Новая жизнь на дальних берегах ...

От лица Элайджи Майклсона. - Элайджа … Элайджа! – услышал я сквозь сон чей-то голос, после чего меня настойчиво потрясли за плечо. Меня била дрожь, все же ночевка в мокрой одежде сказывалась не лучшим образом. Коридор был холодным, к тому же сквозняк. Я весь дрожал, даже не помню, как смог уснуть, но сейчас глаза открыть удалось с трудом. - Элайджа ты в порядке? – Давина внимательно смотрела на меня. - Да – произнес я совсем простуженным голосом, горло неприятно саднило. Поднявшись, я попытался хотя бы немного привести себя в порядок, но костюм был безнадежно испорчен. Плевать, главное чтобы Хейли была в порядке. - Что случилось? Вы поссорились? – спросила Давина, открывая дверь квартиры и приглашая меня пройти. Я слушал ее словно сквозь какую-то преграду, голова раскалывалась. Мне сейчас нужно было видеть Хейли, просто увидеть ее, о большем просить было не в моих силах. - Давина, мы, правда, поссорились, но во всем виноват только я – произнес я, боль в горле только усиливалась – Мне нужно было сразу сказать, все как есть, я помолвлен с Кэтрин. Девушка после моих слов замерла, смотря на меня с недоверием. - Что? с Кэтрин – сестрой Джексона? – спросила ошарашено Давина. - Я ее не люблю, в моем сердце только Хейли – сразу же добавил я, это было правдой. В квартире было наверняка тепло, но меня бил озноб, как и в холодном коридоре несколько минут назад. Я видимо все же заболел, все симптомы на лицо: озноб, слабость, боль в горле. В спальню Хейли дверь была приоткрыта, но моего ангела видно не было, она видно еще спала. - Могу я … - спросил я, указывая на дверь. - Да, только не буди ее – сразу же разрешила Давина. Хейли мирно спала на кровати, обняв подушку. Только синева под глазами была свидетелем ее боли и слез, выплаканных этой ночью. Я лишь кончиками пальцев коснулся щеки ангела, ее кожа мне показалась прохладной, но внимательно присмотревшись не нашел признаков болезни. Кому сейчас и нужны лекарства так это мне, состояние мое никак нельзя назвать хорошим. От того наверное у меня и расплывалось перед глазами, я держался из последних сил. Совсем неожиданно я вспомнил о подарке, купленном в одном из маленьких магазинчике на побережье острова. Серебряный кулон, простой и в тоже время очень изящный, он отбрасывал лучи солнца, сверкая неярким блеском. Будто кулон впитал все тепло острова, играясь в солнечных лучах, волнах Карибского моря и песке бескрайних пляжей. Привлек он меня своей надписью, выгравированной на внутренней стороне. Она была на португальском: «Em suas mãos, você aperta o meu coração». Перевод был прост: «В своих руках ты держишь мое сердце». Достав свой скромный подарок из кармана пиджака, я не решился его одеть, положив украшение на небольшую прикроватную тумбу. Боже как же душно! Я развязал галстук, но данное действие не помогло. Мне хотелось побыть рядом с Хейли еще пару минут, но в глазах предательски все расплывалось. Поспешно я отступил от кровати, собираясь покинуть комнату. Десять минут назад меня бил озноб, сейчас же меня мучил жар. Дышать стало трудно, горло горело, в глазах потемнело. Не помню, успел ли я сделать еще шаг, когда голова закружилась и огненная жаркая темнота накрыла меня. Последнее что я почувствовал, было падение и боль.

***

От лица Хейли Маршалл Проснулась я от непонятного грохота, быстро села на постели, оглядываясь в поисках причины шума. Боже! В нескольких шагах от кровати лежал Элайджа, он был белее простыни. Дико испугавшись, я вскочила и подбежала к нему. - Элайджа … - я пыталась привести его в чувства. Эффекта не было никакого, Элайджу била мелкая дрожь, кожа была настолько горячей. - Давина! – крикнула я. Подруга вбежала в комнату, переводя взгляд с меня на Элайджу и обратно. - Что с ним? – спросила Давина, помогая мне его поднять. Я сама не знала ответа на данный вопрос. Когда очнулась, было уже не разобрать причину обморока или потери сознания. - Он весь горит – прошептала я, коснувшись его кожи еще раз. - Он ночевал в холодном коридоре, да еще в мокрой одежде – объяснила Давина. Я почувствовала сразу же свою вину, нужно было просто поговорить вчера с ним. Я же думала только о своих чувствах, только было так больно от открывшейся правды. Лихорадочно я думала, что делать. Мы уложили Элайджу на кровать, в сознание он так и не пришел. Я сняла с него пиджак, а затем и рубашку, пытаясь хотя бы немного сбить температуру. - Нужно в больницу, у него температура под сорок – Давина встала, направляясь за телефоном. Где-то я читала, что самый лучший способ сбить жар – холодная вода. Нам сейчас нужно было действовать быстро, поэтому я быстро побежала в ванную. Взяв пару полотенец и налив воды, я сразу же вернулась назад. Вода была ледяной, но как только я положила полотенце на торс Элайджи, он перестал дрожать. - Я не могу пока дозвониться – вернулась Давина из кухни. - Не звони, может, и так справимся – попросила я. Выбилась из сил я поздним вечером, Элайджа бился в лихорадке весь день. Доктора мы все же вызвали, но от госпитализации решили отказаться. Несколько часов назад у Элайджи началась лихорадка, он бредил и метался по кровати. - Прости … - совсем хриплым голосом шептал он. - Я тебя прощаю – также тихо шептала я, держа своего любимого мужчину за руку. После полуночи Элайджа все же уснул, жар немного спал. Я прилегла рядом, слишком вымоталась за этот день, да и бессонная ночь накануне сказывалась. Уснула быстро, думая о том, что скажу Элайдже, только он придет в себя. Он заболел из-за моего нежелания слушать. Только сейчас, когда я могла потерять Элайджу, я поняла насколько глупо, было обижаться. Я его простила, потому что жизнь без него будет сущим кошмаром. Жизнь без любви – пуста, дни тянутся бесконечно долго и нудно. Можно жить с человеком несколько лет как муж и жена, но не чувствовать и сотой доли того, что рядом с человеком, которому принадлежит твое сердце. Любовь умеет прощать, она так ранима, но и сильна, когда в ответ слышишь самые главные слова. Одно «я люблю тебя» может спасти жизнь, если сказал его человек искренне любящий. В бреду Элайджа звал меня, прося простить и не уходить. Даже в таком состоянии он признавался в любви не раз, шептал заветные слова с таким жаром. Что это, если не любовь!