Самое ценное во вселенной

- Колыбель раскачивается, моя Императрица. - Тихо мурлычет ей на ухо Смотритель. - Человечество хочет больше, чем ему позволено, больше, чем вы им даете, моя Императрица. Пар купели поднимается сверкающим серебристым дымком над поверхностью и Смотритель жадно дышит им. Пока она ему это позволяет. - Моя Императрица, мы не справляемся с вашими любимыми игрушками. Искренне просим прощения. - Отчаянно шепчет Смотритель, прижимаясь бледной впалой щекой к ее влажным волосам. - Моя Императрица, позвольте нам собрать урожай, такой спелый, такой сладкий... Тонкие, узловатые пальцы в просящем, осторожном жесте касаются ее волос. - Прошу вас, моя Императрица! Мы обеспокоены о вас... и хотим сказать... вы будете прекрасны в их сиянии. Смотритель умолял и если уж быть честной во всем, то именно это было главным показателем серьезности ситуации. Это ведь здесь, на Зарнице, в купели Смотритель мурлычет ей на ухо, даже умоляет, хоть это и противоречит его природе, проявляет заботу. Но вообще, Смотрители планет-садов были самыми отвратительными созданиями генетики. Беспринципные, уродливые внешне, с тонкими костистыми, но ужасающе сильными телами, хитрые и злобные, безжалостные и хладнокровные ко всему, кроме своих господ. Они сейчас боялись последствий ее решения. Тряслись в страхе, за нее - их Императрицу. Бесконечно преданные ей. Ведь их жизни, их мир, их цель была в одном - помогать ей. Эта цель - высшая и единственная, клеймом выбитая при создании на их цепочке ДНК. Идеальные помощники. Прекрасные в своем уродстве. Идеальные... - Я услышала тебя, Смотритель. - Юпитер оттолкнулась от борта купели, опускаясь с головой под воду, выплыла на середину и поднялась в полный рост. Кивнула слугам - начинать. Что ж, гибель или восхождение цивилизации планеты, подарившей ей жизнь снова стоит встречать такой же юной и прекрасной, как и в тот момент, когда она вылетела из ее Колыбели. Под ее ногами теплый ковер из живой травы, легкое платье, наброшенное на ее тело безликими служанками, шлейфом тянется следом. Солнце греет смуглую кожу сквозь щиты Зарницы. Сушит волосы, снова полночно - черные, серебрит знаки принадлежности. Она гуляет по саду ровно час, то самое время, что требуется Нектару, чтобы уйти вглубь тела и радужки ее глаз. Спрятать прожитые годы за карим янтарем. Ровно час, чтобы спрятать Императрицу Юпитер за обликом юной девушки в слишком тяжелом для нее Венце. Обманчивый образ. Для многих - смертельно. Калик встречает ее в пока еще пустующем зале, выполненном в виде театральной ложи, со всеми этими алыми бархатными сидениями и вычурной позолотой барельефов. И сценой, что лишь обрамление экрана. И дочери достаточно одного взгляда на нее - на это снова молодое тело, чтобы понять. И Калик обнимает ее, коротко, но крепко и тепло, помогает присесть в мягкие объятия трона, по не нужной уже привычке. Улыбается - улыбкой так похожей на ее собственную. - Я приняла бы любое твое решение, но этому... искренне рада. Юпитер гладит ее по щеке. Еще бы дочь не была рада. Ведь это ее розовая детская мечта. Заветная и прекрасная в своем огне. Жадном, злорадном пламени. Через несколько минут, которые Юпитер дремала под звучание ручейка голоса Калик - отдающего приказы казнить и миловать, появился Титус. Как всегда в окружении щебечущих и ярких, как птички Зари девиц. Причем действительно юных, без серебра за радужкой больших наивно-влюбленных глаз. Юпитер никогда не одобряла этого увлечения сына. Его вечной тяги к невинности и неопытности, юности, которую так интересно пачкать и ломать. Но у кого из них, древних, не было своих пороков, чтобы она осуждала... сына. Имея за плечами свои собственные грехи. Титус подзывает распорядителя и приказывает ему проводить леди на места, и девушки, разочарованно вздохнув, упархивают за ним, не в силах противиться прямому приказу Принца. Титус же беспрепятственно минует щиты Императорской ложи, останавливается в шаге от трона. Смотрит на нее - изумленно-ласково, берет за руку, целует в середину ладони. Приветственно кивает сестре. И получив такое же вежливое приветствие, целиком переключает внимание на нее. Обходительный мальчишка, покоритель сердец. Юпитер тянет его к себе, заставляя наклониться, целует в холодный лоб, горячими губами. Сухими от ритуальной алой краски. Сын прижимается лбом к ее лбу. Обхватывает руками, поднимая и прижимая к себе. Добирая тепла, которого ему всегда будет мало. - Вечность в твоих глазах, вечность за твоими плечами, мама. - Шепчет он ей на ухо. Юпитер чувствует, как он дрожит. Маленький Царь. Ее любимое дитя. Калик старше. Калик бы выдержала, теперь. Но не Титус, в чем-то так и оставшийся ребенком, жестоким, алчным, но все же ребенком. И оттого, что она так любит их, любит его, и оттого, что это взаимно - Земле и ее людям, суждено умереть. Ведь ценой выхода планеты, ее человечества, на арену Вселенной стала бы ее жизнь. Таков закон. Жизнь древней Императрицы, за жизнь одного народа. За миллиарды огней, одна свеча. По меркам этой Вселенной - это равноценно. Значит, так тому и быть. Человечество умрет. Потому что она хочет жить. Потому что не хочет больше причинять своим детям ту боль, что причинила раньше. И это правильно. И единственно ценно в этой Вселенной. Да. Земля пылает. Не яркими всполохами алого пожара, не магматическим жаром, что когда-то приписывался ее жителями мифическому Аду. Нет. Планета горит холодным сиянием нектара - чистейшей энергией жизни, которую как самый натуральный из природных фильтров очистила Смерть. Безболезненная, но предреченная и рожденная в смирении и борьбе. Относительной конечно. Если можно так назвать жестко подавленное сопротивление. В конце-концов, сколь бы развитой цивилизацией не считали себя люди Земли, они были ничем против Империи, поставившей блокаду планеты и начавшей собирать их всех, как урожай в хозяйском саду. Город за городом. Они плыли один за другим окунаясь в синее пламя. Превращались в теплую, влажную сияющую пыль и люди не могли ничего, кроме как наблюдать. Беспорядки и попытки борьбы, пресекались Смотрителями, а оружие массового поражения было выведено из строя так давно... сотни лет назад в угоду идеям Мира, что люди были не способны даже на такой последний шаг... от безысходности страданий расы, как массовое самоубийство. Люди смотрели, как погибают, кричали первые дни, когда были уничтожены столицы. Опустели города, стали пустынно-тихими памятниками былому величию. Потом они попытались сражаться, старались дать отпор, силами подразделений Стражей, ополчения - но безуспешно. Потом - смирились. Годы благополучия, стагнации, не знавшие серьезных войн и конфликтов сказались на социуме. И люди смирились. И стали ждать. Смерти. Не способные сопротивляться в открытую, а многие и вообще, они продолжили жить. Тем более... пока умирал один город, остальные могли жить. Вполне мирно, почти как раньше. Смотрители об этом заботились. У самых удачливых, возможно, были годы, чтобы что-нибудь придумать. Им в обще-то даже не мешали. Ведь Сад не взрастал из ничего. Семена тоже были нужны. В конце-концов, в том мире, в институте и учении которого "избрали" для себя люди с легкой руки Смотрителей так давно, были и плюсы. Только единицы причиняли неудобства, но их быстро выводили из строя Смотрители - часто со смертельным исходом, перерабатывая отдельно. Нектар для "волков" личной гвардии Императрицы. Спустя пару месяцев, когда ей на стол легли отчеты по первым поставкам - Юпитер прикрыла глаза. Все-таки это было больно. До слез. Мимолетная слабость. Первая позволенная себе с того момента, как она встала с трона дабы объявить свою волю, всем ста тридцати восьми мирам Империи. Перед всеми Грандами Пути, чтобы никто не усомнился в ее Силе, ее Воле и ее Наследии, что являются основой ее Власти. Они рукоплескали ей - первой среди них всех. Древнейшей из Древних. Жадно следили за ее лицом выкрашенным белилами и алой, кровавой краской по губам. Символизм много значил в этом мире. Но она не дала им ничего, что позволило бы им понять насколько тяжело ей было произносить приговор. И то, сколько в ней еще осталось на самом деле от той девочки - землянки Юпитер Джонс. Настолько любящей свою родную планету, что жители ее на несколько сотен лет пережили все сроки Сбора. Они как голодная стая следили за каждым ее движением, словом. В надежде на кусок, который можно растерзать. Но речь ее лилась гладко, взгляд был безмятежен и им оставалось только восхищение. Ею, той что правит по праву. С легкой улыбкой на кровавых губах и с тяжелым сердцем она отдала приказ. Улыбалась, смотря на спускающуюся блокаду. Принимала поздравления Грандов, когда экраны погасли с вежливой доброжелательностью. И с каждой секундой хотела все больше вернуться на Зарю. Но смотрела. Улыбалась. Договаривалась. Благословляла. Танцевала. В то время как там, внизу, агонизировал народ, за жизнь которого она когда-то убила собственного сына. Своего первенца. И где-то в глубине души от этого пряталась радость, неприятным червячком копошилась, прогрызая себе путь. Земли, такой, какая она была, уже не будет. Земли, из-за корой погиб ее сын. И это радовало. Мазохистской болью рвало сердце. Ненавистью и любовью одновременно, отчего алые от краски губы расплывались в чувственной улыбке. Все уже было позади. Кроме одного. Самого последнего дара, который она даст Земле. Это она может. Последний дар. Любви и призрачной надежды, на реинкарнацию. Если она хоть что-то понимает в том, как работает религия этого странного Пути, Императрицей которого она стала. От кончиков волос до сердца, раз может так ненавидеть и любить одновременно. Да.