Дочиталась, досмотрелась...

Удар. Пинок. Ещё один взмах рукой. Женя знала, что из цепкой хватки Безликого ей не вырваться, но продолжала колотить по обхватившей её ногу чёрной руке, больше похожей на щупальце, и истошно орать, переключившись на русский и подсознательно выбирая выражения не самого крепкого характера: слишком сильно в ней было предубеждение против матерной брани. — Козё-ё-ёл! — чувствуя, что, несмотря на все её усилия, дух постепенно подтаскивает её к разинутой пасти, девушка, переполненная гневом и злостью, не думая, что может сломать себе ногу, отчаянно рванулась. Ногти царапнули пол, любезно оставивший под ними пару заноз. Вне себя от страха, перемешанного с бешенством от осознания, что её предали, бросили, как грязную половую тряпку, Женя на миг прекратила истеричные попытки высвободиться. Безликий воспользовался этим, подтащив её совсем близко к пасти под белой маской и почти втиснув в зажатые кулаки девушки деньги. Но тут она, как стальная пружина, резко распрямилась, ударив обоими руками прямо промеж нарисованных глаз. По щекам Жени текли слёзы, которые, капая, сливались с липкой слюной бога-оборотня. — Получи! — почему-то сипло сказала она. Даже не просто сказала: что-то глубокое и гулкое почудилось ей в своём родном голосе. Безликий всколыхнулся всем мягким необъятным телом. Рука наконец-то отпустила её ногу, и Женя поспешила отскочить, закрываясь от посыпавшихся на неё крупиц фальшивого золота. Но уже три новых чёрных отростка протянулись к ней — дух удивительно быстро оправился от неожиданной атаки. — Прекрати! — с криком, похожим на звериный вопль, Женя бросилась в сторону, лишь через секунду осознав, что сама себя загнала в угол. Она надеялась, что сейчас сюда сбегутся жители купален или хотя бы Юбаба обеспокоится судьбой молодой работницы. Тщетно. Похоже, крики только отпугнули всех от комнаты, в которой Женя готовилась дать последний бой тому, кого считала единственным близким в этом мире. Она хотела ещё что-то сказать, опять пойти на контакт, на худой конец, вывалить на духа полдесятка неиспользованных оскорблений, но звуки беспомощно застряли в глотке, почему-то неспособные сложиться в слова. Комнату огласил настоящий глухой рык, будто дикий волк или иной крупный зверь предостерегал врага. Женя, будто бы не заметив изменений в голосе, оскалилась и изогнула спину, готовясь к прыжку. Мысли очистились, тактика стала предельно ясна: порвать первые протянувшиеся к ней щупальца, затем проскользнуть сбоку и накинуться на широкую спину Безликого сзади, вцепившись клыками в его лоснящийся затылок, едва прикрытый тёмными волосами. Девушка заранее скривилась, представив, как они забьются в пасть и будут отвратительно раздражать дёсны… Белая маска не могла передавать эмоции так же хорошо, как человеческое лицо, но Женя давно научилась улавливать оттенки чувств Безликого. И сейчас, на секунду вынырнув из омута гнева, поглотившего её без остатка, она уловила тень страха на ней. Руки-щупальца, летящие к девушке, отдёрнулись, стоило ей безотчётно щёлкнуть зубами. Дух отшатнулся и, будто став меньше, напряжённо замер напротив Жени. Только сейчас она взглянула на свои руки и сама поначалу испугалась не меньше духа. А потом её снова захлестнул гнев, но теперь он перемешивался с радостью и пониманием. Огненная чешуя блестела на ящеричных руках, пальцы скрючились и обзавелись поблёскивающими когтями. Женя изогнулась всем телом, таким лёгким и гибким сейчас, и убедилась, что теперь больше похожа на змею с лапами или иную рептилию, чем на человека. Оставалось только догадываться, в какую ужасную морду превратилось её и так не идеальное лицо. Испуг духа стал понятен: безликий оборотень встретил собрата и не намеревался мериться с ним силами. Но Женя тоже не знала, что ей делать со свалившимся на голову новым обликом. Разорвать в клочья поганого божка, прогрызть ему горло, выпотрошить раздутое брюхо, заставить выть и стенать, пока чёрная слизь льётся из ран и окропляет её смертоносные когти. Убить, у б и т ь, у б и т ь… Рывок — и длинное тело, легко оттолкнувшись от стены, стрелой полетело к ожидающему атаку Безликому. Навстречу Жене протянулись липкие нити. Они стремились забиться в глаза, нос, рот, опутать лапы и хвост, но преображённая в дракона девушка извернулась, будто кожей ощутила приближение пут врага сбоку. Расстояние минимальное. Один точный выпад, один укус в складчатую шею, пара рваных ран на животе — и он издохнет, как свинья, настигнутая тигром. Но сколько в нашей жизни может решить одна секунда. Сколько жизней может она унести так просто и без сожалений, столько судеб поломать, столько сердец разбить и столько же заставить сжаться от боли и страха. И ровно одна секунда понадобилась, чтобы переменить ход битвы, нет, теперь уже просто убийства, жестокого, дикого, нечеловеческого. Один тихий вздох, три тихих слова и наконец-то прорвавшееся истинное чувство: «Джун, нет, прости…». Неизвестно, что повлияло на Женю: её второе имя, извинения духа или молящий, невыразимо кающийся и беззащитный тон голоса Безликого. Не лягушки-привратника, не девушки из купален, не жабы-распорядителя, а самого Безликого. Он прорвался сквозь сплошную пелену ненависти, дошёл до самого её источника и что-то изменил в нём. Не потушил гнев, но на миг вернул сознание, поглощённое волей животного. Тело дракона, так и не сделав последний выпад, неуклюже упало на пол. Женя замерла, заставив даже мысли, даже душу не двигаться. Замер и безликий оборотень, слишком напуганный только что минувшей его смертью. «Что, что же со мной случилось? — всё же рискнула подумать девушка. — Почему я так злюсь? Я… я не хотела его убивать. Он этого не заслуживает». И следующая мысль заставила её тут же вскочить на лапы: «Мне надо бежать! Я убью его, если останусь здесь хотя бы на минуту». Дракон, кинув последний взгляд стеклянных глаз на духа, резким взмахом хвоста распахнул створку окна и выпрыгнул, не заботясь, умеет ли летать. Но тут же Женя пожалела, что не выяснила этого: паника едва не охватила её, но тут же поток воздуха подхватил лёгкое, как языки огня, тело и понёс от здания купален, к блестящей полосе моря. Боясь упасть, если разум её снова затуманится, она поспешно снизилась и летела почти над самой землёй, а затем шумно, с брызгами во все стороны свалилась на мелководье. Тело тяжелело, и небо отказывалось его принимать. Похоже, происходила обратная трансформация. Через десять секунд Женя сидела по пояс в воде, держась за голову и не замечая, как вода пропитывает верхнюю одежду. То, что только что произошло между ней и духом-оборотнем, она не могла никак понять или хотя бы осознать. И его, и свои действия ей казались странными, ненужными, ненастоящими. Будто она хотела незаметно заклеить трещину в старинной китайской вазе, но в результате расколола её напополам, а потом узнала, что она была пластиковая. Обидные слова Безликого, её гнев и слёзы, их бессмысленная драка — всё это было пластиком. Но была среди них и крупица золота. Они оба, каждый ровно один раз, были честны друг с другом. И оба хоть раз признали свою вину. Но этим уже больше ничего не загладить. Ваза всё равно сломана. «Слишком, слишком много я о нём думаю, — потирая лоб, уверяла себя Женя. — Он прав. И вправе поступать, как считает нужным. Я зря придаю этому такое значение. В конце концов, кто он мне?..» И ответ был очень прост, так же прост, как решения многих сложных проблем. С ним можно было просто посидеть на рассвете, быть счастливой и знать, что он тоже счастлив. Пусть он говорит обратное, Женя понимала: Безликий не приходил бы, если бы страдал. И она бы не приносила ему часть своего пайка, если бы не нуждалась в нём. Всё было слишком просто. Так просто, что каждый из них усложнил всё для себя до невозможности. Девушка, вдруг пришедшая к этой истине, отняла ладони от лица и взглянула на небо. Правда, она не увидела там ни зовущих высот, ни недосягаемой святости, ни великолепной красоты. Она увидела своё небо, на которое ей было приятно смотреть и от которого было легко на душе. Минут пять она так сидела, приходя в себя, прежде чем начать вспоминать, почему и зачем она тут вообще оказалась. Ответы снова были очень понятны: почему — потому что ей выпал шанс посетить этот мир; зачем — чтобы собрать троих оборотней и пойти дальше, с каждым шагом приближаясь к дому. И тут же насущные вопросы вытеснили ясность, открывшуюся ей, и заставили снова обстоятельно задуматься: а где же она сможет собрать всех троих: Безликого, Хаку и себя? Водный дракон, кажется, был ранен сегодня и лежал где-то в котельных, а бог-оборотень, наверно, сейчас беседует с Тихиро, не подозревая о горьком пирожке, спрятанном в её кулачке. Постойте… Ведь потом Тихиро вместе с Каонаси поедет на поезде… И, наверно, там, где они высадятся, они найдут Хаку, ведь обратных поездов нет, а Сэн надо как-то возвращаться! Окрылённая внезапно возникшим у неё планом, Женя, снова шумно подняв небольшой столб брызг, встала и слегка поморщилась, наконец почувствовав, как до ниточки промокли штаны. Но ей недолго осталось ходить в них. Необходимо опять обратиться в дракона. Девушка вся напряглась, зажмурилась, вспомнила, каково ей было всего несколько минут назад ощущать лёгкое гибкое тело, сжала руки в кулаки, не подумав, как больно в ладони вопьются когти, если превращение свершится. Мыслями, чувствами она старалась унестись к небу, установить с ним связь, как устанавливала её с дементорами и собственным внутренним огнём. Но чуда всё не было. Тело девушки осталось человеческим, ни в какую не желая взлетать. «Да что же это такое! — отчаянно подумала она. — Получилось же раз, получилось же! Это должно быть не сложнее, чем приручить Гили. Это же зверь, только внутри, а не снаружи!» Тоненький свисток донёсся издалека, такой неприметный, что Женя чудом уловила его звук, поглощаемый морем. Приоткрыв один глаз, она с внезапным страхом увидела вдалеке белую дымку подъезжающего поезда. Последнего поезда до места, где она может встретить и Хаку, и Безликого. Если она сейчас не обратится в дракона и взлетит, она ни за что не попадёт в поезд и даже не сможет последовать за ним, и с ним в голубую даль, где сливается вода и небо, умчится последний шанс выполнить задание, нет, вызов, брошенный ей этим миром. Женя готова была сдаться. Но величайшим усилием воли она решила, что сделает это когда-нибудь потом. Когда все трудности будут уже позади, когда её завертит в круговороте портала в следующий мир. А пока надо, надо обратиться! Злость снова овладела ею, как Женя не старалась успокоиться. Она злилась на этот странный мир, на зверя внутри себя, не желающего выйти и спасти её, и на себя, не способную повторить то, что однажды ей уже удалось несознательно. «А что, если дракон может появиться только под влиянием сильного чувства? Если зверь — это эмоция, которую я не могу сдержать?» И, снова путаясь в сложных закономерностях мира и своей души, она сорвалась с места и, вздымая тучи брызг, побежала вперёд, к поезду, к последнему шансу. Всегда сдерживающая свои чувства и лишь недавно начинающая по-настоящему их постигать, Женя полностью отдалась единственному желанию: выйти сухой из воды, показать этому миру, что она не лыком шита, преодолеть всё ему назло. И каждый шаг давался ей легче предыдущего. Способность рассуждать здраво вернулось к ней, только когда девушка взмыла над водной гладью, извиваясь в воздухе и мчась наперерез тормозящему перед станцией поезду. «Высоту! — вдруг взволнованно не то просто подумала, не то отдала команду своему новому животному «Я» Женя. Она увидела Тихиро, ожидающую состав на островке суши, и Безликого, быстро приближающегося к девочке. — Надо набрать высоту, чтобы они нас не увидели!» И тут же почти панический приказ был исполнен, и у девушки захватило дух, когда она, почти не управляя змеиным телом, взвилась ввысь. Ей, показалось, что ещё пара метров, и она заденет облака, хотя сегодня они плыли недосягаемо высоко. «За поездом! — боясь, что зверь опять возьмёт контроль над разумом, успела твёрдо подумать Женя. — Вперёд, за поездом!» — и действительно будто потеряла сознание, накрытая волной первобытного азарта и предвкушением погони. Снова очнуться ей удалось, только когда стемнело. Женя озабоченно оглядела себя: она всерьёз опасалась, что с её когтей может уже капать чья-то кровь. Однако дракон, по-видимому, был просто утомлён бесцельной для него погоней за железной стрелой поезда. Не успела девушка порадоваться, что в порыве чувств не убила ни одну живую душу, как новая забота опять заставила её волноваться: что, если Тихиро с со своим зверинцем уже сошла на нужной станции? Она резко спикировала вниз, увидела огни поезда и тут же, недалеко, буквально в сотне метров, отблеск чего-то едва мерцающего в тёмном мраке леса, по которому двигался состав. Приблизившись, она с облегчением поняла: это тот самый фонарь на забавной ножке, ожидающий Сэн. Чувствуя, что снова тяжелеет, Женя спустилась к самой земле, но мягкая посадка ей опять не удалась, и она едва ли не кувырком прокатилась пару метров по земле, чудом не стукнувшись об одно из бесчисленных деревьев. Фонарь всё ещё блестел где-то впереди, и девушка, потирая ушибленный бок и стряхивая с него комочки земли и куски прелой листвы, зашагала на свет. Вскоре, однако, она убедилась, что дойти до фонаря она не может. Подумав было, что попала в невесть какое заколдованное место, Женя вспомнила, что фонарик-то мог резво прыгать, ведя спутников вглубь леса. Из этого она заключила, что Тихиро уже следует за фонарём, а потому не стала прибавлять шаг, идя позади девочки. Уж очень ей всё-таки не хотелось снова видеть печальные серые глаза Каонаси. Так, потихоньку бредя, но не теряя свет фонаря из виду, она вышла на поляну, где стоял небольшой домик. Духа и девочки снаружи нигде не было, значит, они уже успели зайти внутрь. Муки выбора каменным грузом легли на Женю: войти, что-то виновато говорить перед обиженным Безликим и растерянной Тихиро, нервно мяться и вовсе расстроиться, или же сидеть здесь, на каком-нибудь поваленном дереве, терзаясь неизвестностью и одиночеством. Она тихонько постучалась и, неловко приоткрыв дверь, готовая, что сейчас же от стыда побежит прочь, заглянула внутрь. Её встретили с удивлением, но внутрь пустили. Налили чашку чаю. Колдунья Дзениба, как две капли воды похожая на свою сестру Юбабу, стала расспрашивать, как девушке удалось добраться до её жилища и что, собственно, Жене надо. Она же, улыбаясь Тихиро и стараясь не смотреть в сторону Безликого, который и сам воротил от неё белую маску, всё ей выложила: как пошла работать в купальни, чтобы найти оборотней и снять с себя проклятие, как обернулась драконом и за поездом летела до станции с фонарём-проводником, а затем следовала за ним, но, похоже, не пересеклась с Сэн и компанией, ведь шла в отдалении. Умолчала она лишь о позорной ссоре, перетекающей в смертоубийство, с Безликим. Однако напряжённость, сразу же создавшаяся между богом-оборотнем и Женей, не могла остаться незамеченной со стороны мудрой Дзенибы и чуткой Тихиро. — Выходит, теперь тебе всего-то и остаётся, что отыскать Хаку, — заключила колдунья, когда Женя замолкла и снова уткнулась в чашку с немного остывшим чаем. — Как хорошо, Тихиро знает, где он. Ты, Джун, могла бы улететь с ней к Хаку. — Нет-нет, — оторвалась от чая Женя. — Я почему-то уверена, что он поправится и сам прилетит сюда. Он, думаю, догадывается, куда ты, Сэ… Тихиро, могла пойти, — сказала она, дружески обращаясь к девочке. — Выходит, скоро одно из твоих проклятий будет снято, — задумчиво проговорила Дзениба, откидываясь на спинку кресла. — То есть как «одно»? — опешила девушка и даже отставила кружку. — На мне лежит же всего одно… Может, вы видите на мне ещё какое-нибудь? — тише спросила она, с ужасом понимая, что Юбаба вполне могла успеть наложить на неё заклятье, когда Женя не помнила, кто она, и называла себя Джун. — Конечно, вижу. Да и ты сама его чувствуешь. Просто такие, как ты, называют это не проклятием, а сущей мелочью, а обычные люди — совестью. Тут она поднялась и, произнеся: «Тихиро, не поможешь? Некоторые мои цветы надо поливать только ночью, а лейка довольно тяжела», — она вместе с девочкой, потащившей и вправду немаленькую ёмкость с несколькими завитыми трубочками, вышла во двор. Женя со вздохом в первый раз за этот вечер подняла глаза на Безликого. Она прекрасно понимала, почему колдунья вспомнила о цветах, почему попросила Тихиро отнести лейку, когда могла и сама магией легко поднять её, и почему даже птичка с мышонком-малышом вылетели подышать свежим воздухом. Молчание между ними двоими было хоть и незримым, но вполне тяжёлым, весом в хорошо откормленного слона или даже двоих. — Я… — и тут же пожалев, что начала фразу с такого невыгодно-эгоистичного слова, Женя осеклась. Но тут же поняла, что отвлечёнными словами она не отделается, не вырвет «проклятие» из сердца. — Я очень жалею, что так злилась на тебя, — наконец выговорила она. — Ты этого не заслуживал. В тебе говорили другие личности. Но они всё равно были правы, я должна была быть внимательнее к тебе… Я скоро уйду, ты же слышал. Ты больше не увидишь меня, и… — она опять всмотрелась в его маску, но вместо радости или презрения, которое она, по её мнению, заслуживала, увидела печаль, даже более глубокую, чем обычно. — Что я делаю не так? — она вскочила со стула и осторожно приблизилась к духу. — Я просто скажу честно. Ты стал мне другом за эти наши глупые рассветы. Ты единственный, кто не был мне чужим здесь. А я этого не ценила, я, глупая я… Прости. Я просто хочу, чтобы мы расстались такими же приятелями, какими были тогда, на перилах моста. Ты ведь простишь меня? Она не надеялась услышать ответа, не ждала снисхождения. Опустив голову, Женя тяжело дышала. Но тут почувствовала, как холодная, гладкая рука взяла её за стиснутый кулак. Тихое и очень, очень знакомое «А-а…» заставило её вскинуть голову и увидеть, как глаза на белой маске, всё ещё немного печальные, соседствуют с приподнятыми уголками рта. Ненастоящего, нарисованного, но эта улыбка была ей сейчас дороже всех настоящих лиц. — Прощаешь? — ещё не веря, переспросила она, аккуратно разжимая кулак и, уже не боясь, что дух затянет её в своё чрево, беря его прохладную ладонь в свою. Голова в маске тихонько кивнула, но тут же опустилась ещё ниже и снова вздохнула. — Ты… ты не думай! Я тебя не виню, нисколько! — Женя сжала чёрную руку и пронзительно посмотрела в серые нарисованные глаза: — Мы оба натворили невесть что, но если мы признаем, что каждый из нас виноват, то никто не будет виноват. Хорошо? И снова мягкий вздох. Секунда — и прохладная рука отпустила ладонь девушки, втянувшись в чёрное тело и снова как бы став с ним одним целым. «Везёт же мне на бессловесных товарищей», — со слезами умиления в душе подумала Женя. Светлая радость простить и быть прощённой, как и ясность, пришедшая ей на мелководье, под голубым небом, осветила её изнутри и заставила в кои-то веки перестать чего-то бояться или о чём-то волноваться. И тут в домик колдуньи влетела Тихиро и со счастливым лицом замахала руками: — Джун, Хаку прилетел! Я боялась, что он не сможет, но ему стало лучше! Пойдём скорее! И Женя действительно заспешила, ведь как ни крути, а этот мир ей придётся покинуть. Учтиво кивнув водному дракону, обернувшемуся в мальчика, она, будто знала точно, что это сработает, попросила: — Господин Хаку, мне необходима ваша помощь. Это глупо, но мне необходимо взять вас за руку. И Каонаси тоже. Надо соединиться, — и она первая протянула им руки. Безликий и парень недоверчиво вложили свои ладони в её, а потом с ещё больше настороженностью коснулись рук друг друга. Не успели они этого сделать, как в середину их импровизированного кружка будто ударила молния. Оборотни отступили на шаг, а Женя даже присела на колено от неожиданности. В этот раз портал был похож скорее не на круг, а на столб света, рвущийся в небо. Женя в последний раз улыбнулась Безликому, помахала рукой Дзенибе и малышу-мышонку, которого держала крохотная птичка, и напоследок сказала Тихиро, испуганно глядящей на портал: — Юбаба предложит тебе отгадать, какие из свиней, что она покажет, — твои родители. Так вот знай: она никогда не играет честно и не выведет к тебе их. Так и скажи ей: моих родителей тут нет, — и, не готовая отвечать на удивлённые вопросы девочки, не шагнула, а прыгнула в столб огня, понадеявшись, что он поглотит её и унесёт к новому миру, не опалив волос и одежды.