Ледяное сердце

<i> <right>Глаза умеют говорить. Кричать от счастья или плакать. Глазами можно ободрить, с ума свести, заставить плакать. Словами можно обмануть, глазами это невозможно. Во взгляде можно утонуть, если смотреть неосторожно. Омар Хайям right&gt;i&gt;

POV Крис

Малыш лежал и смотрел огромными глазами на меня. Я, не сказав не слова, подал ему одежду и вышел за моим многострадальным раствором и табуреткой. Кай сидел на краю кровати, ко мне спиной, я с непередаваемой жалостью подошёл и дотронулся до плеча, пока малыш ещё копошился с неодетой, в отличии от штанов, футболкой. Как он подпрыгнул на месте и повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Я понял, что его не надо трогать. Он же меня боится, как огня, он думает, что я причиню ему боль? Да я скорее умру, чем причиню ему вред!!! Мне постоянно хочется его касаться, трогать, чувствовать. Чувствовать, что он живой! С его фарфоровой кожей и стеклянными глазами; он вправду похож на куклу. - Малыш, сядь на край, - сказал я с хрипотцой в голосе. В ответ он лишь кротко кивнул и резко встал на ноги, издав полу-крик полу-стон, он начал падать. Он ушибся бы, если бы я не стоял рядом. Подхватив тело на руки, я ещё раз удивился его лёгкости. Малыш снова задрожал и заплакал в попытке вырваться, и он умудрился дать мне слабую, но довольно ощутимую пощёчину. Что ж, довольно неожиданно, но даже не знаю для кого, для меня или него, но я продолжал прижимать хрупкое тело к себе, немного покачивая из стороны в сторону. А затем очень осторожно положил его на самый край кровати, так, чтобы свисали его больные ножки. Пододвинув табуретку под ноги, я ещё раз осмотрел повреждённые конечности. Н-да, придётся попотеть, чтобы как можно менее болезненно завершить сию процедуру. - Будет больно, - с сожалением произнёс я. Перелив раствор в маленькую бутылку с тонким горлышком, полил лекарство на кандалы. Приподняв краешек оков, я продолжил поливать открывающуюся рану фурацилином. Малыш стал болезненно постанывать. Миллиметр за миллиметром я вытаскивал из нежной кожи и плоти полоску жёсткой кожи, облицованную острыми шипами. На паркетный пол капала кровь. - Потерпи ещё немного, я скоро закончу с одной. Свободной рукой я взял тонкое запястье и положил его на моё оголённое плечо. Он вцепился в меня острыми ноготками, причиняя боль, но это ничто, по сравнению с его. Осторожно выгнув последний ряд шипов из его ноги, я откинул кровавую гадость в сторону. - Все, солнышко, пол дела сделано, - сказал я, промывая рану и взявшись за перевязку. Он подавлено молчал, не отводя от меня глаз. Я поднял голову, и мы встретились с ним взглядом. Его глаза выражали боль и страх, но в тоже время было что-то такое, полное надежды и недоумения. От столь пронзительного взгляда было сложно оторваться. Последующие полчаса, в которые я обрабатывал другую ногу, пострадавшую сильнее, мы пробыли в давящей на сознание тишине, изредка нарушаемой его всхлипами и тихими вскриками. И вот, наконец, убрав кровавые бинты и аптечную утварь, я присел на краешек кровати и посмотрел на бледного, измученного и утомлённого ребёнка, лежавшего на огромной, по сравнению с ним, кровати, в позе эмбриона. Отдохнув пару минут, я вышел из комнаты и вернулся со стаканом в руках. Мой гость с неким недоверием поглядывал на растворяющуюся в воде таблетку. - Это лекарство, - пояснил я. От этого слова его аж передёрнуло. Но он все же взял стакан дрожащей рукой и поднёс ко рту. - Спасибо, - запинаясь произнёс он. А я в ответ лишь снисходительно улыбнулся, подходя и открывая окно на половину, чтобы выветрить эту ужасную неловкость. Уже почти выходя из своей спальни, я обернулся и сказал Каю: "Если тебе что-то понадобится - зови". Неплотно прикрыв дверь и отправившись на кухню, обдумывая, что мне делать дальше. Почему-то во мне проснулось резкое желание выпить. Не найдя в доме ничего крепче банки сока, я потопал в магазин. Когда я складывал продукты и выпивку в тележку, ко мне пришло озарение, что я полный и беспросветный идиот. Я забыл о Кае, лежащим под сквозняком открытого окна. Как я мог забыть о живом человеке?! Я наверное выглядел, как псих. Плевать. Представьте: огромного сильного альфу с обеспокоенным лицом, бежавшего по улице с большими пакетами в руках. Кое-как справившись с замком, я скинул пакеты на пол и, только разувшись, побежал в спальню, по пути в которую уже стало холоднее. Рывком открыв дверь, я увидел настежь открытое окно и лежащего на полу юноши в сокрушительных рыданиях. Быстренько закрыв окно, я опустился на колени и осторожно накинул тёплое одеяло на него, скатав в так называемый кокон, и усевшись на кровать посадил дрожащего ребёнка в одеяле между своих ног, укрывая его в медвежьих объятьях. Я прижимал его к себе в попытке согреть и уберечь. В тот момент, поддаваясь инстинктам, мне хотелось защитить это хрупкое существо от всего мира. Я обнимал омегу до тех пор, пока он не перестал дрожать.Когда же малыш завозился и принял попытку освободиться, я не стал сопротивляться, хоть и не было желания его отпускать. Меня охватила какая-то мания, зависимость, одержимость. Разве бывает такое чувство в наше время? - Прости меня, я очень виноват! - сказал я шёпотом. - Извините, х-хозяин, от меня столько проблем, - сказал Кай каким-то безэмоциональном голосом. До сих пор не веря собственным ушам, я переворачиваю омегу ко мне лицом и заглядываю в его холодные пустые глаза. Сейчас он был лишь пустой оболочкой, просто куклой со стеклянными глазами..