До и после

— Ну что опять не так? — Завулон настолько раздраженно зыркнул, что Антон застыл посреди комнаты. Он метался туда-сюда, и все был не в силах хоть как-то успокоиться. — Ты обещал, — сказал Антон. — Обещал найти того, кто заставил Надю подвести всех под Итоговый день. С чего бы ей хотеть лишить силы Светлых? Я понял бы, если в её голове нашлось место мыслям избавить мир от всех Иных разом. Но расшатать мир и сумрак отсутствием равновесия — это ни в какие рамки. — Ваш пророк, — подкинул гипотезу Завулон. Он делал какие-то заметки в блокноте, по-старинке, чернилами на настоящей бумаге, местами даже пожелтевшей от времени. Антон из любопытства бегло заглянул ему через плечо пока метался по комнате, опасаясь как бы это не были снова художества. Нет, в этот раз Завулон мелко записывал что-то в два столбца. — Пророк мог ее напугать очередным предсказанием. Не просто так же он сгинул без следов? Антон покачал головой: он сам часто обсуждал с дочерью примеры из истории, когда скоропалительные выводы по поводу казалось бы неизбежного, губили многих магов и целые народы в прошлом. Надя знала, что в такой ситуации выход лишь один — следить за процессом и целенаправленно менять, корректировать. Рубить сплеча она не стала бы. — Гесер здесь точно ни при чем, — чуть подумав, добавил Антон. — Я был в его голове, когда ты пытал его через ментальную ученическую связь. В том состоянии он соврать не смог бы. Завулон предпочел никак не реагировать на такое заявление. — Ты сам сказал, что Светлые могли стать пустышками лишь в том случае, если бы какой-то Светлый потребовал этого у сумрака. Значит, Наде просто заморочили голову. — Потребовал и притом заплатил высокую цену, — уточнил Завулон. — Но результат не отменяет варианта, что могли требовать лишить магии всех. Или снизить уровень всем Иным разом. Проблема же в том, что требование может выдвигать каждый лишь за свою сторону. И никакая цена не изменит этого правила. Антон опять взволновано зашагал по комнате. — Но согласись, сама она до такого не додумалась бы. И не узнала бы старинного ритуала. Кто-то из древних подкинул ей информацию? — Городецкий, ты путаешь, — он отложил блокнот и откинулся на спинку дивана, скрестив руки на груди, — я не пророк, и даже не ворожея, чтобы заглянуть в прошлое и отчитаться тебе о том, что произошло. — Но ты же предполагаешь, кто мог провернуть это. И зачем. Знающий обряд должен был понимать, что в результате пострадают лишь Светлые. Скорее всего добивался именно этого. — А с какой стати мне озвучивать свои предположения? — Ты же обещал. Завулон расплылся в очень нехорошей усмешке. — Обещал. Но не называл временных рамок. Любые мои слова можно трактовать, что когда-нибудь, рано или поздно… Антон окончательно вскипел. И запустил в него первым подвернувшимся под руку. Это оказался стакан из-под молока. Завулон, естественно, прикрылся щитом, осколки потонули в магических вибрациях. Антон ненавидел молоко. Ненавидел хитрющего Завулона. Казалось, сейчас он ненавидел всех и каждого. Вот-вот придется принимать решение и делать то, чего ждет от него Тигр, а Завулон сразу на попятный. Сволочь. Еще и наслаждается гневом Антона, можно сказать, даже любуется им. Как есть сволочь. Антон потянулся за пустым графином… — За всё надо платить, Антон. И за информацию. И за магию, которой тебе придется воспользоваться, если захочешь спасти дочь. — Можно подумать, я каждый день не расплачиваюсь… Завулон неопределенно цокнул. — И мы возвращаемся к старому разговору. Ты поклянешься всегда мне подчиняться. Зашивальщик. Ты же знаешь, что мне нужен зашивальщик. Может потому до этого ты и не мог манипулировать сумраком на должном уровне, раз до сих пор не поклялся мне. Ты не думал об этом? Антон еще раз глянул на закрытую дверь кабинета Завулона и опять порадовался, что давно уже всем перекрыт доступ на второй этаж, иначе если прислуга подслушает… И светловолосой уже нет, не напакостничает. Но все-таки осторожность есть осторожность. — Могу я, всё я могу. Иначе с чего ты последнюю неделю в силе купаешься? И ведь не подпитывался совсем от артефактов, я следил. Завулон, до этого сощурившийся, распахнул удивленно глаза, но затем, будто не поверив, чуть склонил голову набок, раздумывая. — Объяснись, — потребовал он. — Я сам провалился в сумрак. Без твоей помощи, ты же видел. И смог кое-что подправить. На самом деле это увлекательно даже. Глаза Завулона загорелись азартом. — Пошли. Показывай, — он встал и подтолкнул Антона в тень. Почему-то утянул сразу на второй слой. Антон поежился на промозглом ветру. Почему на месте особняка Завулона всегда такие лютые ветра? Не зря вампирша говорила, что это жилище Завулон пометил как временное, не стал, видать, развешивать силовые щиты на глубинных слоях. Перестраховщик. Антон и в прошлый раз уже не задыхался в сумраке, теперь уж и подавно. Завулон оглядывался и цепко следил за Антоном, видать искал хоть какое-то подтверждение его словам. Все потоки сил легко проглядывались: и те, что оставили следы охранники, и волны, исходящие от сейфа с артефактами в соседней комнате, и сеть защитной сетки на самом Завулоне. Антон мог бы рассмотреть в мельчайших деталях все хитрости его аккумулирующих щитов, если захотел бы. И вряд ли кто-то сейчас видел сумеречный мир так, как Антон. Не Завулон — уж точно. Для него, судя по его реакции, в сумраке ровным счетом ничего не изменилось. — У тебя брешь в защите сейфа, — сказал Антон. — На третьем слое можно обмануть защиту. Завулон больше не тратил время на слова, он задействовал ошейник и через него отслеживал манипуляции Антона. И хотя без его магии Антон все еще не мог обходиться, но вмешательство вплетал уже другого уровня, которое самому еще казалось непонятным и пугающим. — Еще, — потребовал Завулон доказательств, и опять стал ненасытным, каким бывал временами, азартным и взвинченным. Антон потянулся силой к его недавней ране, оставленной оборотнями, выправляя сбой в общем потоке. Физически рана давно затянулась, но щитам на восстановление требовалось больше времени. Антон совсем не устал, напротив, такая мощь пьянила, а восторг, который не стеснялся демонстрировать Завулон, добавлял азарта. — Еще. Антон подошел вплотную, потянул из кармана его пиджака блокнот, в котором полдня назад обнаружил рисунки Завулона. Первые листки в нем были заблокированы магическим запретом, явно какая-та хитрая защита, а к корешку стекались красные линии — своеобразная сигнализация против нежелательных прикосновений. Антон провел пальцем по корешку, стирая эти линии, и маячок даже не пискнул, признавая его мощь. Антон потянулся к телефону. — Хватит, — Завулон ухватил его за ладонь, останавливая и запрещая. — Я понял. Сделай что-нибудь еще. — Теперь он через ошейник резко перекрыл доступ к своей магии. Антон ощутил, что стал тонуть в сумраке: медленно и неотвратимо. Ветер опалял холодом, легкие сдавливало. Антон попытался пересилить неприятные ощущения и как-то поколдовать — но сумрак вмиг сделался чужим, негостеприимным. Завулон потянул его за собой, выбираясь в реальность. — Занятно. Но мы опять возвращаемся к нашим баранам: ты принадлежишь мне, нравится тебе это или нет; и пока я хочу, ты колдуешь; но стоит мне лишь подумать, что я против, и ты становишься беспомощнее блохи. Значит? Выводы сам озвучишь? — Не сказать, что я прямо рвусь колдовать. Знаешь ли, за последние годы я отвык не только использовать заклинания, но и вообще отвык чего-либо хотеть. Твоими стараниями, кстати. Завулон поморщился, будто задели его самолюбие. — Ты еще скажи, что именно я виноват во всех бедах мира. Ну так что? Поклянешься несмотря ни на что быть моим зашивальщиком? Мне достаточно будет твоего слова. Вы, Светлые, очень трепетно к нему относитесь. Антон замер, пытаясь понять, как бы объяснить подоходчивее, что зашивальщики не могут подчиняться. Объяснить тому, кто не в меру самоуверен и уже решил, будто дело у него в кармане. Но, с другой стороны, если Завулон сейчас осознает, что все ухищрения последних лет насмарку, и всё из-за глупой ошибки и зазнайства, с него станется вышвырнуть Антона на улицу и больше не пожелать его видеть. Или, что хуже, разом развоплотить на месте — от обиды ли, от гнева ли или просто в отместку. Ошейник неприятно елозил на коже — Завулон ждал ответа. И ведь что странно, после трансформации ошейника, когда он почти впитался в кожу, дискомфорт от него не уменьшился, напротив, кожа даже больше страдала от неудовольствий хозяина. — Ну так? — Завулон прильнул вплотную. Тяжело вздохнул, видимо, прочитав во взгляде Антона что-то, ему не понравившееся. — Что тебе еще надо, а? Что тебя не устраивает? Я ведь могу тебя заставить. И способов масса. Могу заколдовать так, что с наслаждением будешь ползать у меня в ногах и ждать любого поощрения, как глотка воздуха. И ты не можешь меня упрекнуть в том, что два года я не давал тебе необходимого. И знаешь, что был терпелив. Очень терпелив. Тогда в чем дело? Почему не желаешь? И ведь ты именно не хочешь. Потому как все твои желания я научился угадывать на раз-два. Когда ты хочешь, — выдохнул он на ухо, да так, что у Антона против воли побежали по спине предвкушающие мурашки, — я всегда знаю. И как именно хочешь. Станешь спорить? Антон мотнул головой, спорить было бессмысленно. — Не понимаю, — Завулон отступил, убрал руку с плеча Антона, его тон снова резко изменился, впрочем, как и игривое настроение, — не знаю ответа, и это меня неимоверно злит. Не любишь принуждение? В этом причина? Но по доброй воле ты все равно никогда не останешься. — Он отошел к окну, уставился в ночное небо. — Всё. Иди. Надоело. Антон медлил. — Уйди. Пошел прочь. Осталось лишь подчиниться прямому приказу.