Двери, запертые с начала времен

Через два часа, сытый и чистый, Ньют стоит у окна, вглядываясь в абсолютную тьму, пытаясь уловить хоть какие-то силуэты. Безрезультатно. Куда он попал? Что это за место такое, где мертвецы - не мертвецы, океан - Лужа, а шампунь, гель для душа и зубная паста умещаются в одном тюбике? Когда, войдя в, прилегающую к палате, душевую, Ньют прочитал висящую на стене инструкцию - он не знал как реагировать. Щедро сдобренная кнопками и рычажками пластиковая коробка вывел из себя - только с седьмой попытки удалось включить воду нормальной температуры так, что бы она не фигачила бурными потоками со всех мыслимых и немыслимых сторон, а лилась сверху... В общем, будет над чем посмеяться вместе с Алби... Алби. Это еще одно обстоятельство, лишающее душевного равновесия. Его не может быть здесь. Да, признайся уже, Ньют, тебя тоже здесь быть не должно... Отчетливое, яркое воспоминание о последнем дне жизни, дне в разрушенном Данвене, Ньют гнал от себя с завидным упорством, но то вновь и вновь возвращалось, становясь отчетливее, повышая резкость. Словно вознамерившись сделать все, что в ее силах, Память добивала ясность Ума... Вонь мусора, запах гари, забивающаяся в нос пыль, а еще... сладковатый привкус безумия и дикий, рвущий глотку смех... Слишком ярко, слишком отчетливо... Пробивает дрожь от ощущения холодного дула на лбу, он поднимает ладонь и треть его... Картина получается слишком реалистичной - он вздрагивает каждый раз, когда в ушах раздается грохот выстрела. И... синее, необъятное, со слепящим желтым, обжигающим роговицу. Хочется моргнуть, но тело уже не подчиняется и остается только пялить горящие раскаленным пламенем глаза в синюю даль... Слишком отчетливо. Слишком страшно. - Где же эти, черт бы их побрал, Контролирующие? - шипит он в черноту окна. Ему страшно. Что его ждет? Неизвестность тянет нервы, накручивая на огромный шипастый барабан.Сердце отплясывает в груди так, словно парень стоит лицом к лицу с дюжиной гриверов... Он пытается отвлечься и, пройдясь взад-вперед, садится в кресло. - Знаешь что самое страшное, приятель? - спрашивает он у крошечного столика, на котором стоит опустевший поднос с тарелкой. - То, что в этой комнате нет ни одного отражающего предмета. И это, гривер их всех раздери, очень странно... А еще... Я, похоже, все-таки двинулся... Спустя еще четверт часа, Ньют готов был поклясться, что будь сила трения чуть выше - пол бы уже горел под его ногами. Еще через двадцать минут ему захотелось вернуться в Лужу или Лабиринт, или, на крайний случай, попасть в Ад. Там, наверняка, нет этой гнетущей тишины и бездвижъя. Через пол часа Ньют лежал на полу, вглядываясь в потолок. В Глейде, когда все ребята уже спали в своих койках, а они с Алби и Минхо возвращались с ежедневного совета, Ньют обходил весь лагерь и останавливался у самой кромки их персонального леса. Он вглядывался в стены Лабиринта, надеясь вспомнить хоть что-то о прошлой жизни. Кто его родители? Где он жил? Были ли у него братья и сестры? Как их звали? И, самое важное, как звали пса, который снится ему каждую ночь?.. Его никогда не терзали вопросы о том, зачем их сюда прислали. Нет. Он был уверен, что его судьба - жить в Глейде и направлять ребят. Ему всегда удавалось утрясать, вспыхивающие, как лесные пожары, конфликты среди упрямых юнцов. Он помогал новичкам находить свое место среди глейдеров. Ему никогда не было стыдно за те времена, когда он был правой рукой Старшего. Но это был длинный путь... Он стыдился лишь одного - своего трусливого прыжка, совершенного в минуту отчаяния. В тот момент он не видел другого выхода... В свой первый год Ньют отчаянно надеялся помочь. Он горел идеей спасения, он был одержим поисками. Лабиринт для него был огромной мышеловкой, из которого обязательно должен был быть скрытый, хорошо замаскированный ход на свободу. Он искал его с неимоверным усердием, но раз за разом не находил... Он отчаялся. Его можно понять. Алби вот, собственно, и понял. И слова не сказал, когда бегуны, во главе с Минхо, приволокли его на койку в Хомстед. Он молчал, когда Ньют бредил, когда Ньют расклеился. Он молчал, ища Ньюту новое место в Глейде. Алби - человек, за которого Ньют готов отдать руку. Вот бы поговорить с ним по-душам! Расспросить, поделится опасениями... Ньют резко вскакивает на ноги, заслышав едва уловимый шорох шагов. Он весь подобрался, словно гепард перед прыжком. Его сердце ритмичными толчками разгоняет кровь по сосудам, щедро сдобренную адреналином. Он готов к чему угодно. Он видит, как поворачивается дверная ручка и открывается дверь. Слишком неспешно, словно в замедленной съемке. Он чувствует панику на кончике языка. У нее кислый вкус. Она перекатывается во рту, вызывая нестерпимое желание кричать. "Да откройте, наконец, эту долбанную дверь!" - бьется истерикой о стенки черепа. Но он - молчит, до боли стискивая кулаки. Он из последних сил сжимает челюсти, надеясь что зубы - не выкрошатся. Он видит, как в свете коридора, слепящем от непривычки, появляются три фигуры, слегка размытые из-за слез в глазах. Нет, не от паники, конечно. Просто мрак палаты стал привычным и малейшее изменение яркости освещения влияет на глаза. А Ньют отказывается моргать. Он отказывается хоть на миг лишится зрения. Нет. Он не может себе этого позволить. Ньют видит чуть яснее, когда визитеры закрывают за собой дверь. Их трое. Их силуэты расплываются и Ньют не может разглядеть их лиц. Но он чувствует, как они смотрят на него, растягивая губы в притворных радостных улыбках. Они оценивают его, как на аукционе. Они препарируют его, разбирая на части.