Всегда и Вовеки

- Фрея... - скользнуть языком по тонкой шейке вниз, вывести влажную, волнистую линию, сжать в пальцах упругие ягодицы, толкнув прямо на горячую плоть, вслушаться в шумные выдохи-вдохи и протяжный болезненный стон, сорванный с искусанных в кровь губ, накрыть их губами своими, обжигая легким, коротким поцелуем, провести кончиком языка по нижней губе, очертить контур, запутаться в золотистый шелк волос на затылке пальцами, провести по виску носом, вдыхая пряный запах корицы и миндаля, склониться к уху, сжать зубы на мочке и вновь скользнуть губами по шее, засасывая нежную кожу в рот, оставляя ярко-алые пятнышки цвета сдернутого с плеч платья в стиле двадцатых годов прошлого столетия. - Фрея... Она задушено всхлипывает, толкается бедами ему навстречу, глотая ползущие по щекам соленые на вкус слезы, вздрагивает при звуке имени, срывающегося то и дело с губ мужчины, и громко стонет от сильного толчка внутри, прикрыв глаза, и выгнувшись в спине, сжимает в ладонях столешницу, чтобы не упасть на пол. - Фрееееяяя... - Клаус тянет имя, как молитву, помогающую поверить во что-то, смакует гласные на языке, ощущая терпкий вкус выдержанного бурбона и белого воздушного, пористого шоколада, который, он помнит, имели густо-накрашенные вишневым губы девушки. - Моя Фрея... - сжимает в ладонях упругие холмики грудей, оставляя красные отметины, полосы от пальцев, крутит в стороны сжавшиеся в тугие горошины соски, кусает кожу, тут же зализывает ранку языком, не позволяя крови течь по молочно-бледной шее вниз. - Фрея... - его девочка из двадцатых, пахнущая травами, корицей и, что привычно, бурбоном, сбежавшая девочка в белоснежном платье, исчезнувшая, будто с порывом ветра. - Фрея... Мышцы сжимаются, подкатывает содрагающий тело экстаз, и Клаус впивается пальцами в дрожащие плечи девушки, заставляя прогнуться в пояснице и приближая к себе, как можно ближе, почти впечатывая. На коже остаются кровоподтеки от острых ногтей древнего и готовые через несколько часов стать фиолетовыми синяки. Майклсон впивается в губы, на которых уже съелась помада, искусанные, припухшие, пересохшие, проникает языком в рот, затягивая во властный, жадный, напористый, ненасытный и долгий поцелуй, зажав лицо в плену шершавых ладоней. Когда хрупкое тело начинает трястись в его объятьях, а девушка почти задыхается от недостатка воздуха, Клаус отстраняется. Руки безвольными плетями падают по бокам, освобождая кукольное личико, по которому во всю катятся хрустальные слезы, оставляя влажные дорожки, темные от туши. Она стирает их тыльной стороной ладони со щек, обиженно и гордо вздергивает подбородок вверх, зло скрещивая руки на пышной груди и отворачивается. Прическа в стиле двадцатых растрепалась, и несколько золотых прядей выпало из малиновой заколки и теперь ласкают тонкую шею, будто разрисованную маркером в кружочки. Пелена спадает с глаз, со стуком разбиваясь об пол. - Кэролайн?