Реквием

Многочисленные прохожие, лениво щурясь от солнца, деловито поднимались и опускались по лестнице метро. Каждому из них не было никакого дела до того, что происходит во внешнем мире. Никто из них не собирался тратить время впустую. У каждого из них есть свои дела. Я же, словно в насмешку путаясь под ногами, направлялся против плывущего потока людей, ловко изворачиваясь от нежелательных столкновений. Стояла удушливая жара, а на ослепительно-синем небе не было ни единого облачка. Казалось, ничто не предвещало грозы. Ковер был белым и пушистым. Белый светильник. Белая штукатурка на потолке. Окна узкие, у самого потолка. Дверь железная. Заперто. Она не открывается, что бы я ни делал. Скамейку все-таки покрасили. В белый цвет. Я пожимаю плечами и сворачиваю за угол, выходя из парка. Конечно, можно было бы найти ещё одну скамейку, не окрашенную. Но я не стал этого делать. Слишком много людей спасаются от сегодняшней жары в тени развесистых деревьев городского парка. От них очень много шума. От этого болит голова. Даже наушники не заглушают назойливого гула их смеха и голосов. Играет музыка. Она звучит напряженно и тяжело, тягуче просачиваясь сквозь стены. Я не знаю, что это за мелодия, но мне она не нравится. — Бутылку воды, пожалуйста. — Вам с газом или без? — Без. — Пожалуйста. — Спасибо. Я небрежно бросаю деньги на серый язык подставки для монет и забираю из нутра полосатой палатки холодную пластиковую бутылку минералки. Новенькая продавщица оказалась очень молодой. Должно быть, она из студенческой общины, занимающейся обустройством молодых людей на работу в полставки. Она напоминает мне серую мышь. У неё даже голос очень тихий и какой-то… мышиный. Я открываю бутылку и в несколько глотков расправляюсь с половиной её содержимого. После чего закрываю её, крепко привинчивая зеленую крышку к узкому горлышку. Моя голова по-прежнему кружится, а перед глазами вьется мутный туман. Я чувствую себя не очень хорошо. Вероятно, в этом виновата жара. Музыка начинает играть громче, завиваясь в свинцовый гул. Я затыкаю свои уши руками, но всё равно продолжаю слышать её. Когда, наконец, всё это закончится?! Раздается скрип. Я поднимаю голову и с изумлением отмечаю, что дверь открыта. Я немедленно вскакиваю на ноги и кидаюсь за порог, мечтая выбраться наружу, подальше от этой музыки. На всей скорости я бегу по длинному каменному коридору к приветливо распахнутой двери из темного дуба. Однако что-то останавливает меня. Возможно, это звук шагов за моей спиной или скрежет чего-то острого по полу, или же что-то ещё. Я не знаю точных причин, но… Что-то заставило меня обернуться. — Сэр? — неуверенно окликает меня девушка, заметив, что я судорожно хватаюсь за брезентовую стену палатки, — Вам плохо, сэр? — Нет, — с трудом выдавливаю я, — Это просто… жара… Ещё один… И ещё один… Никогда бы не подумал, что желудок человека способен уместить в себе столько ножей по самую рукоять. Мне больно, ужасно больно. Эй, кто-нибудь… Глупо. Здесь нет никого кроме меня и… Кто-то закричал. А, точно. Та девушка-продавщица. Я с трудом пытаюсь не упасть на раскаленный асфальт, ещё крепче впиваясь пальцами в жесткую стену небольшой палатки с напитками и мороженым. Моё сердце словно разрывается на части, заставляя легкие надсадно хрипеть от внезапно нахлынувшей на тело боли. Я складываюсь пополам, едва не утыкаясь носом в асфальт, и машинально хватаюсь руками за живот. В желудок словно налили раскаленный свинец. Ещё никогда в жизни, даже после выпускного вечера, мне не было настолько плохо. Что, черт возьми, со мной происходит? За моей спиной раздаются торопливые шаги. Кто-то подхватывает меня за плечи цепкими маленькими ладонями, тщетно пытаясь поставить на ноги. Точно, это та девушка-продавщица. — Что с Вами, сэр? — испуганно произносит она. Спроси что-нибудь полегче. В конце концов, подняться на ноги мне всё же удалось, но это мало что меняло. Каждая клеточка моего тела буквально трещала по швам. Пройдет ещё несколько минут, и я просто потеряю сознание, если же сразу не умру на месте от болевого шока. Похоже, это ещё впереди. Я чувствую что-то теплое и сырое. Неуверенно отрываю свою правую ладонь от живота и с недоверием подношу к глазам. — У Вас… к-кровь… — долетело до меня издалека. — Нет, это вишневый сок, — пытаюсь огрызнуться я, но вместо слов из горла вылетает невразумительный хрип. Итак, у меня рана. Глубокая. И возникла она не из-за того, что я «случайно порезался» или меня кто-то «случайно прирезал». Она возникла сама по себе. Буквально на ровном месте. Мистическая хрень какая-то. Неужели я сдохну? Идиотизм. — … да, правее дома тридцать шесть, верно. Скорее, прошу вас! — долетел до меня всё тот же испуганный голос. Из темнеющего тумана перед моими глазами появилось лицо той девушки-продавщицы. Она выглядела шокированной. Её лицо было белым, как мел, а губы дрожали. — Я вызвала скорую, — сказала она, — Прошу Вас, держитесь! Кажется, я пытаюсь сказать ей что-то в ответ. Не знаю толком что именно. Получается плохо. — Всё будет хорошо, — говорит девушка-продавщица, скорее обращаясь к себе, нежели ко мне, — Вы не умрете! Только не в мою смену. Интересно, как её зовут, думаю я, слушая убаюкивающий шум сирен скорой помощи. Боль постепенно затихает, словно прячась за второй план. Мне очень хочется спать. Я закрываю глаза и вижу смутные очертания какой-то комнаты. В этой комнате постелен пушистый белый ковер.