Самое ценное во вселенной

1. В парке сегодня холодно и солнечно. Воздух почти звенит, и Юпитер кажется, что если провести пальцами, то он откликнется сотней звуков, искрящихся и мелодичных, будто инструмент под умелыми руками Вале-Альшин. Вокруг люди. Утро понедельника. Кто-то спешит на работу, многие совершают утренние пробежки, выгуливают собак. Из-за лиственной ограды слышится шум дороги. Переругиваются водители, гудят воздушные подушки мобилей. Пробки на дорогах не излечит ничто, даже трехуровневое движение. Земля не изменилась за последние три сотни лет. Разве что немного. Да и кто бы ей позволил. Она любит Землю, больше всех остальных своих владений. И не хочет снимать с нее урожай. А для этого планета не должна войти в космическую эру. Что ж, это не составляет труда. Одно слово и Смотрители делают так, чтобы все взгляды людей обратились от космоса. Когда-то они пытались ее убить – теперь они самые верные ее последователи и слуги. Физически не способные ее предать. Земля - Императорский заповедник. Она неприкосновенна. Музей, наполненный старыми воспоминаниями. Чашка Петри для экспериментов Ее Величества. Почти бесполезный шарик, приносящий доход лишь во время своих военных конфликтов, когда часть урожая собирается – незаметно и осмысленно. Не уничтожая целостности. Даже во благо. Ностальгическая безделушка, мешающая Ее Величеству, наконец, стать самой собой. Так говорят ее дети. Она не помнит родов, не помнит, как давала им имена. Они гораздо старше ее нынешнего тела, но в ней глубокая привязанность к этим алчным царькам ее Империи. И память души. Ведь она реинкарнация. Старая-новая Юпитер. И в ней с каждым годом больше старого, но новое еще борется, смешиваясь и заполняя в ней пробелы, как вино окрашивает воду. И глубокая боль – потому что никто из ее детей не мог причинить ей вреда. А она убила сына. Еще не помня, не зная. - Тогда почему? Он мог ударить, мог угрожать, он хотел убить меня! - Все просто, Ваше Величество. – Улыбается ей Калик. Дочь. – Вы дали ему разрешение. Не важно, в какой жизни, но без него… – Она разводит руками, вода серебрится нектаром, расходясь волнами вокруг. – Мы бессильны. Ни я, ни Титус не можем причинить вреда. И это правда. Титус мог на ней жениться, мог запереть в своем дворце, но никогда не смог бы ударить, мучить или убить. У него не было права. В его генах было это прописано. Выбито клеймом на цепочке ДНК. - Но я могу убить. – Она почти шепчет, откидывая голову на бортик, из под ресниц смотря на Калик. - Да. – Просто отвечает та. – Можете. Ведь вы нас породили. В тот день они больше не касаются этой темы. И вообще больше никогда. За последние триста лет. Титус касается губами ее щеки. Нежно, в его глазах больше нет того жалостливого презрения. Лишь тепло и восхищение. И Юпитер почти не верит. Ее младший сын всегда был хорошим актером. - Вы царственны, Ваше Величество. Прекрасны, сегодня и всегда. - Благодарю, Принц. Он словно чувствует ее настроение. Опаску и неприятие. Но все же приглашает на танец. И все не так, как было в первый раз. Он подчеркнуто почтителен, его ладони даже не касаются ее спины, укрытой тончайшим шелком. И это радует. Она вообще бы предпочла быть подальше от своего младшего сына. Ее кожа еще помнит стальную хватку его пальцев и холод почти надетого кольца. Они проводят вместе ровно два танца, как положено родственникам, и Титус оставляет ее одну. Ей все еще неприятно, но там, из глубины памяти струится нежность. Тонким ручейком, подтачивая бастионы страха и неприязни. Она уходит из Бального Зала немного раньше, чем следует. Ее не пытаются остановить, ни просьбами, ни делом. Крылатый Легион. Ее личная маленькая армия – всегда за плечом своей Императрицы. С самого начала и до конца. Годы - она учится. На ошибках, больше чужих, чем своих. Управлять, распоряжаться, жить. В том мире, что сейчас у подножия ее трона. И у нее получается. Для матери она удачно вышла замуж и через несколько лет получила наследство от погибшего супруга. Ради этой лжи она даже снова обзаводится документами на Земле и виллой на берегу Италии. Мать счастлива. Она помогает дядюшке и братьям поднять бизнес, покупает матери дом в Петербурге, куда та всю жизнь грезит вернуться, и примерно раз в несколько месяцев пересекает путь через несколько систем, чтобы выпить с ней чашечку чая. Иногда мама заводит разговоры о внуках, и Юпитер думает о том, каково бы было представить ей Калик, или может Титуса. Но отбрасывает эту мысль незамедлительно. Даже по ее теперешним меркам – это безумие. Она привыкает к этой жизни. Привыкает к снам, в которых из зеркала на нее смотрит она же сама, лишь одно отличие – у зеркальной Юпитер голубые глаза. Полные сияния нектара. Она становится Императрицей. И больше не учит, теперь она вспоминает. И сама не ожидает от себя того, как реагирует на вести. Миленькая помощница – дочь одного из ее волков, влетает в кабинет, забыв, спросить разрешения, и предает ей тонкий стеклянный лист. Ей хватает нескольких секунд, чтобы понять, что произошло. Еще минута уходит на то, чтобы отдать приказы. Волки редко получают действительно боевые задания. В ее части галактики все довольно мирно – но патрули это обязательно. И ближайший к границам владений Принца патруль получает задание. Найти и уничтожить. Тех, кто посмел напасть на ее семью. Еще пару минут она тратит на связь с Калик. И после разговора уверена – скоро, во дворце Титуса не останется ни одного предателя. В голове пролетает старая, непрошеная мысль. Ее девочка позаботится обо всем. Принца доставляют в ее владения через двенадцать часов. В Императорский дворец – потому что Калик еще занята уборкой мусора, и это самое безопасное место в галактике. Несколько часов им занимаются врачи, а она ловит себя на том, что волнуется. Отгоняет от себя эти мысли и занимается работой, которой никогда не бывает мало, несмотря на множество помощников, чья преданность прописана в их генах. Но напряжение не отпускает, наоборот нарастает, как вал, смешивая в голове цифры и буквы, лишая отчеты смысла. Она отбрасывает на стол листы, и смотрит на свои руки. На запястьях цветут символы – власти, принадлежности. Тонкие руны и геометрические фигуры древнего языка сплетаются в удивительной гармонии, чуть светятся серебром нектара. Она вызывает видео из комнат. Над Титусом еще суетятся врачи, но в их движениях больше нет опаски. А сам Принц ровно дышит, спит. Она смахивает видео со стола и поднимается, шелестя тонкими юбками платья. - Пусть принесут поесть, в мои покои. И немного вина. Она обращается в пустоту коридора, но знает, что ее услышат. И когда она войдет в комнаты – все уже будет готово. Она обедает в одиночестве. На маленьком столике фрукты, вино и рыба. Немного хлеба. Кресло уютное и в нем тонешь, как в подушках. Терраса закрыта завесами лиан и фиолетово-золотистое небо причудливо смотрится сквозь них. Вокруг вода. Ее дворец – стоит на воде. Прозрачной, как в озере Байкал на Земле. Она не видела этого сама, но когда-то рассказывала мама. Они с отцом ездили туда в свой медовый месяц. Может, она найдет время, чтобы там побывать. Она ест медленно, любуясь океаном и небом. Расслабляясь в звуках песни, что доносится из угла террасы. Отмечает, что надо бы наградить певицу, что своим голосом помогает ей сейчас помнить, что всему свое время. И когда песня заканчивается, Юпитер жестом просит ее подойти. Девушка совсем молода. Лет четырнадцать, не больше. Юпитер привстает из кресла, гладит ее по щеке, обхватывает ладонью подбородок, заставляя смотреть в глаза, не прятать лицо за светлыми прядями распущенных волос. Девочка, действительно ребенок. Нет того лунного сияния, серебрящего края радужки у тех, кто живет не первую сотню или тысячу лет, что оставляет нектар. У нее смуглая кожа, покрытая непонятными татуировками, светлое платье, что носят почти все служанки во дворце, и она ощутимо дрожит. Юпитер почти чувствует ее страх, щедро сдобренный ноткой любопытства. Она редко интересуется слугами. Для этого есть Киза, и если нужно ее Волки. Но такой талант – нельзя оставить без внимания. Юпитер откидывается в кресло, разнимая пальцы, и девочка падает на колени, прижимая ладони к полу. - Как тебя зовут? И подними голову. Я желаю видеть глаза того, кто говорит со мной. Девочка медленно выпрямляется. У нее яркие синие глаза и дрожащие в страхе губы. Юпитер не плоха. Слугам нет нужды ее бояться – но они страшатся лишь потому, что она Императрица. Богиня среди живых. Она вернулась из тьмы. - Лилья, Ваше Величество. И снова опускает голову. Юпитер качает головой. Так не пойдет. Она встает и проходит мимо девочки, опирается на ажурные хрустальные перила. Ветер ласкает волосы и тело. Платье очень тонкое, лето на Заре всегда было жарким. - Иди. – Отпускает она девочку. Незачем мучить ребенка еще больше. Не все сразу. Всегда нужно время. А его у семьи Абраксас всегда было предостаточно. Нужно только было уметь им распоряжаться. Она еще несколько минут глядит на воду, почти бездумно перебирая золотые цепочки, украшающие прическу, а потом зовет. - Киза. - Да, Госпожа. – Тут же откликается помощница, она наверняка в другом конце дворца, но Юпитер любит этот мир еще и за подобные мелочи. - Ты жаловалась, что я не окружаю себя фрейлинами, что помогали бы тебе, и приходится поручать дела слугам. - Да, Госпожа. - Девочка, что сейчас мне пела. Обучи ее. Она переходит под твою руку. - Да. – Отвечает Киза, в ее голосе растерянность и радость. – Госпожа, врачи оставили Принца. Говорят, что все будет хорошо. - Я навещу Его Высочество. – Почти неожиданно даже для себя произносит Юпитер. - Отмени встречу с Гильдией Амари. Все равно стоит их немного промариновать, прежде чем заключать какие бы то ни было контракты. Они стали слишком уверенны в себе. - Да, Госпожа. Связь разрывается. Уж чего у Кизы не отобрать, так это умения понимать с полуслова и правильно толковать желания. И исполнительности, конечно. Юпитер вдыхает полной грудью сладковатый воздух и покидает террасу. - Проходите, Ваше Величество. Распахивают двери перед ней пара безликих слуг. Она этому не учится – почти с самого начала, после мелькнувшего по краю сознания удивления, когда ее спасли Волки, слышать в свой адрес – Ваше Величество, Императрица, Госпожа – естественно, как дыхание. Не смущает и не возмущает. Поэтому она почти не удивляется, что ее тело иногда будто начинает жить своей собственной жизнью. Танцует без изъяна, а все эти бесконечные нюансы в наклонах головы и жестах – соблюдаются сами собой. Откуда-то она знает как, этим самым наклоном или взмахом руки донести свое отношение или приказ. Она не боится, лишь задается вопросом – случилось бы это с ней там, на Земле. Не узнай она о реинкарнации, не поспеши верный Легион на помощь своей Королеве? Наверное, нет. Там ее называли по имени, сестрой или малышкой. Имели смелость повышать на нее голос или отдавать приказы. Дарили дешевые, но искренние подарки, да и работа сильно отличалась от ее нынешней. В первые годы было страшно, что все чем она была прежде, то, что уже изменило ее движения, манеры, речь, то, что приходит к ней во снах – захватит полностью. Не оставит ничего от той, кем она была двадцать лет – но религия этого мира была мудрее всех Богов Земли. Ей все так же хотелось видеть мать, обнимать ее, говорить с ней. Лежать, свернувшись калачиком у ее бока – прошло десять лет, но это не изменилось. Только все больше хотелось ее забрать, сюда, во дворец. Показать любимую террасу и сады, океан и фиолетовое небо с пятью лунами. Но тогда придется рассказать и показать остальное, и в первую очередь то – на чем стоит вся эта красота, вся ее Империя. А ведь мама считает, что она и мухи не обидит. Никогда не поднимет руку даже на животное. Что впрочем, правда, зверье она и вправду любила… куда больше людей. Но мать уже не молода, Смотрители, конечно, мониторят ее здоровье, но все же. Скоро придется принимать решение. Приближается полночь по времени Зари, когда дыхание Тита чуть сбивается, переходя из сонного состояния. Он жмурится от удовольствия, чувствуя, как ее рука перебирает ему волосы. Прядь за прядью. - Мама… - Глаза Тита закрыты, в голосе нежность, облегчение. – Я мертв? Нет… это бы нарушило все постулаты нашей религии. То, что между смертью и перерождением проходит больше мига… - Ты жив. Но подверг себя опасности, впустив в ближайший круг предателей. Ты мог бы быть мертв. - Я хотел этого. Но то, как я жив, мне нравится гораздо больше. Юпитер чуть тянет его за волосы. Титус не меняется – даже на больничной койке. - Почему, сын? Я поняла Балема. Он не удержал на плечах тот груз, что я на него взвалила. Не каждый сын будет настолько сильно любить свою мать, чтобы отказаться от своего эго, и, пожертвовав тем, что он есть, выполнить ее просьбу. Сделать то, чего я тогда от него желала. Но он любил… но, Тит, почему? Ты алчен и нагл, у тебя нет чувства меры, но ты любил меня. - И сейчас. Больше жизни, Мама. И ненавидел каждого, кто смел отнимать тебя у меня. И завидовал Балему. Он ведь твоя копия. И за то, что он согласился. – Тит поворачивается, сминая простыни, обнимает ее за талию, утыкаясь лицом в живот. – А ты не помнила ничего. Говорят, что те, кто прожил многие тысячи лет, а потом переродился в том же мире, помнят все чуть ли не с рождения, но в твоих глазах не было узнавания, лишь страх и пустота. Ты смотрела на меня, Мама, заставляла себя улыбаться – это была ты, телом. И я решил, пусть. Я бы спрятал тебя, и ты была бы со мной, пусть лишь лицом. - А Земля? – Спрашивает Юпитер, откровения не пугают. Просто раскидывают по полочкам представление. - Отнять Землю у Балема, что может быть прекрасней? Такая месть… - В его голосе самоуверенная улыбка. - Алчный Царек. Хочешь все и сразу, и ничего тебя не меняет. – Слова переливаются смешливой нежностью. – А если ты был не прав и имел смелость это признать, то и казнить себя ты будешь радикально. В Юпитер больше нет страха и брезгливой опаски, она обнимает его тепло и мягко. Удивляется этому сама, но умиротворение, которое приносит этот вечер душе того стоит. Это стоит чего угодно. - Помни, чей ты сын и никогда больше не заставляй меня волноваться. – Ее голос звенит в своей строгости. От такого тона даже крылатые волки «поджимают хвосты», но Тит только блаженно улыбается и, склоняя голову, произносит. - Да, Мама. Они смеются, просят ужин в комнаты и разговаривают до пятого часа утра. Конечно, так будет не всегда – он и она, совсем другие. Привыкли править и видеть выгоду во всем. Им слишком много лет, а она даже однажды умерла, но стоило прожить двадцать лет девочкой в семье русских эмигрантов, чтобы снова научиться смеяться. Юпитер Джонс дала Императрице Юпитер куда больше чем казалось. И это было правильно. Весь следующий день Тит не отходит от нее ни на шаг. Сидит за книгой, стащенной с полки в ее кабинете с любимыми произведениями с Земли. Конечно, хватается периодически за связь, отвлекаясь от текста, распекая собственных помощников, казня больше, чем милуя. Жестокий Принц, дипломат и убийца их семьи. За обедом, накрытым в Зеленой Зале, он несколько удивленно оглядывает стол, но улыбается проказливо и тянется за кунжутной булочкой. Зеленая Зала находится в саду. Столы и сидения сделаны из дерева, а под ними настоящая, изумрудно-зеленая трава. Она сбрасывает туфли и жмурится от удовольствия, когда босые ступни касаются ковровой зелени. Первое время у Юпитер кружилась голова от концентрации кислорода, но хоть раз в месяц, она приходила обедать именно сюда. Для нее, выросшей во второй раз в душном загазованном мегаполисе – эта роща была первейшей прихотью. А простая, по местным меркам, пища данность нынешним вкусам. Сегодня Киза отметила рыбный день. Запеченная местная радужная форель, несколько соусов, булочки и овощи на гарнир. И музыка. Жаль, конечно, что поет не вчерашняя девочка, но ей занята Киза – пусть развлекается. - Сегодня вечером прибудет Калик. – Сообщает ей сын. - Нашла что-то интересное? Что стоит сообщить лично? - Именно. - Что ж, придется снова отменить встречу с Гильдией. Они подозрительно настойчиво настаивают на личной встрече. Это… настораживает. - Ты как всегда проницательна, Мама. – Сообщает ей Тит, салютуя бокалом, в котором плещется вода. – Может… - Его глаза темнеют, взгляд становится цепким и острым, как лезвие лазерного ножа. - Так тоже можно. – Отвечает ему Юпитер. – Но дождемся Калик. Так мы не только уничтожим наглецов, но и будем иметь с этого выгоду. Конечно, это займет больше времени, но… - Его у нас предостаточно… - Заканчивает сын. Императрица прячет улыбку за бокалом клюквенного морса. Это чувство семьи – оно иное, всепоглощающее. И это еще одно – что стоит чего угодно. Юпитер Джонс, глядя на улыбку Тита, его манеры и взгляды, назвала бы его фальшивым до мозга кости. Императрица слишком хорошо его знает, чтобы обмануться. В Тите больше чем одно дно. Как и во всех них. Они, каждый из них, могут быть какими угодно. Много масок было примерено за тысячи лет. Они могут быть какими угодно – злыми, мстительными, безразличными, показно великодушными, беспринципными, даже милыми и добрыми – если того требует положение. Они могут практически все. И сыграть в том числе. Но не могут не любить свое. По-разному, но только так и никак иначе. И в смерти и болезни старшего сына виновата лишь она сама. Ведь любовь это еще и оружие. Самое опасное и мощное во вселенной. Ей казалось, что избавив детей от своего присутствия, она даст им толчок двигаться дальше, выйти за рамки, но тем самым лишь обрекла их на столетия страданий. Калик свежа, юна и блистательна. С ее уст не сходит улыбка, она словно майская роза. Черные глаза, точеная фигурка, облаченная в золото, и бульдожья хватка мастера заплечных дел. - Мама! – Калик соскакивает с аппарели корабля, повисает на ее шее, звонко смеясь. Юпитер тоже улыбается, гладит ее по растрепавшимся в прыжке кудряшкам. - Кхм… - Намеренно громко прокашливается Тит. – Рад лицезреть тебя, сестра. - Не дуйся, Титус, хочешь, я обниму и тебя тоже? – Она размыкает объятия и выжидающе поворачивается к брату. Принц поднимает ладони. - Не стоит, твоя красота опасна и губительна, примерно как змеи, которых ты разводишь. - Тит, ты и осторожность. - Неразделимы. После твоей «уборки» мне придется проводить свою. - Неблагодарный! – Калик сверкнула глазами, а потом миролюбиво добавила. – Не ревнуй. Принц нахмурился, но подошел и учтиво предложил сестре руку. Юпитер смотрела на них и мысленно улыбалась – все-таки то, что они любят свою мать, не означает, что они будут так же нежно любить друг друга. Защищать, помогать, да. Но спросят вдвойне, когда пострадавший встанет на ноги. Она поймала себя на любовании ими. Ее дети шли впереди, демонстративно под ручку, переругиваясь воркующими голосами и пряча оскалы за сладкими улыбками и двусмысленными фразами. Юпитер еле подавила в себе желание прижать руки к груди и умиленно вздохнуть. В голову пришло сравнение с небезызвестной на земле семейкой по фамилии Аддамс. Она любила эти фильмы и сериал в детстве. Очень любила. - Киза. - Да, Госпожа. - Вели приготовить черное платье, образцы… из этого фильма. – Она сбросила помощнице файл. - Госпожа? - Да? - Я сделаю. Это будет… иронично. – Киза тоже провела немало времени на Земле. - По крайней мере… мне все больше кажется, наша семья в этой вселенной кто-то вроде Аддамсов. Мы богаты, необъяснимо притягательны и знаем толк в секретах, интригах и пытках… и мы ужасны до истерики. - Платье будет готово через пару часов, Госпожа. Киза, как умная и знающая помощница и подруга, не стала комментировать. За что и была ценима. Стоило догнать детей. Отстраивать новый дворец не входило в ее планы на ближайшие несколько сотен лет.