До и после

Антон все еще надеялся, что Завулон пояснит про адаптированную силу. В ресторане было неправдоподобно тихо, присутствие наместника пугало посетителей, и они старались быть незаметными. Завулон заказал какой-то трудно произносимый десерт. Антону было без разницы, ведь информация куда важнее, и пока Завулон расположен поболтать, следовало пользоваться ситуацией. — Тебя интересует, возможна ли такая подпитка силой на постоянном уровне? — легко догадался Завулон. — Да. — Не смотри так. — Как? — Будто ждешь от меня откровения всей твоей жизни. — Раб Хены осведомлен больше других. — Раб Хены меня мало волнует. — Я истощен, без магии долго не протяну. — И не только ты. Все рабы. А потому мы опять возвращаемся к нашим баранам: делай, что велю и, возможно, я сочту возможным… скажем так: иногда поощрять тебя. — Стоп. Так утром, когда Гарика вызывали к тебе. Это ты проверял, сработает ли подпитка силой для него? Я угадал? Завулон, так и не прикоснувшись к десерту, в задумчивости разглядывал свои переплетенные пальцы. — И как? Сработало? — идея была бредовой, но Антон старался выглядеть убедительным. И очень-очень догадливым. — Наверно я не слишком этого хотел. — Не сработало, — подвел итог Антон, удивляясь, что его догадка оказалась верной. Он не особо переживал, что кто-то сможет их послушать. Наверняка Завулон по привычке подвесил купол отчуждения, и даже охранники не знали, что они сейчас обсуждали.— Почему? Потому что Гарик ниже уровнем силы? — Я пока не знаю ответа. Но это лишь пока. — Хена так же подпитывает своего раба? Он часто его касается. — Прикосновения необязательны. Достаточно просто ошейника. Антон удивленно вскинул глаза. — Так ты можешь принудить что-то сделать Гарика даже на расстоянии? — Приедем домой, спросишь у него, почему ему вдруг приспичило сидеть подле цербера. — Он его боится. — А кто бы не стал? Когда цербер голоден, характер у него склочной. — Совсем как у его хозяина, — сострил Антон. — Верно, — довольно осклабился Завулон. — Поэтому не советую держать меня на голодном пайке. — Цербер в Сумраке сильно добавляет в росте? — Антон решил оставить без внимания сомнительный намек. И ему действительно было интересно. Все-таки очень неудобно не видеть сумеречным зрением, особенно, когда годами к этому привык. — Раза в три. Но это не твоя печаль. Он может задрать кого угодно, кроме тебя. Приказ. — Новый приказ может отменить прошлый. — Может. Но удовольствие порвать тебя на части я оставлю за собой. Если ты вдруг решишь очень сильно меня разочаровать. — А как же статья коггнурата, что за смерть раба отвечает его хозяин? — Ты сомневаешься, что при случае я смогу найти способ обойти ее? — Нет, — Антон опустил глаза, выравнивая нож и вилку относительно уже пустой тарелки. Он не сомневался. — Зачем ты купил Гарика? Ведь тебе уже с неделю нет до него дела. — Затем же, что и тебя? — предложил ответ Завулон, откровенно веселясь. — Или ты предлагаешь мне исправить это упущение? — Хена упомянул, что Инквизиторам нужны пустышки для работы со светлыми артефактами. В этом случае у них щадящий режим, поощрительная диета, имеются некоторые права. Гарик мог бы… — Решил за него поторговаться? — А у меня есть шансы? — Шансы имеются всегда. Только ты уверен, что он будет тебе благодарен за такое заступничество? Антон отвел глаза, не в силах выдерживать желчное ехидство во взгляде Завулона. Но сегодня день был особенный, Тигр как-то умудрился повлиять на настроение Завулона, и тот был расположен идти на уступки. Антон специально уже с четверть часа провоцировал хозяина излишне резкими фразами, но еще ни разу не был одернут или поставлен на место. Имело смысл рискнуть. Если Завулон категорически настроен против общения Антона с Инквизиторами, то, может, выйдет хотя бы Гарику облегчить участь? Фактически Гарик будет оставаться собственностью Завулона, потому Инквизиторы не рискнут навредить рабу. Гарик — не Городецкий, которого почему-то резко невзлюбил Дункель, у Гарика отец — Темный маг, так что скорее всего, Инквизиторы будут не против того, чтобы облегчить ему жизнь. И он первой категории опять же, таких теперь уже запрещено пускать в расход. — Что мне сделать, чтобы ты согласился? — Ничего, — равнодушно отозвался Завулон. — Об этом должен просить он, а не ты. Но он не станет. — Поэтому прошу я. — Тебе стоит отвыкать от прежних, Светлых, привычек, Антон. Альтруизм, броски на амбразуру грудью ради других, заступничество — нынче не в моде, разве ты еще не понял? Оно бессмысленно. Рабы теперь каждый за себя, потому как всецело зависят от функций своих ошейников. Я объясняю тебе это только один раз, а если такое повторится — ты будешь наказан. — Но раб Хены… — Еще одно упоминание этого раба — и ты будешь наказан. Антон замолчал. Его аппетит резко испортился. Он сделал что-то неправильно. Только вот что? Чем умудрился разозлить Завулона? Не вовремя вспомнил про Гарика? Сейчас, когда даже охранники не в курсе внезапной откровенности Завулона? — Послушай, — Антон решил проверить, изменится ли настроение Завулона, если они опять вернуться к обсуждению его персоны, — Инквизиторы обещали дать мне доступ к базе данных, если я поучаствую в их эксперименте. Пусть исследуют. Мы же теперь знаем, что ускорил меня Тигр, значит, они все равно ничего не нароют. А я тогда… тогда есть шанс раздобыть сведения о Надюшке. Позволь мне поучаствовать. Если учиться просить, то почему же не теперь? Совет Хены хотя и не пришелся Антону по вкусу, но смысл в нем был. — Нет. — Почему? Только не говори, что тебя заботит моя жизнь. Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что могу не успеть спасти дочь. Я прошу. — Нет. — Что ты хочешь в обмен? — О, так ты готов опять торговаться? — тон Завулона вновь начал накалялся. — Нет, я прошу. Просто прошу. Ты же сам сказал, чтобы я просил тебя, если мне что-то будет нужно. Ты ничего не теряешь. Рискую только я. — Почему же тогда не стал «просить» Тигра? Уверен, у него нашлись бы нужные сведения. — Чего ты хочешь, Завулон? — Все что я хочу, могу получить от тебя и без всяких условностей. Твой ход неудачный. Тут не о чем говорить. Антон раздраженно отшвырнул вилку в сторону. Та противно звякнула. Завулон недовольно поморщился. Выпрашивать Антон, определенно, не умел. И вряд ли когда-нибудь в этом преуспеет. Не в его характере. — Я хочу знать, где моя дочь! Но, как ни странно, Завулон больше не злился. Он усмехался. Снисходительно и как-то совсем уж обидно. Весь его вид говорил, что Городецкому придется еще очень долго стараться, чтобы произвести на него впечатление. — Мне надо это знать. Где Надя? Что с ней? Ты знаешь? — Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать от меня, — сказал наконец он. — Тем более, ответов. Антон глубоко вдохнул-выдохнул, пытаясь успокоиться. Раздражение никогда ни в чем не помогало. Тем более в общении с Завулоном. — Прошу, — Антон сделал над собой усилие и повторил еще раз, куда более искренне, — я тебя прошу: позволь мне позвонить Хене и выторговать сведения о Наде. — С чего ты взял, что Инквизиторы знают где ее искать? — Но должны же быть у них какие-то зацепки? Завулон задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Наверняка Хена тебе тоже предложил что-то выгодное за возможность меня поэксплуатировать. И если я соглашусь… — попробовал зайти с другой стороны Антон. — А ведь он говорил, что этим все закончится, — Завулон хищно сощурился. — Что ты станешь донимать меня этим экспериментом сутки напролет. Что его имя будет слетать с твоего языка по пятьдесят раз в день. Антон недовольно поджал губы. Будет очень непросто обсуждать Инквизицию, если имя Хены под запретом, его раба нельзя упоминать, а любой намек на предложения Инквизиторов вызывает злобный огонь в глазах Завулона. — Чем быстрее я узнаю, живы ли Надя и Гесер, тем быстрее успокоюсь, — Антон специально упомянул обоих, сделав на Гесере акцент, чтобы было проще скрыть новость, узнанную от Тигра о безопасности Нади. Постараться ее найти и спасти — это все, что сейчас хотелось Антону. И только Завулон мог бы помочь нарыть о ней сведения. А он в свою очередь решит это сделать только в одном случае: если Антон даст четко понять, что у него имеется альтернатива в лице Хены. — Гесер не мог погибнуть. Не мог — и всё. — Гесер жив, — равнодушно обронил Завулон, казалось, его этот вопрос вообще не занимал. — Был жив, когда его в последний раз видели? Или он до сих пор жив? — осторожно уточнил Антон, уже знакомый с тем, как хитро умеет Завулон тасовать факты, выдавая желаемое за действительное. — До сих пор жив. — И ты знаешь где он? — Нет. — Не верю. Откуда тогда такая уверенность? Завулон снисходительно усмехнулся. Как же он любил подчеркивать, что Антон хотя и был когда-то высшим, но еще слишком зелен для глобальных интриг. А Городецкий пока предпочитал молча проглатывать такие шпильки. Ну нравится Завулону так думать, пусть, с него не убудет. Антон же пока будет тихо наблюдать и наматывать на ус. И только в нужный момент продемонстрирует, что такое суждение ошибочно. Как там Тигр говорил? Почему бы не позволить заблуждаться дальше? — Два Темных мага и три Светлых. — Что? — О каждом из них я буду знать, если они уйдут в Сумрак навсегда. Я пока не чувствовал, чтобы Гесер умер, значит, он жив. — А кто остальные? — несколько опешив от такой новости, спросил Антон. Личная привязка такого уровня? Она не сработала бы, если бы эти пятеро не дали добровольное согласие на подобное. От Гесера Антон такого никак не ожидал. Скорее всего, у них с Завулоном это взаимное. А раз Гесер жив… отличная новость на самом деле. В таких вещах Завулон врать не стал бы. — Не твоего ума дело. Но как вижу, ты продолжаешь настаивать и готов на все, лишь бы заглянуть в папки Инквизиторов, что помечены особым ярлыком абсолюта? Готов даже рискнуть жизнью. Думаешь, риск оправдан? — Это лучше бездействия. Прошло уже больше двух месяцев. И каждый следующий день может стать роковым. — Так я отвечу за тебя: подобный риск того не стоит. Но если ты настаиваешь… Городецкий замер, забыв даже дышать, он не хотел спугнуть решимость Завулона. Неужели Антону все-таки повезло, и ему будет позволено поучаствовать в эксперименте? Завулон активировал силу и извлек из Сумрака несколько папок, светящихся от уймы защитных заклинаний. Они все были помечены штампом «Собственность Инквизиторского бюро. Приоритетный уровень доступа». — Считай, что наш торг состоялся. За тобой долг. Читай. Антон, не веря своему счастью, с нескрываемым вожделением смотрел на папки перед собой. Он с большим трудом преодолел искушение тут же кинуться пролистывать их, и все-таки сначала осторожно уточнил: — Какой именно долг? Завулон сначала вдоволь насладился его нетерпением и яркой досадой, разгорающейся все больше от затягивания с ответом, и только затем язвительно заявил: — Пообещай, что когда настанет момент и ты будешь колебаться с выбором, то нынешнее соглашение перевесит твое решение в мою пользу. — Слишком размыто. Так не пойдет. — Я могу забрать папки назад. Это сделать недолго. Антон неотрывно смотрел в цепкие холодные глаза и думал о Наде. Шансов что-то узнать мало, но сейчас Антон готов был рисковать даже за одну сотую от любой возможности. Даже за тысячную. Больше нельзя тянуть время. Наде только шестнадцать. Она не умеет выживать. Не умеет приспосабливаться. Она еще никогда не жила без своей магии. — Договорились. Завулон мгновенно ухватил ладонь Антона, видимо, чтобы не дать время передумать, и вместе со своими переплетенными пальцами прижал к папкам, защита тут же дезактивировалась. — Теперь руки тебе не оторвет. Антон недовольно высвободился, намеренно демонстрируя недовольство такой поспешностью. Но тут же сразу про все забыл, пролистывая документы. Папка не была слишком объемной, это настораживало. Официальный бланки, формы запросов, отчеты следственного отделения, отчеты о допросах, отчеты о слежке, результаты работы с поисковыми артефактами. Там даже был лист с пометками от руки, что личные вещи, конфискованные из квартиры абсолютной, ничем не помогли в ее поисках, никак не повлияли в определении ее местоположения. Во всех отчетах итоговая графа — «Результат отрицательный». «Нет». «Нет». «Нет». «Результат отрицательный». Антон вскинул голову, растерянно посмотрел на Завулона. Тот кивнул, подтверждая его догадку: — Они не знают, где она. Не знают, жива ли. Антон, еле сдерживая возглас разочарования, схватил следующую папку. Он пока не был готов смириться с такой новостью. Папка была еще тоньше. Те же отрицательные результаты. Разница лишь в куда более объемном списке допрошенных пустышек, которые, предсказуемо, ничего не знали. И как приговор — «Результат отрицательный». Третья папка так же ничего не дала. Антон ругнулся вслух, с досадой откладывая подшивки. Но Тигр же сказал, что Надя жива. Сказал! — И ради этого ты был готов рисковать жизнью и рассудком, участвуя в сомнительном эксперименте? — с ехидством спросил Завулон. Антон хотел было накинуться на Завулона, обвиняя, что папки могли быть обманкой, намеренным издевательством с его стороны, но у Завулона был слишком довольный вид, чтобы заподозрить подмену. Подавленный вид Городецкого был достаточной наградой хозяину за решение поделиться секретной информацией. Вернее, поделиться ее отсутствием. Именно отсутствие, давно известное Завулону, так и забавляло Всетемнейшего. Антон, отведя глаза в сторону, потеребил ошейник, скорее уже по привычке, чем из-за дискомфорта: хозяин наказывать его за крамольные мысли, видимо, пока не собирался. Антон в очередной раз подумал, что вряд ли у него когда-нибудь выйдет ненавидеть кого-то больше Завулона. Тот умел издеваться мастерски, преподнося правду и факты так, чтобы они наносили наиболее жестокий и болезненный удар. Эта его выходка с папками и изуверская демонстрация заранее проигрышного варианта для раба в эксперименте с Инквизиторами стали сродни смертельному удару — все надежды рухнули разом. Из Антона словно вынули стержень, поддерживающий его все эти дни, и теперь Городецкий ощущал себя опустошенным и сломанным. Как бы раб ни старался, как бы ни изворачивался — но выиграть не сможет, роль у него заведомо статичная, не подразумевающая каких-либо шансов. Рабы — лишь мебель, часть интерьера, штрихи к вольготной жизни нынешних господ. Как же больно было снова разбиваться об эту очевидность. И как же Антон ненавидел Завулона за его умение излишне доходчиво тыкать раба в это неизменное дерьмо. А тыкать ему нравилось: он каждый раз наслаждался, смаковал и ехидно скалил зубы. Очень хотелось врезать Завулону, чтобы стереть неуместную веселость с его лица, чтобы испортить эти безупречные зубы, чтобы заставить отплевываться кровью… Ошейник предупреждающе завибрировал. И это привело Антона в чувство. Завулон ухмыляться не перестал, но удивленно произнес: — С каждой неделей в тебе все больше злости и несдержанности. Ты все еще уверен, что остаешься Светлым? — Можно подумать, тебя расстроит обратное. Высшие могут сменить цвет по желанию. Ко мне вернется магия и… — Увы. Пустышкам никакая смена цвета не поможет. Сумрак для них уже перекрыт, тут хоть ежом вывернись — бесполезно. Разве что инициация в нежить. Хочешь повыть на луну, Городецкий? Нет? Так я и думал. Но даже в случае инициации раб остается рабом. Только проблем добавится. — Зато тогда смогу перегрызть тебе глотку. Хоть минутное – да удовольствие. — Уверен, что справишься? Антон в этот раз упрямо выдержал его взгляд, не собираясь сдаваться. — Ты мог просто сказать, а не устраивать тут представление с папками. — А ты разве поверил бы на слово? Принялся бы с большим рвением искать встреч с Хеной. А так вышла двойная польза: теперь ты должен мне, а не Инквизиторам, и заодно… — Ты поиздевался надо мной всласть. — Не без этого. Ну и стандартный для каждого раба вопрос мы решили по-быстрому. — Какой же? — Ты сейчас официально отказался от инициации. Оборотни умудрились вписать в правила этот пункт, коггнурат одобрил. Теперь каждый хозяин обязан убедиться, что его рабы добровольно отказываются примкнуть к вампирским кланам или же к общине оборотней. — Я ничего не произнес, отказ недействителен, — осторожно уточнил Антон. — Но ты дал понять, что такая перспектива тебя не прельщает. Это равносильно отказу. — Я могу потребовать вампирской инициации? — Можешь. И этот вопрос будет рассмотрен коллегией. Только вот в случае с тобой в инициации будет отказано. И я что-то не вижу, чтобы это известие тебя расстраивало. — Лучше сдохнуть, чем быть нежитью. — Как бескомпромиссно. И как глупо. Уверен? А если учесть, что пустышек в любом случае, даже после инициации, не станут воспринимать лучше чем есть сейчас, повторяю: тебе только проблем добавится. — Если я стану вампиром, то смогу хотя бы участвовать в боевых рейдах, или роль охранника выполнять, — вслух рассуждал Антон, от отчаянья уже не зная что думать о своем будущем. — И кто рискнет доверить свою жизнь бывшему Светлому? — Ты? Завулон поперхнулся вином. У него была готова сорваться с языка очередная колкость, но он вдруг передумал и просто сказал: — Не выношу вампиров. Антон равнодушно пожал плечами. У него уже не было сил думать, рассуждать и взвешивать варианты. И думать о мотивах и пристрастиях Завулона. — От меня хоть какая-то польза будет. — Уверен, что хочешь этого? — Ты ведь не позволишь? — Ты хочешь именно этого? Антон тяжело вздохнул. Он всегда знал ответ на этот вопрос. Это не то, что он сможет выдержать. — Нет. Я не смогу. — Так ты отказываешься? Официально? — Да. Отказываюсь. К черту. Я — Светлый. Всегда им был, и всегда буду. Даже без магии. — Хорошо. Потому что инициация пустышек происходит проблемно. После первой трансформации выживают не все. — Откуда ты знаешь? Уже нашлись желающие? — Наблюдал несколько случаев. Один выживший из трех. — Я Светлый, — упрямо проговорил Антон, убеждая больше себя, чем Завулона. И ему было плевать, что это опять разозлит хозяина. Еще оставались вещи, в которых Антон был стопроцентно уверен. Завулон задумчиво повертел в пальцах бокал. — Любого можно переломить по своему вкусу, не заблуждайся, Антон. — И даже в этом случае до момента перелома я буду собой, а после… после — уже нечто другое, — Антон устало потер переносицу. — Не хочу быть другим. Перелом — это своеобразная смерть. После нее словно эквивалент существования нежити: не склеиться, не собраться заново. А ты ведь не выносишь нежить, ведь так, Завулон? — И все равно ты заблуждаешься. — В чем же? — В том, что делаешь ставку на невозможное. Возможно все, было бы желание. Антон замолчал, действительно не понимая. В чем смысл его ломать? Разве Антон сейчас и так не подчиняется ему во всем? Чего Завулон хочет добиться? — Я устал, — вздохнул Антон. — Я слишком устал от всего. Завулон допил вино залпом, что противоречило его привычке во всем следовать правилам оптимальности. Снова задействовал силу. Сказал: — То, что ты сейчас просматривал, было нарыто Инквизиторскими ищейками. А вот это… — он извлек еще две подшивки отчетов из Сумрака, — нарыто уже моими. Антон настороженно уставился на две новенькие папки с еще большим уровнем защитных чар, опасаясь к ним прикоснуться. Завулон снова заставил прижать ладонь под нажимом своих пальцев, защита дезактивировалась. — За это я тоже буду должен? — Антон мучительно давил в себе вновь вспыхнувшую надежду. — Разумеется. — Даже не хочу слушать что именно. — Все после. Читай. — Ты разыскивал абсолютную в обход Инквизиторов? — Я все делаю в обход. Именно поэтому я все еще жив и весьма преуспел. — Хена знает? — Хена любит обмениваться со мной актуальной информацией. У нас с ним это взаимное хобби. Так что, — он сделал нетерпеливый жест, — ты будешь смотреть или нет? Антон переключил все внимание на документы. Отчеты здесь были более детальными, списки опрошенных и кому сканировали память помимо их воли – куда обширнее Инквизиторских. Но все равно результат был тем же: не было никаких сведений об абсолютной. Словно с Итогового дня она провалилась на несуществующий слой Сумрака и не спешила оттуда выбираться. Антон не торопился смотреть на Завулона. Его злорадство, наверняка, было запредельным. Повисла неприятная пауза. — Если бы она умерла, мы нашли бы этому подтверждение. Значит, новость хорошая: она жива, — сказал Завулон странно сочувствующим тоном. — И это сказать сразу, не мотая мне нервов, было нельзя? — С тобой вечно надо перестраховываться, — скривился Завулон, кажется, ситуация уже перестала его забавлять. — По поводу долга из-за последних двух папок: будем считать, что ты его оплатил своим пришибленным видом. Было на что полюбоваться. Масса удовольствия, знаешь ли. Антон понимал, что Завулон злит его намеренно. Злость все-таки куда продуктивнее апатии. Но у Городецкого не было сил даже на злость, не говоря уж про досаду. Тигр. Оставалась надежда только на него. Надо придумать способ разговорить Тигра. — Надя жива. Я еще до твоих папок это знал, — обронил Антон как можно равнодушнее. Очень уж хотелось побольнее задеть Завулона. Настала очередь Всетемнейшего хмуриться и злиться. — Откуда? — Тигр сказал. Теперь столовые приборы Завулона отлетели к краю стола, звякнув почти так же, как недавно вилка Городецкого. — Твой пришибленный вид мне тоже доставляет массу удовольствия, — цинично добавил Антон, цитируя недавнюю фразу Завулона и провожая красноречивым взглядом падающий со стола бокал, задетый ножом. — Я рад… — медленно проговорил Завулон, с трудом успокаиваясь, — что мы смогли доставить друг другу удовольствие. Тебе выпала редкая возможность отплатить той же монетой. Но не обольщайся, больше я тебе такого не позволю, — ошейник неприятно завибрировал. — И как понимаю, Тигр не объяснил тебе, где она. Иначе бы ты тут так не отплясывал. Можно было бы признать, что счет у нас один : один, но увы, ты мне остался должен за Инквизиторские папки. Так что в проигрыше — ты, и только ты. Антон ссутулился и уперся лбом в свои сплетенные пальцы. Попросил: — Я устал. Поехали домой. Ошейник тут же вновь неприятно впился в горло. Антон поднял голову. — Я твой должник, признаю, мой господин. Наша договоренность в силе, — исправился поспешно он, вынужденный признать вслух, что проиграл. Игры закончились, терпение Завулона, судя по всему, тоже. — Обед был… богатым на эмоции. Я прошу, мой господин, поехали домой. Завулон помолчал, вглядываясь Антону в лицо. Создавалось впечатление, что это «мой господин» его раздражает даже больше, чем самого Антона. Завулон собрал папки и отправил их в Сумеречное хранилище. Ошейник чуть ослаб, но продолжал царапать кожу наметившимися остриями шипов. — Что опять не так? — измучено спросил Антон. — Ты когда-нибудь бываешь хоть чем-нибудь доволен? Антон растерялся от такого неожиданного вопроса. — Все слишком скверно, чтобы испытывать хоть какую-то радость. — Для начала хватит простой благодарности. — Я ценю некоторые вещи. Но печенье больше не хочу. Ни в каком виде. Ошейник впился в кожу. — Я благодарен, мой господин. Ошейник и не думал ослаблять хватку. — Я больше не буду тебя злить. Ничего не изменилось. — Ну что? — Чем больше для тебя делаешь, тем больше ты наглеешь. Антон снова вздохнул. В этот раз получилось совсем жалко. Но Антону было плевать, как это выглядело со стороны. Он был уже на пределе. — Я благодарен, правда, но я слишком устал от твоих игр. Ты хочешь, чтобы я спятил? — Я хочу, чтобы ты научился защищаться. Антон недоверчиво хмыкнул. — Или это, или тебя можно будет хоронить. Антон нахмурился. Разумеется, он догадывался, что сломанные игрушки выбрасывают на помойку. И осознавал, что каждый день ходит по грани. Но Завулону-то что за печаль? Пришлось сделать вид, что сдаваться не собирается. — Я справлюсь, — сказал Антон. — Это в твоих же интересах. Чего сидишь? Кто-то же вроде домой просился?