Despair

Тоши, зачем ты сделал мне так больно... Все люди только и делают, что причиняют мне боль. Почему? Но вся боль, которую мне причиняли другие, не идет ни в какое сравнение с тем, что причинил мне ты. Ты сумел, у тебя это получилось... ты почти уничтожил меня. Знаешь, я никогда не мог понять тебя до конца, увидеть тебя насквозь полностью. Глупо, ведь я был знаком с тобой почти всю мою жизнь. Тоши, ты очень прост, но я так и не понял тебя. Мне нравилось бегать с тобой наперегонки. Мне нравилось убегать... Я бежал, чувствуя твое дыхание за спиной каждой частичкой, каждой клеточкой себя. Я всегда убегал от тебя для того, чтобы ты мог догнать меня. Ты всегда так смешно ловил, сначала осторожно дотрагивался до моей руки, затем крепко вцеплялся в мое плечо и, в конце концов, тяжело дыша, обнимал меня так, что я не мог вырваться. Мы оба смеялись: я изображал, будто пытаюсь освободиться, а ты сжимал меня еще сильнее, торжествуя. Это было так мило, так по-детски. Сейчас я с улыбкой вспоминаю об этом. Тоши, все, что было связанно с тобой, всегда было очень важно для меня, но, возможно, кое-что было не так, как ты хотел. Твой голос, твой неповторимый голос, я никогда не мог петь. Мог, конечно, но это не было бы настолько хорошо. Твой голос идеально подходил для той музыки, которую я писал. Но разве дело только в этом? Ты же всегда так много значил для меня, ты умел понимать меня, ты всегда прощал меня, всегда был со мной. Наверно у меня никогда не было никого ближе и дороже тебя. Не понимаю, зачем тебе надо было спать со мной, ты же был для меня больше чем любовником. Просто когда я понял, что ты хочешь меня, я позволил этому случиться. Мне хотелось, чтобы это был обычный секс, а все остальное было как прежде. Ничего не вышло... Когда я чувствовал твое тело, мне становилось страшно: ты был слишком чист. Мои руки слабели, и я не мог заставить себя прикоснуться к тебе. Я никогда не смогу забыть стук твоего сердца, такой бешеный, безумный. Я не смогу забыть твой голос, который все еще звучит в моих мыслях, как продолжение меня самого. У меня никогда не было своего сердца, оно всегда было у нас одним на двоих. И теперь... я лишен и голоса, и сердца... Долгие годы вместе не проходят даром, я часто вспоминаю тебя, быть может даже чаще, чем хотелось бы. Мы были вместе, как бы там ни было. Я знаю, что был несправедлив к тебе. Ты любил меня, а я не мог ответить с той же силой на твое чувство. Самое ужасное, что я никогда не мог оставаться равнодушным к тебе. Иногда я даже ненавидел тебя за то, что чувствовал себя таким слабым рядом с тобой. Быть Может, если бы ты смог стать таким же, как и все остальные, мне стало бы легче. Однажды я долго сидел в баре. Много выпил, и тогда мне в голову пришла мысль. Я вскочил и побежал, как сумасшедший, к твоему дому. Пугая прохожих, наступая в лужи, падая на асфальт, я бежал к дому, в котором жил ты. Я так спешил, что мне даже в голову не пришло поймать такси. Поездка с комфортом могла заставить меня передумать, изменить все мои планы, вернее один план. Я просто хотел сделать это, как делал прежде с кем-нибудь случайным: без чувств, без эмоций. Просто отсосать у тебя и сделать тебя обычным, земным, не способным причинить мне боль. Эта идея казалась такой простой, я был пьян... Ты встретил меня в каких-то смешных просторных домашних штанах, такой удивленный, такой растерянный. Пожалуй, я слишком стремительно ворвался в дом. От неожиданности ты попятился от меня. Видимо, было в моем облике что-то ужасное. С твоих уст сорвался вопрос, ты не понимал, что происходит. Я изо всех сил старался не слышать твоего голоса и не заглядывать в твои глаза. Я вплотную подошел к тебе и сказал, не узнавая собственного голоса: -- Тоши, замри... Закрой глаза и замри... Ты испуганно подчинился. Я встал на колени и движением внезапно ставших такими чужими рук стянул твои штаны. Ты удивленно пробормотал несколько слов, но я заорал на тебя, и ты замер. Я ласкал тебя языком, ты совсем не был готов, но возбудился так быстро... Я торжествовал, ты завелся, а я ничего не чувствовал, делая это с тобой так же, как с кем-то еще... Но когда я на миг остановился и взглянул в твое лицо, зачем только я это сделал? Я увидел неземное блаженство, ты был таким чистым. Твое безумное дыхание было настолько искренним... Я готов был убить тебя в этот момент, потому что сам не способен испытывать что-то подобное. Ну почему у меня никогда ничего не получалось с тобой просто так? И я продолжил, потому что не мог не сделать этого... Когда все закончилось, я сидел на полу, опустив голову, и ненавидел себя, потому что... кажется, я любил тебя... в тот момент. Я хотел уйти, убежать подальше от тебя. Ты причинял мне боль, и самое ужасное: ты не хотел этого. Я был опустошен, раздавлен и... чист, отвратительно чист... Ты поднял меня с пола и обнял, затем отвел в спальню. У меня не было сил возражать, ты раздел меня и покрыл мое тело поцелуями, так, словно я был святым. Я чувствовал себя таким хрупким в твоих руках. Зачем ты делал все это, ведь я не был таким, я не был даже слабой тенью того человека, которого ты любил? Почему ты всегда так любил меня, я ведь был совсем недостоин этого? Ты победил меня, я не мог ранить тебя, потому что ты любил меня. Смешно, нелогично, но это так... Я хотел положить этому конец, я гнал тебя прочь, но потом что-то случалось, и мы снова проводили ночь вместе. Потому что я скучал по тебе. Так приятно было тебя соблазнять, смотреть, как блестят твои глаза. Улыбаться, в ответ на твою улыбку... И потом, ты, весь ты... Полностью со мной... И потом, эта страсть и моя слабость... Изысканная иллюзия всегда где-то впереди меня. Иногда мне кажется, что я могу поймать ее, догнать и жить в ней. Каждый раз она ускользает от меня в самый последний момент, когда я уже почти держу ее в руках. Моя сладкая иллюзия всегда окрашивается в разные цвета, но она всегда одна и та же. Неужели я никогда не поймаю ее? Я уже перестал страдать каждый раз, когда она ускользает. Я просто живу, постепенно растрачивая все мечты. Очень трудно забыть это ощущение сводящего с ума совершенства, этот аромат, это чувство. Что это будет? Кто это будет? Где это будет?... Будет ли это? В отчаянии я резал вены и долго смотрел, как течет кровь. Чувствовал, как она согревает холодные руки, как будто напоминая мне, что я еще жив, что здесь что-то есть, а ТАМ может не быть ничего. А я так и не найду, так и не достигну своей мечты. Мне становилось страшно, и я останавливался. Иногда, даже когда все в порядке, я вспоминаю это ощущение: теплая кровь, стекающая по моим рукам, головокружение и страх, перед болью, перед неизвестностью. И столько гармонии, столько звуков, столько голосов... Столько голосов? Что за крики? Эти крики поднимут мертвого и уж конечно оторвут меня от размышлений. Что происходит? Разве могут пять человек издавать так много шума? Я глубоко вздыхаю и откладываю в сторону документы. Неужели мне не дадут поработать даже здесь? Это молодые ребята, я продюсирую их уже полгода. Они интересные, талантливые, но я никак не могу заставить их серьезно относиться к тому, что они делают. Знаешь, Тоши, мы были совсем не такими... или я просто старею. Я надеваю на лицо грозную маску и захожу в студию, где оставил их всего на двадцать минут порепетировать... Боже мой! Всё раскидано, ударная установка разнесена по всему периметру комнаты. На диване какая-то возня. Я приглядываюсь, трясу головой, но всё равно ничего не могу понять. -- Что здесь происходит!? Меня никто не слышит. Я подхожу ближе. На диване дерутся, причем вопли такие, что у меня закладывает уши. Тошия замечает меня раньше всех и моментально отскакивает, делая вид, что не имеет никакого отношения ко всему происходящему. Становится видно Каору. Он с серьезным видом пытается разнять дерущихся и громко ругается, потому что ему достается больше всех пинков. А дерутся... Шинья с Даем. Шинья своими маленькими кулачками колотит Дая и наконец вцепляется в его красные волосы. Дай начинает вопить, Каору тоже вопит, потому что часть волос - его, оставляет все попытки разнять их и тоже ввязывается в драку. -- Что здесь происходит? - спрашиваю я Тошию. Он мнется, из чего я делаю вывод, что он принимал непосредственное участие в организации этого бардака. -- Шинья полез бить Дая. Хм... что-то я с трудом это представляю. -- А мы с Каору пытаемся их разнять. Ну да, вижу... Я ору: -- Пре-кра-ти-те! Я ни на кого ещё так громко не орал. Это производит некоторый эффект. Все замирают. Каору выглядывает уже откуда-то из-под Дая и вежливо мне улыбается. -- Йошики-сан. -- Каору, что происходит? Каору слово в слово повторяет то, что сказал Тошия, но так же естественно и беззастенчиво врать он не умеет. Дай поднимает голову и улыбается. Чёрт! Они же придавили Шинью! Почему я всегда чувствую себя с ними директором школы... начальной... а то и детского сада. Дай и Каору с виноватым видом поднимаются с дивана, и я вижу там надутого и помятого Шинью. -- Шинья, в чем дело? -- Они пинали мою шапочку. Кажется, я вижу эту самую шапочку, она, валяется прямо у меня под ногами, и на ней уже отпечаток чьего-то ботинка. Я сдвигаю брови и становлюсь ещё более грозным. -- Чья это была идея? Я пытаюсь одновременно слушать четырех ругающихся людей и придумывать аранжировку для новой песни. Ничего не понимаю. Дай возмущается больше всех. -- Я просто вошел в студию и случайно наступил на шапочку. Я не собирался её пинать! Её никто не собирался пинать, он сам собирался её пинать! А вот он почему-то снова набросился на меня. Йошики-сан, он ко мне неравнодушен, он хочет меня убить! Шинья снова начинает злиться: -- Он прекрасно её видел, он всё прекрасно видел, он это специально сделал! Он только и делает, что издевается надо мной! Сейчас они снова подерутся... Боже мой, какая мелодия звучит в моей голове! Нужно пойти и срочно записать её... Мне снова приходится повысить голос: -- Кто это затеял!? -- Кё, - спокойно отвечает Тошия. Я считаю головы: одна ярко-красная, одна не ярко-красная, одна сиреневая и одна иссиня-черная: -- Где Кё!? Все начинают оглядываться по сторонам. Кё нигде не видно. Каору обходит диван, я тоже. За диваном спит Кё. -- Ему стало скучно, и он уснул, - сообщает Тошия. Каору пытается разбудить Кё. Кё начинает брыкаться и орать... Моя мелодия, моя новая мелодия. Я уже мысленно перебираю клавиши, наигрывая её. Кё, наконец, просыпается, видит меня и моментально вскакивает. -- Йошики-сан, я не спал, честное слово. Я просто прилег отдохнуть. Краем глаза я вижу, что Шинья вот-вот снова вцепится в Дая. -- Шинья, иди со мной. Мы уже выходим, когда Дай кричит нам вслед: -- Шинья, шапочку-то забери. У Шиньи сжимаются кулаки, я легонько подталкиваю его в спину. -- Перерыв! Мы с Шиньей выходим, я веду его в свой кабинет, подхожу к столу, и наконец начинаю записывать мелодию. Шинья садится рядом. "Я хочу уйти из группы..." Эти твои слова уничтожили меня. Не помню, что я говорил в тот момент, но я понимал: все бесполезно. Я не мог поверить в это. Ты не должен был уходить. Я так много сделал для того, чтобы ты никогда не смог уйти от меня. В отчаянии я вернулся домой, в этот идеальный прилизанный дом, в котором нечего было даже разбить вдребезги. Я кидал вещи, я хотел разрушить все и больше всего себя. Боль и слезы, я напился и, упав не колени, закричал: "Тоши! То-ши! Почему ты не слышишь меня?" Ты не слышал меня. У меня больше не было тебя. Будь проклят этот мир, в котором все разрушается, будь проклята жизнь, которая совсем не нужна мне. Но вот что странно, мне больше совсем не хотелось умирать. Последние дни перед последним концертом я погрузился в дела, стараясь не думать ни о чем. Дело всей моей жизни рушилось, наверно, всем казалось, будто мне все равно. Вероятно, так оно и было, я устал, слишком устал переживать. Если бы у меня было хотя бы немного сил, возможно, я смог бы что-нибудь изменить, но я ничего не мог. Поэтому я отключился от всего и занялся тем, что всегда получалось у меня лучше. Так можно было не замечать твоих все еще горящих, любящих глаз. Печального Хидэ, понурого Пату, и Хиса который выглядел, как маленький растерянный мальчик. Тоши! Ты доволен? Неужели даже это не остановило тебя? Ты все-таки позволил этому случиться. А я до последней минуты не верил в распад, до последней секунды надеялся, что все еще можно что-нибудь изменить. Но все было кончено. Я больше никогда не смогу быть прежним. Сходить с ума на сцене, бегать с тобой наперегонки, слушать, как звучит твой голос и весь огромный зал подпевает тебе мои слова. Ты лишил меня всего этого. Что-то не так, я чувствую себя неуютно. Шинья смотрит на меня. Пусть смотрит, здесь не на что больше смотреть... Я поднимаю глаза... Черт! У него такой взгляд... Я не заслуживаю этого взгляда. Не надо ТАК на меня смотреть. Глупый мальчишка, меня не за что любить. Можно любить мою музыку, можно любить то, что я делаю, но нельзя любить меня, потому что я сам не умею любить. Я вспоминаю твой взгляд. Мне всегда было очень неуютно от твоего взгляда. В нем было столько преданности, столько нежности и столько... любви. Я никогда не мог ответить тебе тем же. Я бы никогда не смог любить тебя так, как ты этого заслуживаешь. Я все еще никак не могу привыкнуть к тому, что тебя нет рядом. Я влюблялся и любил, разочаровывался и меня разочаровывали, я бросал, меня тоже бросали. Все эти люди, они могли меня бросать, я ждал от них этого, я был готов к этому, но ты... я думал, ты будешь со мной всегда. А вчера мне вдруг стало страшно. Я сидел в студии и вдруг услышал твой голос прямо над моим ухом. "Йо-чан...". Я вздрогнул от неожиданности и обрадовался тому, что ты здесь, рядом. Я обернулся и понял - это была лишь иллюзия. Мне захотелось плакать. Я до сих пор слышу твой голос... Возможно, я медленно теряю рассудок. Я все еще блуждаю в поисках совершенства, я пытаюсь достичь его в музыке. Как и прежде, тысячи мелодий звучат в моей голове, и слова к ним рождаются все с той же легкостью. Я ищу и нахожу множество голосов для моей музыки, для моих слов, но ни один из них не кажется мне законченным, достаточным, совершенным. Мне все еще нужен твой голос. Только твой голос был по-настоящему моим. Никто и никогда не сможет спеть мои песни так, как я хочу. Никто, кроме тебя...