Всегда и Вовеки

Элайджа смотрит в расширенные от страха голубые глаза сёстры и спускает её со своих рук, помогая принять устойчивое вертикальное положение. Девушка тяжело втягивает носом воздух и цепляется за рукав его рубашки, чтобы не потерять равновесие. - Не стоит лазать на деревья, Ребекка, - шепчет Элайджа. - Ты можешь упасть. Ребекка смеётся, откинув голову назад так, что золотые змейки волос спадают на алую ткань платья, обтянувшую хрупкие плечи, и жмурится от слепящих глаза лучей яркого солнца. В её смехе сквозит беспечность. - Ты слишком серьезен, Элайджа, - улыбается она так искренне, как может только Ребекка, весело и задорно. Её смех звенит колокольчиками в его ушах. - Ты могла удариться, сестра, - возражает юноша, взгляд его серьезен и сосредоточен. - Твоя беспечность поражает меня. Ребекка подходит ближе, комкая в лощеных пальцах ткань рукава, и встаёт прямо напротив брата. И того обдает сладким, почти приторным запахом корицы и цветущей яблони, с которой девушка упала ему на руки. - Ты тоже поражаешь меня, Элайджа, - она поднимает руку, касается пальцами кожи лба, кое-где покрытого капельками пота от сильной жары (или же от близости сестры), заправляет упавшую темную, жесткую прядь за ухо, и улыбается уголками губ. А у парня перехватывает сбившееся дыхание, сердце делает сальто в груди от одной только ее улыбки и нереальной близости. У сестры сладкий аромат полевых цветов и яблони, что качает своими ветвями над их головами, и Элайджа ловит себя на желание осыпать лицо Бекки нежными поцелуями. Он уже ощущает трепещущую кожу под своими сухими губами, прикрытые веки, дрожащие реснички, алеющие от жары щеки, губы... - Ты такой забавный, Элайджа, - Ребекка щелкает его пальчиками по носу и отбегает назад на пару шагов, смеясь. И Элайджа поднимает на нее заторможенный взгляд, несколько расфокусированный. Голубая ткань платя сползает с хрупкого, плавно изогнутого плечика, оголяя не загорелую, отливающую медом, как на лице, а нежную, светлую кожу, которую бы коснуться губами, рванувшись, осыпать легкими поцелуями. - Элайджа? - жар ударяет в виски, и почти бронзовые щеки парня наливаются неестественно ярким румянцем. Ребекка вновь стоит совсем близко и смотрит ему в глаза, полные непонятного блеска, в которых зрачок почти потонул в радужке цвета древесной коры. - Ты в порядке? В ее певучем голосе сквозит обеспокоенность, а брат просит взглядом лишь одного, чтобы она отошла, потому что свое воображение он контролировать уже не может. Однако напротив, ладонь сестры ложится на его лоб, и Ребекка привстает на цыпочки после, касаясь его губами, чтобы убедиться нет ли температуры. - Ты весь горишь, - произносит она и тянет за рукав. - Ты точно болен. "Болен... Болен... Болен...- стучит в висках, к которым с бешеной скоростью приливает, будто бы даже кипящая, кровь. - Болен тобой, Ребекка." Шатен кивает, делает шаг в сторону тянущей его домой Ребекки, представляя, как окончательно стянет с нее это голубое платье, обнажив юное девичье тело... Разумеется, он более, в здоровом состоянии, он бы точно не захотел изнасиловать родную, прямо тут повалив ее на изумрудно-зеленую свежую траву. Не захотел бы?