До и после

Антон взвыл от полученного удара ногой в живот, скрючился на грязном полу, пытаясь прикрыть голову руками. Он уже недавно терял сознание от боли, но мучители, видимо, привели его в чувство заклинанием и продолжили наносить удары, вымещая свою ненависть и злобу. Было странно, что они не пользовались пыточными заклинаниями, которые теперь так любили применять новые властители мира, наверно просто боялись привлечь внимание охранников лишними всплесками силы. Когда неделю назад это случилось, Антон Городецкий, Высший светлый маг, был в командировке в Томске по поручению Гесера. Дело о превышении полномочий местными дозорными попахивало малоприятными странностями, и потому расследование велось тайно и со всеми возможными предосторожностями. А потом случился Итоговый день, как теперь все его именовали. Кто-то выкрал из схрона Инквизиции мощный артефакт, неумело активировал, и что-то пошло не так. Насколько Антону удалось выяснить, никто из Темных не знал, что случилось на самом деле, имя виновника катаклизма не разглашалось, а вокруг судачили только о чудовищных, непоправимых последствиях: сразу все Светлые маги лишились сил, превратились в некое подобие пустышек, которым больше недоступна магия — и не люди теперь, с их способностью отдавать Сумраку энергию, но уже и не маги, умеющие ее потреблять. Антон тут же кинулся в Москву, но кругом царил такой хаос, что добраться вышло далеко не сразу. Он сумел доехать лишь до Уфы, но там его схватили охотники за рабами, выслеживающие бывших Светлых. Темные боевые маги на удивление быстро сориентировались в происходящем, осознали, какую выгоду это им сулит, и принялись планомерно отлавливать бывших Светлых, скрывающихся среди обычных людей. Антона избили, заковали в магические цепи и сдали бригаде так называемых «сортировщиков», занимающихся распределением рабов по районам дислокаций. Они же нацепили на него металлический ошейник с блокатором воли. Теперь приходилось подчиняться любым приказам, какими бы чудовищными они ни были. Лишившись возможности колдовать и входить в Сумрак, Антон первое время все никак не мог смириться, всячески сопротивлялся, пытался отбиваться и отпинываться, но это обошлось ему слишком дорого: сломанный нос, изувеченная нижняя челюсть и немало пыточных заклятий, неизвестных ему ранее. Собственная беспомощность пугала и злила, а рядом ни одного знакомого лица. Почему-то казалось, что если встретился хотя бы один Темный из московского Дозора, куда проще было бы договориться и приспособиться. Логика подсказывала, что надежды его тщетны, скорее знакомые Темные наоборот обошлись бы с ним куда жестче, потому как у многих нашлись бы личные счеты как к нему самому, так и к его семье. Везли их группу, состоящую из пятнадцати рабов, в грязном вонючем фургоне, полном сквозняков и немилосердно подпрыгивающем на каждой колдобине. Порталами переправлять рабов было слишком накладно, да и рискованно: охранники то и дело раздраженно перешептывались, что боятся, как бы магия не вернулась к «этим проклятым светочам». Радовало Антона только одно: их фургон следовал в Москву в главный распределительный центр, откуда рабов должны были распродать в зависимости от поступившего сверху распоряжения. Чего только Антон не насмотрелся в дороге, каких только издевательств и изуверств над рабами не пронаблюдал. Ему самому повезло куда больше: сильно избитый, с вывихом в плече, опухшим, побагровевшим лицом и глубокой рваной раной под правой ключицей, он так отвратительно выглядел и вонял, то и дело отплевываясь кровью, что охранники, насилующие других, просто брезговали смотреть в его сторону. Антон время от времени проваливался в беспамятство, но крики и стоны со всех сторон вырывали его из бредового состояния чаще, чем ему хотелось. По сути, ему хотелось лишь одного — сдохнуть, поскорее и полегче. Но вместе с магией пропала и возможность развоплотиться. А еще ему сначала надо было разыскать жену и дочь. И Гесера. Антон не сомневался, что шеф обязательно что-нибудь придумает и все исправит. Поэтому Антон заставлял себя дышать, надрывая раненое лёгкое, скрючивался на металлическом полу фургона, чтобы хоть как-то согреться, превозмогал чудовищную боль в повреждённых мышцах и надеялся, надеялся, надеялся — даже в бреду. Его главной задачей было продержаться до Москвы. Почему-то ему казалось, что там все непременно наладится. Должен же хоть кто-то уцелеть из Ночного Дозора? Ольга, Гарик, Семен… Наверняка они там уже что-то предпринимают, и еще один высший им уж точно не помешает. Охотники как-то обмолвились, будто поступил приказ, чтобы всех бывших высших и первого ранга магов пускать в расход прямо на месте, но пока никто не спешил это делать: как-никак почтение к высшим слишком глубоко сидело в каждом Ином. Даже если этот высший — ненавистный Светлый враг, представитель проигравшей стороны, столько веков не дававшей спокойно жить своим неустанным контролем и вмешательством. До Москвы Антон всё-таки дотянул, не истёк кровью, не загнулся от заражения и переохлаждения — ему повезло снова. В пункте распределения его подлатали магией, заклинанием определили бывший статус высшего и — опять повезло — не ликвидировали, а всего лишь внесли в особый список, выделенный красным маркером. Повреждения в лёгком и мышцах залечили, кости срастили, но шрамы остались. Когда Городецкого сдавали с рук на руки отделу распределения, у всех рабов спрашивали имена, Антон назвался Ильей Синнкиным, погибшим полгода назад в Иркутске. Лицо его тогда было разбито и опухло, узнать в нем Городецкого все равно никто не смог бы, а аура после потери сил должна была измениться до неузнаваемости. В итоге Городецкий так и числился в списках как маг вне категорий, бывший дозорный, два года находившийся в резерве фондов города Иркутска. А вот когда Антона перевезли в группе «чистеньких» рабов в центр работорговли, везение его резко закончилось. В нижнем зале, оборудованном большой клеткой и напичканном блокирующей магией, рабов собралось где-то с полтысячи. Но местные Темные из числа подсобных рабочих почему-то выбрали из толпы именно его, связали и выволокли в коридор, затем пинками погнали на минусовой этаж, туда, где были лишь служебные помещения и каморки уборщиков. *** — Надо поторапливаться, аукцион начнется через полчаса, его могут хватиться, — рассуждал неопрятный верзила в служебной униформе, награждая Антона еще один болезненным пинком. — Смотри-ка, мычит, зубы скалит. Может, ему их выбить нахрен? Или повыдергивать клещами? Враз смирным станет. Ненавижу гадов. Сколько веков от них покоя нет. Лицензии они, видите ли, выдавали, считали себя вправе судить, кому разрешить охоту, а кому с голода подыхать. Тьфу, мразь! — он с размаху засадил ботинком Антону по затылку. Антон старался не кричать, до крови закусывая нижнюю губу, и вяло опасался, как бы его не признали. Среди рабов новости распространялись быстро: бывших боевых магов Темные забивали до смерти прямо на месте, совершенно не считаясь с новым распоряжением начальства срочно их конвоировать в ближайший пункт охраны коггнурата. Даже обещанное вознаграждение не исправляло ситуации. Светлых боевиков боялись и ненавидели, поэтому не оставляли им никаких шансов выжить. — Может, его в подвал? Свяжем пока, а после аукциона, когда все разойдутся и немного поутихнет, сможем незаметно вывезти за город и там доведем дело до конца, — гнусавил воняющий потом жирдяй, маг шестого уровня силы, не выше. — Вообще-то не положено, — запротестовал другой, судя по всему работник аукционной канцелярии: ботинки у него были на порядок новее и дороже, такие на улицах в рейдах не изнашивают, в таких в офисе отсиживаются, начищают до блеска, всячески берегут. Вглядываться в лица стоящих над ним магов Антон был не в состоянии, а вот их ботинки изучать — в самый раз, потому как все время пытался увернуться от ударов и тычков. После Итогового дня прошла только неделя, а Антону казалось, что почти вечность, настолько каждый день был бесконечно мучителен и противен. — Велено в расход всех высших, без исключения. Во избежание риска, так сказать. У меня распоряжение коггнурата. Вы просили у меня час. Он прошел. Теперь извольте раба вернуть на место. Мне отвечать за его наличие в клетке. Живого или мертвого. Так что прошу вас на выход, господа… — Распоряжение коггнурата, разумеется, надо выполнять. Вы, аукционщики, народ подневольный, знаю. Но ведь там не указано, к какому конкретно числу следует приказ выполнить? Днем раньше, днем позже — не велика разница. А мы поразвлечемся. Светлые сволочи мне крупно задолжали, благодаря Итоговому дню я теперь могу расквитаться. Не порти удовольствие, отойди, если брезгливый. Владелец начищенных ботинок опасливо отодвинулся, но спорить не перестал. — Вынужден настаивать. Эта сволота в моем списке последний высший, а мне сегодня к вечеру отчет отсылать. У меня должно быть все чисто, соответствовать распоряжению начальства. В расход его надо согласно правилам: с уважением, так сказать, и достойно его ранга. Личное распоряжение самого коггнура, не просто так. Он, значит, уважает этих… бывших дозорных. Вот я и должен согласно его ранга. Так что выберите любого другого раба для своих удовольствий, а этого я должен того… И отчет отослать сразу. Время поджимает, скоро уже аукцион начнется, гости прибывают, наблюдатели и корректоры от Инквизиции. Страсть что может получиться, если обнаружат раба не в положенном зале. — Да заплатим мы тебе за него. Много не дадим, теперь непростые времена, сам понимаешь, но парочку запрещенных дозволений, тех, которыми сейчас из-под полы торгуют, предоставим. А отчет свой посылай, проставь, что этого ты придушил, и все дела. Да и двести тысяч будут тебе нелишними? — Как можно? — возмутился спорщик, да так натуралистично, что мучители даже на какое-то время забыли про Антона и переключили все внимание на владельца новых ботинок. Антон осторожно пошевелился, но его тут же пронзила резкая боль в правом боку: печень ему уже отбили, и это безвозвратно, кажется. — Как можно вводить в заблуждение коггнурат? Вы в своем уме? Никакие деньги не окупят риска. Мне моя шкура еще дорога. Право слово, ну выберите себе жертву среди прочих рабов, вон, в нижнюю залу их как раз уже всех согнали. Любого взамен, только не этого. Высший же, бывший дозорный. Никак нельзя вам этого, никак. У Антона свело мучительной судорогой ногу, и он беспомощно завозился на полу, пытаясь сменить позу и хоть немного облегчить боль. Ошейник, слишком массивный для его шеи, звякнул на каменном полу. К нему тут же обернулись. — Дозорный, говоришь? — его принялись внимательно разглядывать. Антон мысленно ругнулся от досады. Накатил уже обычный липкий страх: сейчас начнут применять пыточную магию. — Что-то я не припомню его. У меня свояк при Дневном Дозоре обретался, я хотя и пятого ранга всего, но иногда наблюдал, как наши из Дневного на дежурство заступали. Бывало, и этих шакалов из Ночного приходилось приметить. Среди них этого не помню. — Много ты понимаешь, — заговорил наконец. — Сколько ты там мог видеть из своей задрипанной коморки уборщика? Высшие маги — они же птицы высокого полета, дежурствами не марались, все по офисам сидели да стратегическим планированием занимались. А этот, скорее всего, не местный, в какой-нибудь дыре служил. — Да мне без разницы, сам факт, что это их дозорная кодла, меня до фонтана разбирает. Сволота она и есть сволота. Этот не должен легкой смертью отделаться. — Я вот заклинание дельное знаю. Не подводило еще ни разу: ноги, значит, ему переломать в нескольких местах — в голени и в ступнях. А потом заклинанием срастить, но не ровненько, а со смещением. Там хитрость одна есть, сейчас покажу. И вот когда срастить, значит, этот вшидрень стоять и ходить сможет, но только совсем в раскорячку и с постоянной простреливающей болью. Уйти-сбежать будет не в состоянии, но работу всякую нужную осилит. Так что для раба в самый раз. Ты только представь: каково этому бывшему высшему с его некогда привилегированном положением теперь батрачить да еще без всякой магии? Только надо будет иногда подновлять это дело. Ломать опять да сращивать. Чем больше переломов — тем занятнее в раскорячку ковылять будет, залюбуешься. Антона от ужаса прошиб пот — липкий, жаркий, до предательской мелкой дрожи в руках. — И память ему подтереть, чтобы не помнил, кем был, да и вообще. У свояка артефакт такой есть, могу на время позаимствовать. — Господа, ну не положено, говорю же. Вдруг комиссия дознавательство устроит, у наблюдателей же их мудреные заклятия есть, смогут выяснить, кем был, в каком ранге силы до Итогового дня. А потом на меня выйдут. Я отвечать за такой произвол не намерен. Лучше сейчас его, как положено, заклинанием в Сумрак, и дело с концом. Мне отчет отсылать. Времена сейчас неспокойные. Всех проверяют, всех на благонадежность тестируют. Антон закашлялся, в этот раз намеренно привлекая к себе внимание — решил разозлить радеющего за отчет. Вдруг повезет, и тот успеет его убить, пока мучители не начали ломать ноги? За сутки, проведенные в клетке с рабами, свезенными из разных частей страны, Антон успел выяснить, что вроде как Гесер бесследно пропал, Ольги тоже никто не видел, оперативники из Ночного сопротивлялись до последнего, забаррикадировавшись в архиве офиса, там их и разметало взрывным заклинанием, разорвало на куски. Аналитиков из Ночного Дозора увезли в неизвестном направлении по личному распоряжению нового главы Темных, именуемого теперь коггнуром. Вроде этот титул откопали в каких-то старинных летописях. И говорили, что Темные теперь решили объединиться в некое подобие общего то ли государства, то ли ордена, не ограниченного человеческими международными границами. Сколько Антон ни расспрашивал, так и не узнал имени коггнура, рядовые Темные тоже не владели информацией. Верхушка наверняка была в курсе, но не спешила делиться информацией с обычными исполнителями приказов от коггнурата — местного управленческого собрания, подчиняющегося непосредственно коггнуру. Антон удивился, узнав, что Завулон умудрился удержаться у власти и сейчас был кем-то вроде регионального представителя Великого и Ужасного коггнура. Видимо, московские Темные отказывались подчиняться кому-то другому. Один из пленных сообщил, не догадываясь, что перед ним Городецкий, что казненный накануне маг первого уровня успел перед казнью сказать, будто видел, как Светлану убили, спалили направленным огнем, когда она пыталась прорваться к бывшему офису Ночного Дозора. Антон не верил в это. Если бы Светлана погибла, он почувствовал бы, наверно. С потерей сил Антон уже ни в чем не был уверен. Как же он привык рассчитывать только на магию, на доступные лишь Иному навыки и совсем разучился жить как обычный человек. А еще Темные упорно распускали слухи, будто к артефакту, лишившему всех Светлых силы, была причастна Абсолютная. Антон понимал, что, раз Темным выгодно так преподносить факты, на самом деле все обстояло иначе. И именно поэтому за дочь у Антона сердце болело больше всего. Антон приподнялся из последних сил, с трудом удерживая равновесие и превозмогая боль. Нагло ухмыльнулся разбитыми в кровь губами, глядя на того, кто так рвался привести в исполнение смертный приговор. Мысли лениво ворочались в голове, нужные слова никак не подбирались, и как разозлить Темных до такой степени, чтобы они предпочли его побыстрее прикончить, он не знал. Но действовать надо было скорее…