— С днём рождения, — ставлю поднос с завтраком на прикроватную тумбу и сладко целую моего самого лучшего мужчину, которому уже тридцать пять. — Мой ангел… Покрутись, — улыбаясь как Чеширский кот, медленно кручусь на месте, показывая, что под веселым фартуком в горошек нет ни одного кусочка белья, и Трэвис удовлетворенно кивает, чуть ли не облизываясь. — Миссис Перри, а вы умеете приподнять настроение. — Только настроение, мистер Перри? Тогда я ни на что не гожусь. — Иди сюда, ангел, — откинув одеяло, Трэвис затягивает меня в свои уютные объятия, одновременно развязывая фартук на спине. — Ты у меня золото, Ана. Спасибо за завтрак. — Люблю тебя, — громко вдыхаю, когда губы Трэвиса находят мою грудь, и один сосок у него во рту, пока второй он еле заметно пощипывает, другой рукой разводя мои ноги. - Ах! — Ана…
— Ана! — Котёнок касается моей щеки, уже так привычно, и мягко целует, успокаивая. — Всё хорошо, малышка. — Я знаю. Я просто задумалась… Кристиан, пообещай мне, что будешь осторожен и внимателен. — Посмотри мне в глаза, — выполняю его просьбу, вглядываясь в волшебные серые омуты, и сама не замечаю как начинаю улыбаться. — Доверься мне. Я мужчина, как бы ты не хотела этого. Просто доверься и ничего не бойся. Но и не скрывай от меня ничего. «Я мужчина, как бы ты не хотела этого». О, малыш Кристиан, мужчину рядом с собой я бы очень хотела в данный момент, но это не ты.***
Кристиан извинялся передо мной после того случая, когда он сорвался, постоянно устраивая сюрпризы и готовя вкуснейшие романтические ужины. Пока в один прекрасный день я не смогла застегнуть любимые узкие брюки. Я никогда не замечала за собой этой ужасной женской привычки вечно худеть, но в тот день у меня чуть ли не истерика случилась. После шести вечера Кристиан не подходит ко мне с чем-то калорийнее яблока, боясь повторения. Брюки по-прежнему малы. Я упустила тот момент, когда я позволила ему стать равным мне. Когда я стала для него просто Аной, кроме офиса и постели. Ему нравится равноправие, но от подчинения он не согласен отказаться. Наверное, это было после секса… Да, определенно, после очередного безумного ванильного секса. Я несколько раз виделась с Алексом, но ничего обнадёживающего он мне не сообщил. Ничего не изменилось. Человек-фантом, Некто, которого не могут ни отследить, ни опознать, которого не могут контролировать. Некто, который слишком откровенно намекает, что убьет Кристиана. Некто, который откровенно написал, что ему нужна я. Некто, и без того медленно убивающий меня. И я готова сдаться.***
Поцеловав Котёнка в плечо, выбираюсь из постели, как можно тише выходя из спальни, прихватив его телефон. Я делаю то, что должна была сделать еще давно. «Я хочу пообщаться с тобой. Я больше так не могу». Входящее на телефоне Котёнка тут же удаляю, и даже перебарываю желание полазить в его телефоне. Не сейчас. Минут через десять мой телефон пищит, смс от неизвестного номера, без возможности ответить. Ладно, буду писать Кристиану. До адресата они всё равно доходят. «Да, мой ангел? Соскучилась по папочке?» Не-на-ви-жу. «Тебе нужна я. Я согласна на любое твое условие, но просто исчезнуть я не могу». «Измена — страшный грех, Ана. Так и быть, появлюсь чуть раньше срока… Прямо как твоя дочь, умершая в реанимации. Врачи такие мерзкие, когда лгут пациентам. Сделай так, чтобы в пятницу Котика дома не было. Я не трону его, если вы попрощаетесь». — Сволочь… Пугаюсь собственного плача, и не нахожу другого способа заткнуть себя кроме как дать пощечину, отчего и вскрикиваю, не рассчитав силы. — Закрой рот, Стил. Закрой рот, удали сообщения и вернись в постель. Н Е Н А В И Ж У. Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в постель, где Котёнок даже не заметил моего отсутствия. Жаворонок, без проблем засыпающий в девять-десять вечера. Он щедрый, этот ублюдок. Он дарит мне еще два дня. В пятницу я завалю Кристиана работой, и я знаю его как работника, он не оставит её на выходные. Приотворюсь больной, попрошу его помощи. — Я очень люблю тебя, Кристиан. Он спит, но мне не нужен его ответ. Он тоже любит меня. Хитрый мальчишка, попросившийся пожить со мной, будто это он не может уснуть в одиночестве, а не наоборот. Я просто надоела ему под дверью, с трудом выношу даже те редкие ночи, когда ему нужно остаться у себя. Я не готова. Я не хочу. Но я должна, как бы мне ни было тошно от самой себя… Он не заслуживает еще одного близкого человека, предавшего, бросившего его. — Мне так жаль… Еще долго мучаюсь бессонницей, но всё же засыпаю, сдерживая слезы. Я должна. Я обещала заботиться о нем и я позабочусь.***
День как в тумане. Цифры, бумаги, эти люди, говорящие в пустоту, мусор, чушь, бред… Как и вчера. Как и всегда. — Мисс Стил, вам купить что-то? — Салат. Цезарь и йогурт. И не торопись с перерыва, я не голодна, — Рэмси кивает, надевая джинсовку, и быстро покидает приемную. У девушки сегодня свидание, и я даже рада за нее. А у меня час на сон на неудобной софе кабинета. Я опустошена. Я проиграла. — Отмени её следующую встречу. — Кристиан, она придушит нас… — Я возьму вину на себя, — Кристиан шепчет что-то еще, хочу возразить, проснуться, но когда его пиджак накрывает меня — лишь кутаюсь в него, снова крепко засыпая. У него противный парфюм. Рэмси была права. Вечером сильно затягиваю потрясающий ошейник Котёнка, заставляя его умолять ослабить хватку, умолять дать ему чуть больше воздуха… И, конечно же, умолять об оргазме. Но его молитвы не были услышаны.***
Руки дрожат. — У меня к тебе важное поручение, — Кристиан кивает, внимательно слушая, и я продолжаю, не смотря и на дрожащий голос. — Мне очень нужно, чтобы ты разобрался в этом, — киваю на кипу бумаг на столе, и малыш чуть хмурится. — Мне нужно уехать, очень плохо чувствую себя. Наверное, простыла… — врешь и не краснеешь, Стил. Но живот и вправду тянет. — Я знаю, что поступаю как сука, сваливая на тебя всё это в пятницу, но в понедельник утром это должно уже быть разослано по адресатам. Прости. — Всё в порядке. Я приеду и сделаю бульон, пока отдыхай. Доедешь домой? — Да. Приеду и тут же в постель, — крепко обнимаю Кристиана, с ужасом думая, что, возможно, смотрю ему в глаза в последний раз. — Я очень люблю тебя. Я просто хочу, чтобы ты помнил об этом. — Ана?.. — Пока, — поцелуй настолько страстный, что у меня подкашиваются колени, а руки сами по себе сжимают задницу Кристиана. - Ой. Не хотела заразить, — хихикаю, получая второй такой же поцелуй, и Кристиан с неохотой выпускает меня из своих объятий. — Я скоро приеду. — Спасибо. Не рыдай, Стил. Ты делаешь это ради Кристиана. Я не знаю, что ждет меня там, за дверью собственного дома. Но иного выхода у меня нет. Идиотка. Отпираю дверь своим ключом, и на некоторое время замираю на проходе; лестница усыпана лепестками роз, а на каждой ступеньке по две свечи. Романтики мне-то и не хватало… — На прихожей маска для сна, Анастейша. Этот голос… Знакомый, очень, из прошлого. Разуваюсь, бросаю сумку на туфли и смиренно надеваю маску. Я даже не боюсь. — Какая послушная девочка, — сильные руки на моей талии, и я непроизвольно вздрагиваю. — Время играть, Анастейша… — крепко сжав сначала одно запястье, а потом и другое, на моих руках щелкают простые металлические наручники. Некто ведет меня по лестнице, сворачиваем влево, и я слышу привычный скрип двери в игровую. — Потрясающая комната, мисс Стил, — этого не может быть… — Ты только посмотри на себя, какая покорная. С Котёнком такая же, наверное? Ана, скажи хоть слово. — Не молчи, когда тебя спрашивают! — пощечина не заставляет меня открыть рот. Боль и шок. Некто снимает с меня брюки с бельем, а с блузкой немного возится, разрезая её ножницами. Какая же я дура! Дура!!! — Гордая. Что же, сделаем так, чтобы ты совсем не могла говорить, — грубые пальцы разжимают мою челюсть, и этот ублюдок плюет мне в рот, пока второй оттягивает за волосы. Несколько пощечин, и рот затыкает кляп, туго затянутый на затылке, заглушая недовольный стон. — Совсем другое дело. Будь я проклята, если это не Александр Форрест крепко держит меня за горло, сдавливая, пока второй держит меня, чтобы не упала. Второй, Некто… Голос молодой. Хрипловатый. Такой далекий и знакомый одновременно. Мне уже всё равно. — Анастейша Роуз Перри, знала бы ты, каким ты подарком была для меня. Каким подарком была твоя тупость и слепая вера первому встречному. Вера в дружбу. — Маленькая глупая девочка Ана… — Я собирался убить тебя как месть Трэвису, этому ублюдку, а вот не получилось, с ним расправились раньше, и кто, Ана! Только взгляни! — приглушенный свет не ранит глаз, когда Алекс стягивает с моего лица маску. — Познакомься с моим лучшим другом, детка, — он разворачивает меня, заставляя смотреть на второго, и от ужаса, от шока, от слепой ярости я начинаю задыхаться, смотря прямо в такие родные, но молодые и ледяные глаза… Томми. — Я продал тебя ему. Со всеми подробностями. Томас Уильям Марк Перри II. Сын моего мужа, которого он так любил, которым он гордился. Которого я считала своим хорошим другом, не смотря на мизерную разницу в возрасте. Паника. Страх. Шок. И острая боль, разрывающая меня изнутри. — Ах, на что только не пойдешь ради любви и мести. Ведь так, Ана? Том пригласил меня, чтобы я показал тебе, как больно ему было, когда ты раздвигала свои прекрасные ножки перед его папашей, когда могла бы быть его. — А после мы уедем, уедем, Анастейша, уедем, уедем, уедем! Добро пожаловать в ад, Ана Стил. — Представляешь, это всё — идея Тома, — Алекс копается в ящиках комода, разыскивая устройство для моей экзекуции, Том же пихает меня под колени, заставляя упасть на колени. — Вот это идеально… Томас страдал, это ты делала ему больно, специально. И сейчас я сделаю тебе так же, как было ему. Это плеть, любимая «кошка», кажется. Без разогрева флоггером. И Алекс не жалеет силы, не жалеет и меня, ногами пиная, если ему надо, чтобы я перевернулась. Больно настолько, что перестаю чувствовать некоторые участки тела, а голос срывается от безумного визга. Задыхаюсь от слез… И возбуждаю этим Алекса, в отличие от Тома, чуть ли не плачущего вместе со мной. Он безумен, в самом прямом смысле, он болен! Время перестает существовать для меня. Алекс меняет «кошку» на что-то иное, я уже не замечаю, я даже не чувствую боли, лишь легкое пощипывание, и это злит Алекса. Он сильнее пинает меня, не прекращая играть, и я даже не замечаю, когда теряю сознание.***
Где я? Почему такая темнота, но при этом всё плывет… Так холодно... О, господи, я голая! Голая, со связанными ногами, подвешенная за кожаные наручники, судя по слабому освещению и обстановке, всё ещё в собственной игровой. Верещу, пытаясь выбраться из плена, но во рту кляп. Лишь громкое мычание, которое пробуждает моего мучителя. Удар. Звонкий, болезненный, раздирающий кожу на спине. Настолько сильный, что я чувствую капельку крови, ползущую от лопаток вниз по ягодицам… Больно настолько, что я не чувствую спину. — Наконец-то ты очнулась, Анастейша! Том. Алекс. Ад. А Мастер Икс профессионал. Том делает больно, беспредельно больно, когда у Алекса каждый удар был шедевром, хоть и приносящим боль, но не ранящим. — Как ты хороша, Анастейша. Как. Ты. Хо-ро-ша, — голос рядом с моим ухом, и голос такой сладкий, близкий, хрипловатый и надломленный. Меня трясет от этого звука. Или сотрясает из-за безмерно сильных ударов по спине девайсом, который я не могу опознать… — Этот ублюдок умел выбирать, — крючки скрипят, когда мучитель поворачивает меня лицом к себе, схватив за грудь. Я начинаю задыхаться, меня тошнит, и Том проворно снимает с меня кляп. В глазах слезы, и я не скрываю их, но не могу даже всхлипнуть. — Ты никогда не замечала меня. Я думал, потому что слишком молод, я смирился. Поверил, что ты предпочитаешь стариков. А потом ты встретила этого! Котика! — зловещий смех наполняет комнату, но и удары прекращаются. — И я сорвался. Ты всегда была такой красивой, и даже твои шрамы не уродовали тебя. Я столько лет мечтал, как прикоснусь к каждому из них своим языком, с самого первого раза как подсмотрел за вашим сексом с отцом. В каждом сне, в каждом своем сне я видел, как ты бы извивалась подо мной, как извивалась каждый раз под ним. Престарелым, больным ублюдком-педофилом. Этого просто не может быть. — Почему… — Помнишь, отец меня раньше времени вернул матери, в последний раз? Он застукал меня за мастурбацией на тебя. Ты копалась в саду, короткая майка и обтягивающие шорты. Я просто мечтал укусить тебя за эту прекрасную задницу, — Том обходит меня, чуть приподнимает и впивается зубами в самую ранимую кожу. Крик такой громкий, что я снова теряю голос. Адски больно. Больно. Больно… Том разжимает челюсти, и снова встает передо мной, звучно целуя в живот, оставляя кровавый след от своих губ на моем теле. Моей кровью. — Чертов псих! — мои вдохи громче чем слова, которые я шепчу сквозь водопад слез. — Ты так смешно пищишь и закатываешь глаза, когда кончаешь. Твой Котёнок говорил тебе об этом? Хочу слышать тебя, снова, Ана. Хочу быть причиной твоего оргазма. — Ты больной… — Говорит мне та, в чьем доме целая комната для грязных игр. Говорит та, которая без брезгливости подкладывала свое красивое, молодое тело под старого козла. Мы достойны друг друга, Ана, — его руки на моей груди, он больно выкручивает сосок, другой лаская языком, и самое ужасное в этом — тело реагирует! Какого-то хрена тело реагирует, предав меня! — Пообещай мне, мерзкая сладкая крошка, что будешь пищать. — Это твоих рук дело… Это ты убил Трэвиса, — и Алекс подтвердил это, я просто не могу поверить! — Но мне было искренне жаль, что ты потеряла ребенка. В аварии папочка выжил, он даже пытался помочь тебе, но я это быстро исправил. — Почему?.. — Потому что ты должна принадлежать мне, только мне, никому другому! — пощечина оглушает меня, а этот ублюдок отлетает от меня на метр, сам испугавшись своих действий. — Слишком много вопросов, Ана. Кляп занимает свое место, а Том отходит от меня, по-хозяйски шаря в ящиках комода, пока не достает оттуда простой вибратор. — Я хочу любить тебя, Ана. И я буду любить тебя, а однажды и ты полюбишь меня. Резким движением этот псих разводит мои ноги, нанося на складочки много смазки, но сам не делает сексуальных действий. Прислонив холодную игрушку к моему комочку нервов, он включает вибрацию. Сама того не желая, до тошноты от самой себя, я получаю удовольствие. Чисто физическое, но от этого не легче. Слезы льются без остановки, а всхлипы чередуются с тяжелыми вздохами, еще и чертов кляп… — Смотри, Анастейша! — очередная пощечина, Том вошел во вкус, а я пытаюсь плотнее сжать бедра, подтянуться, я не знаю, лишь бы чертов вибратор не касался меня! — Давай украсим тебя, Ана. Ты должна принадлежать мне, никому другому, и ты будешь помнить об этом! В его словах нет основы… Будто это и не его фразы, будто они заучены. Он нервничает, даже озирается по сторонам, ищет кого-то, может Алекса, или что-то, а потом будто вспоминает и широко улыбается, доставая из кармана джинс нож. Мне конец. — Будешь дергаться — порежу еще сильнее, Ана, — холодный металл касается моего живота и разрывает кожу, пуская струйки крови. Господи, пожалуйста, как больно, как страшно… — Смотри, Анастейша! Не имея возможности возразить, я наблюдаю, как этот умалишенный ублюдок вырезает свое имя на моей гладкой коже. Я так хочу кричать, но лишь глубоко дышу, боясь даже пикнуть, с трудом держась. Бессердечный ублюдок, левой рукой он меняет скорость вибрации и снова плотно прижимает игрушку к моей плоти. Смотря мне в глаза, Том обводит свое имя в кровавое сердечко, и я вскрикиваю, нож входит чуть глубже, но все еще ранит только кожу, игрушка мучает меня, и я кончаю, ему на радость, и вправду закатив глаза, но промычав, что он больной. — Алекс испачкал тебя, надо стряхнуть… — новые и новые раны ножом, хоть и неглубокие, не менее кровоточащие… — На, выпей, — распахиваю глаза, но реальность не меняется. Моя спина, мое тело, о боже… Том все еще держит свой нож в руках, но я больше не подвешена, а лежу на кровати. - Пей! Откручиваю крышку и делаю несколько жадных глотков простой минералки. Черт, моя голова… — Хорошая девочка, — этот психопат наклоняется ко мне и целует в соленые от слез губы, но не требуя большего. Мягко взлохматив мои волосы, он укладывает меня на живот и довольно профессионально привязывает меня поперек кровати. Голова кружится, это из-за потери крови, я думаю. Я еще думаю. — Знаешь, что чувствовал я, Анастейша? Что чувствовал я, когда этот урод пихал в тебя свой старческий морщинистый член? — Заткнись! — Сама заткнись! — он ударяет меня головой о матрас, и я сдавленно кричу от резкого движения. — Ты узнаешь. Ты же любишь его, этого Грея? — не могу ничего произнести, и Том оттягивает меня за волосы, заставляя смотреть ему в глаза. — Ты любишь Грея? — Люблю, ты, тварь… Только тронь его… — И что ты сделаешь?! Я уверен, Кристиан расскажет тебе, насколько больно ему будет сейчас. Видеть, что ты в руках другого, когда, как он считает, ты должна быть его! Я была готова к боли. Я смирилась с растерзанной спиной. Но к боли за Кристиана я просто не была готова, не была готова к беспомощности и неконтролируемой ярости. — Ты обещал, что не тронешь его! — Смотри, урод. Смотри и запоминай этот момент на всю твою короткую жизнь! — Том смотрит куда-то вверх, и я замечаю камеру под потолком… — Смотри, кому она принадлежит, Грей. Я слышу звук ширинки и шорох за спиной, я ощущаю как прогибается кровать за мной, я ощущаю горячие пальцы Тома в себе, но даже не подаю признаков жизни. Одна его ладонь на моей заднице, и мне до тошноты плохо от его потных рук. Он паникует, медленно входя в меня, но тут же отстраняясь, будто бы пытаясь подготовить меня. — Я никогда не полюблю тебя. Я никогда не прощу тебя… — найдя в себе последние силы, фокусируюсь на камере, которую отлично видно с этого места, лишь бы не ощущать Тома в себе, лишь бы не замыкаться, лишь бы не позволить ему думать, что он может сделать мне хорошо. — Я ненавижу тебя всей своей душой. Грязная, мерзкая, противная, опозоренная. Изуродованная. До конца. Кристиан никогда больше не захочет прикоснуться ко мне. — А вы, великая Госпожа Стил, совсем не любите игр с ножами? — эта мразь выходит из меня, и я содрогаюсь всем телом, ощущая холодный металл на моих половых губах. Медленный глубокий вдох и тихий выдох. — Как по маслу, Ана. Господи. Я сосредоточена только на себе. На том, что «как по маслу» входит и выходит из меня нож. Он ранит стеночки, я ощущаю ноющую боль, я чувствую кровь, стекающую на постель, и я очень боюсь. И меня прорывает, как плотину. Пытаюсь вырваться, громко плачу, я так больше не могу. Не могу. Не могу… Я больше не могу быть сильной. Я унижена, опозорена, раздавлена, уничтожена как личность. А Том смеется, резко вытаскивая нож и жестко входя в меня, двигаясь так быстро и так глубоко… Больной ублюдок. Изнасилованная. Никому больше ненужная. Израненная. Испорченная. Голова кружится, неимоверно сильно хочу закрыть глаза, сдаться… И меня ничто не останавливает. — Я говорила, я постоянно тебе говорила, что не брошу тебя… Мне жаль, что я солгала тебе, Кристиан, — Том хохочет над моими словами, но мне плевать. Я не в силах это выносить. Я очень люблю тебя.