднем дворе или сидеть рядом с вышивающей матерью, читая о приключениях Братца Кролика. Мальчишка останавливается только зацепив взглядом белые кроссовки Питера и почти ткнувшись оборотню макушкой в живот. Питер хмыкает, заинтересованно принюхиваясь, когда мальчик резким, торопливым движением задирает голову, отчего капюшон ярко-алой толстовки сваливается с головы, и смотрит на Питера округлившимися удивленными глазами оттенка свежесваренного черного кофе. Губы мгновением позже тоже складываются в удивленную, идеально ровную букву "о". - А ты не очень внимателен, да? - Питер улыбается уголком губ, рассматривая ребенка и стараясь не думать о братьях Гримм, когда мальчонка натягивает капюшон обратно на макушку, взъерошивая тканью свои волосы. - Четыреста шестьдесят два, - отвечает мальчик, требовательно глядя на Питера. Хейл чуть хмурится, пытаясь вспомнить, до скольки умел считать Дерек в его возрасте. Получалось, что однозначно не до четырехсот шестидесяти двух. - Допустим, - Питер присаживается на корточки, чуть кривясь, когда только начавшие срастаться края раны, сместившись, расходятся вновь. Но так ребенку не приходится стоять задрав голову. - Четыреста шестьдесят два шага от дороги, - старательно проговаривает мальчик, заинтересованно рассматривая собеседника. Питер пытается представить, как выглядит в его глазах - взъерошенный взрослый дядька в лесной чаще. Впрочем, мальчишку он, судя по всему, совсем не пугает. - До куда? - До сюда, - мальчик смотрит укоризненно, качая головой, явно обвиняя Хейла в недогадливости и, кажется, сдерживаясь, чтобы не показать ему язык. - И до скольки ты умеешь считать? - Питер насмешливо приподнимает брови, улыбнувшись, когда ребенок сосредоточенно хмурится. - Примерно до вон того дерева, - мальчик указывает куда-то за спину Питера. Хейл подозревает, что мальчишке просто нравятся большие числа. Волк принюхивается с еще большим любопытством, выделяя в шлейфе запахов новые ноты: молочный шоколад, древесные опилки, гуашевые краски, клубничную зубную пасту и слабый запах крови, как от разбитой коленки. - Не думаю, что тебе можно тут находиться, - Питер морщится, чувствуя, как нестерпимо сильно жжет под ребрами, и опускается на землю, по-турецки подгибая под себя ноги. Теперь мальчик смотрит ровно в глаза оборотня, рассматривая с любопытством, с таким, что Питер даже мысленно проверяет себя - не пожелтела ли радужка. Но нет, волк спокоен. - И как тебя зовут? - продолжает Питер. - Почему мне нельзя здесь находиться? - взгляд ребенка опускается от груди Питера к животу и брови сходятся к переносице. Мальчишка серьезно хмурится, немного наклоняясь к Питеру и аккуратно, как-то увещевательно, отводит в сторону край его куртки, долгим взглядом осматривая расползшееся на весь бок кровавое пятно. - Меня зовут Стейгвилас, - мальчишка отпускает край куртки, очень осторожно, будто боясь причинить лишнюю боль. - Мама зовет меня Стей. Ну, меня все так зовут, в общем-то. А тебя как зовут? И тебе нужно в больницу. Питер снова запахивает куртку, передергивая плечами. Внутренний волк изображает из себя заинтересованного домашнего пса. Хейлу так и хочется вслед за своим зверем наклонить голову к одному плечу, затем к другому, рассматривая ребенка, а затем обнюхать тщательнее, потому что запах у мальчика приятный, сладко-свежий. - Я Питер. И это частная территория, во-первых. Ты знаешь, что такое частная территория? - Знаю, - мальчик серьезно кивает, уже не обращая внимания на то, что капюшон снова свалился с его макушки. - Это значит, что нужно попросить разрешения, прежде чем пройти. - Правильно, - Питер искренне удивляется мальчишке. - Сколько тебе лет? Пять? - Шесть, вообще-то, - Стей хмурится, упирая руки в бока. - Пусть даже и шесть. Тебе все равно нельзя гулять одному в лесу. - Я не гуляю, - терпеливо поясняет мальчик. - Я считаю шаги от дороги до озера. Это научный эксперимент. Питер невольно улыбается. - А чья эта территория? Твоя? - Моей семьи. - Значит, я могу попросить у тебя разрешения пройти здесь? - глаза мальчишки загораются надеждой, но тут же снова становятся серьезными. - Но это потом. Пойдем, я отведу тебя к маме Скотта, она всегда мажет мои царапины, чтобы заживали. Питер несколько мгновений чуть недоуменно рассматривает протянутую, немного перепачканную землей, ладошку. - Мне не нужно в больницу, - Хейл старается улыбнуться мягко, успокаивающе. - Обо мне есть кому позаботиться. А вот тебе нужно домой, Стей. Твоя мама, наверное, волнуется. Как давно ты здесь бродишь? Мальчишка снова хмурится, теперь уже непонимающе, и Питер решает зайти с другой стороны. - Ты же различаешь время на часах? Сколько было времени, когда ты ушел гулять? - Конечно различаю, за кого ты меня принимаешь? - Стей чуть надувает губы, но тут же выражение лица становится задумчивым. - Два часа дня? Питер бросает взгляд на наручные часы, показывающие половину пятого. - Твоя мама жутко расстроится, - Питер со вздохом поднимается на ноги. - Я сказал ей, что пойду гулять, - мальчик снова запрокидывает голову, чтобы смотреть Питеру в глаза. Выглядит растерянным и в запах примешивается солоноватая расстроенная нота. Питер шарит по карманам, доставая любимую Корой сливочную тянучку и протягивая мальчишке. Абсолютно автоматически, просто желая утешить расстроившегося ребенка. Хотя Дереку, например, тянучек не доставалось. Да и вышел он уже из этого возраста. - Но она, наверное, думает, что ты гуляешь где-то в пределах пары соседних домов, правда? И нет тебя уже давно. Моя сестра расстроилась бы и переживала, если бы её дети так поступили. Стей принимает угощение, сжимая конфету в ладони и низко опуская голову, тихо, еле слышно даже для волчьего слуха, шепча "Спасибо". - Пойдем, я отведу тебя к дороге, - Питер качает головой. - Не расстраивайся. Я уверен, что мама тебя простит. - Я не хотел, чтобы она волновалась... Просто досюда долго ехать, а потом я медленно считаю, а еще я потерял компас и пришлось возвращаться и искать, - Стей демонстрирует Питеру выуженный из кармана толстовки маленький компас. - Папа подарил, я не мог его потерять... - И почему не пошел обратно, когда нашел? - Питер принюхивается, определяя в какую сторону идти, чувствуя нарастающее смутное беспокойство. Стейгвилас молчит, опустив голову и ковыряя носком кеда землю. - Господи боже мой, - Питер в очередной раз закатывает глаза, глубоко вздохнув. - Ну и почему ты сразу не сказал, что заблудился? Мальчишка продолжает молчать, только теперь еще и смущенно потирает шею, отводя взгляд. - Я оставил велосипед... Ну, недалеко от знака. С цифрами, - Стей сутулится, хмурясь еще сильнее и сильнее сжимая в ладони конфету. Питер прислушивается чутче, хмурясь. Волчий слух определенно улавливает несколько голосов и шум нескольких моторов - это Питеру совсем не нравится, хоть он и начинает догадываться, с чем связана суета у дороги. - Пойдем, я тебя отведу, - Питер аккуратно кладет ладонь на плечо мальчика, разворачивая его в нужном направлении. Стей послушно идет рядом, еле поспевая, хотя Питер старается не спешить, сдерживать привычный широкий шаг. - Ты такой же, как мои племянники, - Питер хмыкает, придерживая споткнувшегося Стея за капюшон, не давая ему встретиться носом с землей. - Те тоже сначала делают, а потом думают. И расстраивают мать. - Я не хочу расстраивать маму, - в воздухе горько пахнет подступающим детским плачем. - Ну тише, - Питер останавливается, зажимая все еще ноющий бок ладонью и наклоняясь к мальчику. - Если ты вернешься зареванный, она будет беспокоиться еще больше, поверь. Мальчонка улыбается почти через силу и серьезно кивает. - Так у тебя есть племянники? - ребенок снова задирает голову, снова спотыкается, не посмотрев под ноги, и Питер снова ловит его за капюшон, не давая упасть. - Трое. Младшая на год постарше тебя. Стейгвилас сосредоточенно кивает, то ли запоминая, то ли обдумывая, а Питер замирает, придерживая мальчишку за плечо, принюхиваясь. До дороги осталось совсем немного, как и до суетящихся на обочине людей. Питер коротко вздергивает брови, присматриваясь к отсвечивающим по древесной коре полицейским мигалкам. - Папа меня ищет, - с тяжелым вздохом сообщает Стей, завидев красно-синие отблески. - Мне определенно достанется. - А кто у нас папа? - Питер усмехается. - Папа - полицейский, помощник шерифа... У меня на велосипеде наклеен его номер телефона, ну, чтобы его могли вернуть, если я его где-нибудь оставлю... Мама говорит, что я растеряша. - Тебе определенно достанется, - Хейл серьезно кивает. - Послушай, не рассказывай обо мне, ладно? Ни папе, ни маме, никому. Питер действительно совершенно не хочет, чтобы помощник шерифа проявлял повышенный, пусть бы и положительный интерес к его семье. Талия придерживалась мысли, что им стоит быть как можно более незаметными, если они хотят и дальше оставаться в этом городе, соседствуя с охотниками. Скрытными быть тоже не стоило, но лишний раз светиться было бы нежелательно. Альфа будет недовольна. - Тебя тоже мама будет ругать? - мальчонка грустно вздыхает, видимо обдумывая, что натворил. - Я не хочу, чтобы моя мама плакала... - Нет, меня будет ругать старшая сестра, - Питер задумчиво хмыкает. - А лучше бы мама, честно. Иди, Стейгвилас. И не ходи больше один по лесу. - Ладно, - мальчик светло улыбается. - И я не расскажу про тебя, не хочу, чтобы тебя ругали. Спасибо. - Пожалуйста, - Питер, не удержавшись, протягивает руку, на прощание ероша мягкие темные пряди на макушке малыша. - Беги давай. Мальчик серьезно кивает и, развернувшись, бодрым шагом уходит в сторону дороги. Питер задерживается еще ненадолго, прислушиваясь к разговорам, к возмущенно-облегченному вздоху отца мальчика. На строгую лекцию о том, что нельзя одному гулять по лесу, Питер уже не задерживается. Бок по-прежнему ноет - вымазанные в земле когти и инфекция - мерзкие штуки; наверное, будет лихорадить еще пару часов. Ладонь, которой Питер устало проводит по лицу, приятно пахнет детским шампунем.