Регенерация.

Холод заставляет кости фактически трещать. Вся сжавшаяся в углу, упершись спиной в бетон, закрыла лицо руками светловолосая женщина. На коже – синие пятна синяков, кое-где они и вовсе пунцовые. Одно малейшее прикосновение вызывает дикую боль. Пшеничные волосы спутаны клоками. Женщина подтягивает к себе колени. Она истощена, она осунулась, она очень хочет пить. Дверь в ее камеру распахивается, и руки открывают ее лицо. Бровь рассечена, губы опухли, высокие скулы стали острыми. Под правой – тонкая полоса от удара хлыстом. Женщина не успела увернуться в прошлый раз. Полоса спускается к шее, где виднеются следы грубого овладения. По той же причине искусаны губы. По той же причине – широкий синяк на ноге с внутренней стороны. В этой женщине уже трудно узнать Эффи Тринкет, бывшую икону стиля Капитолия, его жительницу, его часть. Его лишнюю часть. В глазах Эффи горит нескрываемый ужас. Миротворец, вошедший в камеру, молча отходит в сторону, давая проход Ромулу Трэду. Мужчина с презрением оглядывает женщину, которую сам видел много раз. – Ну что, мятежница, боль прошла? – насмешливо спрашивает командор, приближаясь к Эффи. Она резко отстраняется вправо, заметив в руках Трэда плеть. – Не бойся, сегодня будет не так долго. Уже и портить-то почти нечего, – завидев реакцию заключенной, довольно изрекает Ромул. – Нет, – шепчет Эффи, содрогнувшись. – Нет, прошу. – Ну-ну-ну, тише. Не переношу подобных сцен. Взмах руки и характерный звук. Из груди женщины вырывается крик. Плечо жжет невыносимо. От этой боли щиплет нос, слезы мгновенно застилают пеленой обезумевшие глаза. Еще один взмах. Тело Эффи бьет судорога. Успевшая стать почти черной, майка, вспарывается на спине. Поверх старых шрамов накладывается еще одна красная полоса. Боль от удара сегодня сильнее вдвойне и только через слезы женщине удается увидеть, как блеснули шипы от света из проема в стене, к которой она прибилась, не зная, что делать дальше. Закрыть лицо, чтоб не было, как в прошлый раз? Удар. Тихий стон. – Нет, – хрипло выдыхает Эффи. – Прошу... Трэд, который уже успел занести руку в воздухе, вдруг останавливается. – Нет? – с деланным удивлением вопрошает он. – Тебе не нравится? Она совсем новая, шипы идеально сточены. – Нет... – отзывается эхом капитолийка, ее ладони, упертые в пол, съезжают и она опускается на поверхность здоровой щекой. Командор отдает плеть миротворцу и подходит к женщине. Он смотрит на нее с притворным сочувствием. Проводит рукой по щеке заключенной, от чего она отдергивается, как от огня. – Ну-ну, успокойся. Ты сама виновата в том, что с тобой случилось, – убаюкивает голосом Ромул. – Это все лежит на твоих плечах. Но ты можешь исправить это. Только расскажи все, что знаешь о восстании. Эффи отрывает голову от пола, и еле удерживая ее, подтягивается к уху командора. Тот притих, с самодовольной уверенностью думая, что сейчас она согласится. – Восстание сожжет вас и развеет ваш прах над Капитолием: тебя и твоих дружков, а в особенности, этого слепого болвана, Сноу, – шипит женщина, облизнув пересохшие губы, и заходится хохотом. Трэд выходит из себя, он хватает женщину за волосы и, уже не сдерживаясь, кричит: – Не смей, ты слышишь?! Не смей говорить так о президенте Панема! Боль взрывается в голове Эффи яркой вспышкой. В висках бешено пульсирует, а сердце таранит ребра. – Ты сгниешь здесь, поняла?! Сгниешь, как те собаки на улицах в дистрикте, который ты курировала! Рука командора ослабляет хватку. Женщина падает на спину и слезы, брызнув из глаз, скользят по вискам и исчезают в тусклых пшеничных волосах. «Да будет так», – проносится в голове Эффи Тринкет прежде, чем она теряет сознание.

*

Тринкет просыпается после затяжного блуждания в параллельном мире. По онемевшему затекшему телу понятно, что она была без сознания очень долго... возможно даже, что около суток. Секунду спустя в животе отзывается пустота. Голод становится сильнее с каждой минутой, пока она приходит в себя. Это ничего, уверяет себя женщина и садится. Ее больше волнует холод, из-за которого побаливают кончики пальцев на руках и ногах. Эффи задирает голову. На той высоте, которую ей не достать – прямоугольное отверстие с прутьями. Вряд ли бы его можно было назвать окном, но для капитолийки свет оттуда был единственным утешением. Ватная голова, сохранившая в себе только имя женщины, выдает образы ее близких друзей. Она напрягается, пытаясь вспомнить и их имена. Что сейчас делают восставшие в Дистрикте-13? Что с Китнисс? Что с ее командой? Что с... Вопрос обрывается, не закончившись, но перед глазами Эффи четко стоит образ Хеймитча. Того, кого она презирала, из-за кого раздражалась, кого местами даже ненавидела... но всегда уважала. Теперь с отупляющей болью вспоминается та Жатва Семьдесят четвертых Голодных игр. Когда «этот засранец, Эбэрнетти» попытался зажать ее на глазах всего дистрикта и грубо облапать. Тогда она готова была зарядить ему в голову чем-нибудь, закричать, со всей силой, на которую она способна, оттолкнуть его. А теперь только ноет где-то в области сердца. Пленница роняет голову на грудь и заходится рыданиями. Неужели они ее не спасут? Неужели, даже не попытаются? Она ведь доверила им свою судьбу, пошла ради них на измену. Она всегда боялась гнева Капитолия, с детства это был ее родной дом, лишь позже она начала вникать в суть работы этой жестокой машины. Система твердо держала ее в своих руках, она была под ее контролем. Потерять равновесие было равносильно самоубийству. А Эффи его потеряла. «Политическая беженка» – клеймо, за которое будут отвечать ее дети, ее внуки. Капитолий об этом позаботится. Ее детей никогда не будут считать равными. Если только власть, существующая сейчас, не будет повергнута. Но Эффи боится, что ей не придется дожить до этого дня. Она обречена... Выхода нет? Гнев вскипел внутри. Глупая выскочка, она одна! Одна! Всегда и везде! Хватит лелеять себя надеждами! Заключенная срывается с места и врезается в стальную дверь. Она, обезумевшая, стучит в нее стертыми руками, наваливается на нее всем израненным телом, не замечая новой волны ослепляющей боли. К знакомой ранее, присоединяется боль в низу живота, но женщина не придает этому внимания. Она кричит пересохшим горлом, кричит так, словно это ее последние крики. Но в следующую секунду, сталь наезжает на нее, опрокидывает наземь. Входят двое миротворцев и молча хватают ее за руки, прямо на месте синяков. Мужчина в халате и маске на секунду пронзает ее лицо ледяным взглядом серых глаз и запускает руку в карман. Тринкет, пораженная, замирает. Ей кажется, что это Хеймитч. Потрескавшиеся губы безмолвно произносят его имя, и в вену левой руки погружается иголка. Туман обволакивает Эффи, последнее ее ощущение – движение вниз и мягкое прикосновение затылка о землю.